Срази и спаси! - Мур Джон. Страница 15
Принц кивнул:
— И еще с тебя потребовали отдельной доплаты за кабель. А вот как насчет Грааля? Одно вранье, или что?
Мандельбаум сунул трубку в рот, затянулся и поразмыслил. Потом сказал:
— Обряды с Граалем составляли важную сторону древних культов плодородия. И некоторые древние жрецы обладали внушительной магической силой, хотя в те времена употреблялась она весьма примитивно. Однако, юный сеньор, легенды, изучая которые Злая Королева попыталась выследить именно этот грааль, дошли до нас сквозь туманы доисторических времен. И даже если бы одна из этих реликвий и правда уцелела до наших дней, сохранить она могла лишь следы своей магической силы.
— Иными словами, — сказал Энн, — если мы и найдем этот грааль, он будет бесполезен?
Мандельбаум снова поразмыслил, мягко попыхивая трубкой.
— Необязательно. Он способен оказать скрытое воздействие на почву. Пустоши не превратятся в тучные нивы, но кумулятивный эффект на протяжении долгого срока может оказаться благодетельным. При условии, что Граалем будет правильно управлять истинно мудрый муж.
— Или женщина, — сказала Энн и закусила губу, точно выдала важную тайну.
Мандельбаум улыбнулся ей многозначительной улыбкой:
— Боюсь, что нет. Символически грааль связан с женским началом. Поэтому только мужчина, Король-Рыболов, способен овладеть Граалем и высвободить его магическую силу. А вот волшебная палочка, например, или магический жезл символизируют мужское начало, и потому ими может пользоваться женщина.
— Не понимаю, — сказала Энн, — Почему так?
— Символизм, — изрек Мандельбаум, — основа всякой магии. Сейчас мы говорим о символах плодородия. Чаша — женское начало. И требуется мужчина, чтобы ее сила высвободилась. Жезл — мужское начало, и требуется женщина, чтобы высвободить его силу.
— Но тогда неизбежно встает вопрос: почему именно чаша — женский символ, а жезл — мужской?
— Ах, право! — сказал Мандельбаум с раздражением. — Чаша знаменует женское начало потому, что символизирует… э… то есть она вместилище для мужского… э… — Энн уставилась на него как завороженная. — Жезл символизирует мужской… э ну, право же! Венделл, ты понимаешь, о чем я говорю, не правда ли?
— Нет, но раз вы говорите, что это так, я вам верю, — твердо ответил паж.
— Принц Шарм, уж вы-то понимаете, почему чаша — символ женщины, а жезл — мужчины?
— Э… честно говоря, нет. Но послушайте. Терновая изгородь разрасталась с быстротой лесного пожара. Она чуть не сожрала меня заживо. Значит, этот Грааль сохранил еще много магии даже для того, чтобы питать терновник.
Мандельбаум тем временем ворчал что-то об упадке высоких искусств, но при этих словах поднял голову и заявил категорически:
— Древний Грааль никоим образом не мог взрастить описанную вами изгородь. Это магия очень сильная, и применили ее совсем недавно. Без сомнения, еще на памяти некоторых посетителей этого трактира. Не сомневаюсь, нам стоит порасспрашивать, и мы узнаем ответ на эту загадку.
— Принц Шарм!
Громовой голос провозгласил это имя на всю залу, и гул разговоров в ней разом оборвался. Все головы повернулись, все глаза впились в столик Шарма.
Принц вздохнул:
— Похоже, настало время для автографов!
— А, так, значит, ты — великий принц Шарм! — Голос принадлежал дюжему детине, больше всего смахивающему на медведя, смуглому и темноглазому, одетому в меха и кожу. С его пояса свисал короткий меч римского образца, через плечо был перекинут самого зловещего вида арбалет из темного дерева и металла, выкрашенный черной краской. Носки сапог загибались кверху, каблуки с медными подковками оставляли царапины на половицах, пока он вразвалку шел через залу. Повскакавшие со стульев посетители внезапно предпочли прижаться к стенам, чтобы не оказаться у него на дороге, а потом следить за назревающей схваткой с наиболее удобных позиций. Деревенские старцы собрали костяшки домино и откинулись на спинки. Их глаза выжидающе поглядывали из-под серебряных прядей.
— Великий принц Шарм! — повторил забияка голосом, просто источавшим вызов. — На мой взгляд, ты что-то мелковат.
— Наверное, он забыл свой альбом для автографов дома, — заметил Венделл.
— Тем лучше, — отозвался Шарм, — со мной ведь не то что лебединого, а и гусиного пера нет.
Он встал и с приветливой улыбкой приблизился к незнакомцу, держа руку далеко в стороне от меча. Шарм отнюдь не выглядел коротышкой, напротив, его рост заметно превышал средний, а сложен принц был атлетически. Но бахвал высился над ним на добрых шесть дюймов, а его плечам позавидовал бы и бык. Будь в толпе любители пари, Шарма явно не сочли бы фаворитом.
— Ах, Венделл! — шепнула Энн. — Они ведь не станут драться?
— Надеюсь, что нет, — ответил паж. — Терпеть не могу, когда принц приканчивает кого-нибудь перед обедом.
— Медведь Макаллистер! — сказал принц.
Детина изумленно уставился на него:
— Ты знаешь, как меня зовут?
— Видел тебя на состязаниях в прошлом году. Насколько помню, ты показал себя редким арбалетчиком.
— Лучше меня нет ни в чем! — похвастал Медведь. — Я был самым лучшим тогда, а теперь стал еще лучше. Побью любого в поединке, с оружием или без. Я выходил победителем во всех королевствах, от Иллирии до Арондела. И все-таки до сих пор люди отказывают мне в почтении, которое я заслуживаю. Даже тут, в моей родной деревне, мне постоянно приходится колошматить тех, кто не уступает мне дорогу. И знаешь почему?
— Потому что ты подонок, — беззвучно вставила Энн.
— Потому что у меня нет репутации, — съязвил Медведь. — Потому что шайка льстивых писцов не превозносит меня по всем углам королевства и подкупленные барды не распевают баллады о моих славных подвигах, написанные под мою диктовку. У меня же нет ничего, кроме истинных фактов, доказывающих мое превосходство. А факты куда тяжелее на подъем, чем выдумки.
— Жизнь — жестокая штука.
— При всем при том, — продолжал Медведь, — предположим, я повстречаю какого-нибудь из этих воспетых и перевоспетых картонных геройчиков, и предположим, я возьму над ним верх в единоборстве. Вот это станет сказанием, которое будут повторять и повторять. — Он хитро ухмыльнулся, показав два ряда желтоватых зубов. Кулаки, величиной с хороший окорок, сжимались и разжимались.
— У тебя яблока не найдется? — спросил принц. Таких слов Медведь никак не ожидал. Как, впрочем, и все в зале. Даже Венделл был ошарашен.
— У кого-нибудь тут есть яблоко?
— Нет, — буркнул Медведь, остальные продолжали молча пялиться на них.
— Венделл!
Венделл пожал плечами и сбегал на кухню за яблоком. Он протянул яблоко Шарму, сопроводив румяный плод вопросительным взглядом. Шарм подмигнул ему, прошел через залу, положил яблоко себе на макушку и прислонился к стене, небрежно заложив большие пальцы за пояс.
— Ну-ка, Медведь, посмотрим, насколько ты хорош, если без прикрас.
Медведь пожевал щеку изнутри и снял с плеча арбалет.
— Ты про это?
— Совершенно верно. Такой выстрел для тебя должен быть сущим пустяком.
— Ты хочешь, чтобы стрелой из этого арбалета я сбил яблоко с твоей головы?
— Ну, если ты думаешь, что не сумеешь…
Медведь заворочал нижней челюстью. Он понимал, что это хитрость, но вот какая? И обвел взглядом залу. Все глаза были устремлены на него. Он вложил деревянную стрелу в желоб арбалета и медленно оттянул тетиву с помощью рычажка, который протяжно поскрипывал.
— Я-то готов. А вот ты самонадеянный молокосос и позер, верно?
— О, я бы так не сказал. Я ведь видел, как на том состязании ты попадал в медные монеты с расстояния вчетверо длиннее этого.
Некоторые зрители согласно закивали. Энн вцепилась в рукав Мандельбаума:
— Мандельбаум! Он его застрелит!
— Этого он никак не может. Если Макаллистер убьет Шарма, это будет означать, что он промазал по легкой мишени. И вот тогда он обзаведется репутацией человека, убившего принца по неумению. Репутацией неумехи. А этого он хочет меньше всего. Выхватить меч и напасть он тоже не может. Все сочтут, что он испугался испытания, которое предложил ему Шарм.