Высокая ставка - Монтечино Марсель. Страница 16

Под руководством Санто Сэл записал семь синглов со своими песнями на каждой стороне. Одну из них и вспомнила Хеди в тот день в баре «Спортивная жизнь», эта песня вошла в лучшую десятку Нью-Орлеана и прилегающих окрестностей. И все. И ничего больше. Ни одна из его песен никогда-никогда после этого не входила в хит-парады. И не потому, что Санто не пытался, не прилагал усилий, не подгонял пластинки Д'Аморе под плавные мелодии южной Луизианы. Он подписывал контракты на выступления Сэла с его зажигательными песнями. На концертах всех гастролеров, приезжающих в город по воскресеньям, Сэл выступал по крайней мере в дюжине мест — на танцах, шоу, ночных клубах, — Санто лично развозил его на своем большом белом «эльдорадо» и стоял у выхода, покачивая головой в такт музыке, оценивая мастерство Сэла. Когда песня «Ты — все, что мне нужно» вошла в местный хит-парад, Санто взял пластинку, несколько журнальных фотографий Сэла и собрался в Нью-Йорк, сказав Сэлу, что зайдет к своим партнерам, с которыми работал в лучшие времена. Вернулся он через неделю мрачнее тучи, с плотно сжатыми губами и не пожелал ни о чем рассказывать.

После этого в клубе «Касабланка» на углу Бурбон-стрит и у Ибервиль появилась возможность подписать контракт, так как солиста из тамошней группы арестовали за торговлю героином, и Санто посоветовал Сэлу собрать музыкантов и организовать свою группу. Сэл, никогда не перечащий своему менеджеру, собрал старых друзей, с которыми играл в «Гангстерах», они недельку порепетировали, и уже через месяц толпа их поклонников не вмешалась в «Касабланку», толкаясь у входа и мешая дорожному движению. Сэл был местной знаменитостью. Постоянно окруженный веселыми компаниями и влюбленными женщинами, он и не подозревал, что в его звукозаписывающей карьере наступил застой, как в луизианской сточной канаве. Санто это, разумеется, знал, но не обсуждал с Сэлом, не позволял ему взглянуть правде в глаза. Работа в ночных клубах была не музыкальным бизнесом, а всего лишь ресторанным. Так можно было только состариться. Иногда, хмурым утром после концерта в «Кинг румз» или в «Бизи Би» Санто предлагал Сэлу съездить посмотреть, что творится в Нью-Йорке или в Лос-Анджелесе, который становился тогда центром звукозаписывающей индустрии. Много раз он просил Сэла написать несколько новых мелодий и отвести их на побережье, посмотреть, на что он способен. Молодость быстро проходит. Пока не поздно, надо использовать все возможности, посмотреть мир, раздвинуть его границы. Сэл улыбался во весь рот, набитый печеньем или конфетами, кивал на очередную милашку, неизменно висевшую на его руке, и говорил: «Санто! Бросить моих поклонниц? Никогда!» Все весело смеялись, а Санто возобновлял этот разговор не раньше чем через полгода.

Как раз в то время Санто впервые увидел Кэт Балу в клубе «Фулз Раш», и приоритеты его жизни резко изменились. Интерес к карьере Сэла, точнее, к тому, что от нее осталось, заметно угас. Теперь Санто занимался устройством собственной жизни, своим будущим. Он больше не советовал Сэлу ездить по другим городам и уделял работе с ним гораздо меньше времени.

Он больше не был наставником, полным идей, хотя время от времени доставал Сэлу ангажемент на разовое выступление в каком-нибудь клубе или на промышленной выставке.

Добившись расположения Кэт и женившись на ней, Санто Пекораро отошел от дел, скорее с радостью, чем с неудовольствием, и занялся ангажементами. Он оставил свою мечту стать белым Берри Горди и резонно решил довольствоваться работой с идиотскими клоунами, стриптизершами и бездарными музыкантами. Кэти родила ему подряд троих сыновей, после чего у нее начались выкидыши. И конечно, к этому времени неуловимое, необъяснимое волшебство популярности в ночных клубах, ресторанах, телевизионных программах, это витающее в воздухе и приносящее прибыль волшебство стало испаряться, и толпы в «Касабланке» становились все меньше и меньше, пока не исчезли совсем. В будние дни в клубе почти не было зрителей, а по выходным его в основном посещали туристы из Де-Мойна, Солт-Лейк-Сити, Киото. Автобусы подъезжали прямо к дверям клуба, и водители загоняли туда туристов, как стадо овец. Им показывали знаменитое стриптиз-шоу Бурбон-стрит, традиционный, диксиленд, исполняемый несколькими старыми неграми, а напоследок предлагали послушать старый добрый нью-орлеанский фанк в его новом варианте. Это не мешало особо бессердечным туристам выкрикивать Сэлу свои заявки на исполнение какой-нибудь популярной песни. И когда Сэл за один вечер спел песню «Разве он не подлец?» четыре или пять раз, то впервые осознал, что что-то не так. Но было уже слишком поздно.

Почти в то же самое время у Сэла появился интерес к немолодым состоятельным женщинам и тотализатору. Он ставил сорок против одного. Отец его был заядлым игроком, если можно назвать заядлым игрока, делающего двухдолларовую ставку. Сэл теперь предпочитал женщин богатых. Он пришел к этому путем долгих размышлений. Женщинам он нравится. Очень нравится. А у них бывают деньги. И немалые. Чаще, чем у молодых. И он начал волочиться за немолодыми женщинами. Боже, надо же что-то делать! Ему уже двадцать шесть, для шоу-бизнеса многовато. Четыре последних года он провел в настоящей дыре, Санто был его менеджером на протяжении десяти лет, казалось, лучшие годы позади. В двадцать шесть лет! Именно так он все объяснил Руфь Валлачински, первой немолодой женщине, с которой закрутил роман. Она была маленькая, толстая и по какой-то непонятной Сэлу причине любила заниматься сексом перед огромным зеркалом.

Она посоветовала Сэлу сменить менеджера. Но Сэл долго не соглашался, как пациент, который знает, что болезнь неизлечима, но не может проглотить лекарство. Что он будет делать без Санто? Санто для него больше, чем родной отец, вечно пьяный или обкурившийся.

— Слушай, — говорила Руфь. — Я буду твоим менеджером. Ты уже знаешь, как хорошо я могу тобой управлять. — И они смеялись словно дети. — Серьезно, — настаивала она, знавшая всех деятелей шоу-бизнеса в Нью-Йорке. Деятелей театра. Деятелей звукозаписи. Деятелей телевидения. Всех этих влиятельных евреев из Манхэттена, которые управляют индустрией развлечений. Она покрутится среди них, проведет переговоры, разрекламирует его. Она рождена для этого. Разве она не из Манхэттена? Разве ее там не знают? Конечно, придется вложить капитал в этот продукт, как она говорила, чтобы сгладить все шероховатости. Чтобы сделать его презентабельным для нью-йоркской публики. Новые костюмы, новые фотографии, кое-какие предварительные мероприятия. Может быть, какое-нибудь шоу, подготовленное специально для Сэла, чтобы раскрыть все его таланты.

— Тебе нельзя ехать в Нью-Йорк недоделанным, ты сам понимаешь, хотя к тебе это и не относится, дорогой. — Она рассмеялась. Смех у нее был грудной, низкий. — В общем-то ты в порядке, но Бродвей тебе не Бурбон-стрит. Совсем даже не Бурбон-стрит. Непрофессионала они сожрут с потрохами, милый. — Она улыбалась ему. — Подумай, как здорово звучит: Нью-Йорк, а вот и Сэл Д'Аморе со своим менеджером Руфь Валлачински. Какой дуэт! Какая пара! Весь город на уши встанет. На уши. Вот так, дорогой, проведи языком здесь, лизни меня, Сэл. Поверни немного голову, малыш, а то я не вижу. Я хочу посмотреть!

Сэл выполнял каждое ее желание, а потом набрасывался на нее, на ее пышное тело. Руфь объявила, что возвращается в Нью-Йорк и там поговорит с юристами, подготовит все предварительные контракты. «Все должно быть оформлено, милый. Не зря же я еврейка». И пока ее не было, Сэл собрал все свое мужество и пришел сюда, к Санто, в этот самый кабинет, и сделал то, что считал нужным. Он очень терпеливо объяснял Санто, что вместе они уже сделали все, что могли, что времена меняются, и шоу-бизнес тоже, что ему нужен кто-то со свежими перспективами, с капиталом, чтобы вложить его в «продукт», и так далее и тому подобное. Выслушав Сэла, Санто даже обрадовался такому повороту событий. Он больше не в ответе за Сэла. За его карьеру. За его провал.

Сэл возвращался домой, напевая под нос, с необычайной легкостью на сердце. Перед ним была жаркая, влажная Эспланаде-авеню. Весь мир был перед ним, как растянувшаяся в постели блондинка. Казалось, лошадь, на которую он поставил пятнадцать против одного, рвется к финишу, на десять корпусов впереди остальных. Нью-Йорк, Нью-Йорк. Город такой великий, что его название следует повторять дважды. Улицы вымощены золотом, как говорили сицилийцам дома. Новый чертов Йорк. Сэл столько слышал о нем. Гринвич-Виллидж, Бродвей, Пятьдесят вторая улица, где девятнадцатилетний Майлз пытался завоевать славу Берда. Пеппермаунт-Лодж, где был изобретен твист. Сентрал-парк, Виллидж-Вангард. Впервые в жизни он будет делать все по высшему разряду. Никаких забегаловок на площади Таймс. Никаких ночевок на автобусных остановках, о которых ему рассказывали нью-орлеанские ребята. Нет уж, Руфь говорила, что у нее квартира на Пятой авеню. Авеню с окнами на пруд. Впрочем, не все ли равно. Весь город будет у его ног, а потом, когда богатые евреи услышат его песни, они станут в очередь, чтобы подписать с ним контракт, предложат ему мешки с деньгами, лимузины, наконец, своих женщин. Уж об этом-то он позаботится. Руфь должна понять, что их отношения будут чисто деловыми. И она поймет. Он уверен. Боже, эти женщины станут виснуть у него на шее. У рок-звезды должен быть определенный имидж. И такая толстая, неуклюжая любовница, как Руфь, хоть она и менеджер, не вписывается в этот имидж. К тому же что значит редкий секс между двумя друзьями? Особенно если эти друзья собираются переписать музыкальную историю шоу-бизнеса. Его слава превзойдет «Битлз». Никак не меньше. А Руфь станет его Брайаном Эпстайном. Его полковником Томом Паркером. Она откроет перед ним все двери на Олимп. Лестница в рай. Весь мир услышит его музыку. Танцуя под нее, даже не знающие английского будут подпевать. Женщины в далекой России станут сходить по нему с ума. Незнакомые девушки украсят стены плакатами с его изображением и будут мечтать перед сном о сексе с ним. Его песни полюбят миллионы людей. Миллионы.