В твоих пылких объятиях - Мур Маргарет. Страница 36

Когда он попытался притянуть ее к себе, чтобы, в свою очередь, ее поцеловать, она ухватила его за запястья и засунула его ладони под подушку.

– Я же сказала тебе: лежи смирно! Теперь я – главная.

Кто, в конце концов, выиграл пари, а?

Она говорила об интимном так просто и естественно, но в то же время с таким глубоким пониманием человеческой природы и свойственных человеку желаний, что Ричарду оставалось только изумляться. Подобной женщины – наивной и в то же время умной и рассудительной, нежной и огненно-страстной, робкой и бесстыдной одновременно – ему еще встречать не приходилось. Кроме того, ни одна женщина, оказавшись с ним в постели, не пыталась проявлять инициативу и играть во время близости с ним главенствующую роль.

Да он бы и не позволил этого – никому, кроме Элиссы.

Душа и тело Элиссы – и это было ему ясно как день – прямо на его глазах раскрепощались и обретали свободу. Ричард радовался этому и, невольно поддаваясь влиянию Элиссы, сам начинал чувствовать себя более раскрепощенным и свободным, чем прежде. Это было обретением какой-то новой, неведомой ему до появления Элиссы степени внутренней свободы.

В одно мгновение осознав все это, Ричард пришел к выводу, что Элиссе мешать не стоит, и, распластавшись на спине, замер без движения и стал ждать, что будет дальше.

А дальше последовала такая волна огненных поцелуев и влажных ласк языком по груди и животу, что он едва не задохнулся от желания немедленной близости.

Неожиданно она с него слезла.

– Сядь, Ричард, прошу тебя.

– Что такое? – прошептал он, не веря своим ушам.

– Я прошу тебя сесть на постели, вот и все.

Что и говорить, Ричард был разочарован. Не этого он ждал от своей начинавшей, как ему казалось, входить во вкус чувственной любви женушки. Тем не менее, никак не выказав Элиссе своего неудовольствия, он подчинился.

– Однажды я видела картинку, которую не могу забыть до сих пор. Надеюсь, то, что я собираюсь проделать, не вызовет у тебя отвращения…

Ричард в предвкушении затаил дыхание. Элисса села ему на колени и обхватила ногами его талию. Приподнявшись и чуть подавшись вперед, она сама направила его в свое горячее лоно, а потом на него опустилась. Теперь они находились в пугающей близости друг от друга и смотрели друг другу в глаза. Ричард приник к ее губам ртом и начал медленно двигаться в ее теле, испытывая невероятные, неизведанные им прежде ощущения, которые нахлынули на него подобно морскому прибою и накрыли его с головой.

По мере того как их совместные движения становились все более быстрыми и слаженными, дыхание у них учащалось и становилось все более шумным.

– Да! Ричард, да! – вскрикивала Элисса, когда он целовал ее в подбородок, в шею или в ушко. Ричард удваивал усилия, все глубже проникая в ее тело. – Только не останавливайся, не останавливайся, очень тебя прошу! – стонала она.

Этому пожеланию он не смог бы не подчиниться, даже если бы и захотел.

Очень скоро они почувствовали, как копившееся у них внутри возбуждение стало настоятельно требовать выхода. Они тесно сомкнули объятия и, готовясь пережить пик наслаждения, превратились в одно целое. Но заветный момент настиг их неожиданно, как вспышка молнии в летнюю грозу. Они разом вздрогнули и запрокинули головы, криком выражая свою радость.

– Знаешь что, Ричард?

– Что? – выдохнул он, прижимая к себе ее нагое тело.

– Мне нравятся твои игры. Ричард негромко засмеялся:

– А мне понравилось тебе проигрывать.

На следующее утро Элисса расположилась в небольшой комнате на первом этаже, которую она называла своим кабинетом. Этот кабинетик площадью в несколько квадратных ярдов был отделан панелями из светлого дуба и почти целиком заставлен деревянными стеллажами, на которых хранились конторские книги и всевозможные документы.

Единственное окно в кабинете выходило на задний двор и позволяло созерцать одноэтажное каменное строение конюшни.

Элисса протерла глаза, зевнула и в который уже раз попыталась сосредоточиться на пестревших цифрами записях в бухгалтерской книге, лежавшей перед ней на столе. Почерку нее, что греха таить, был неразборчивый. К тому же в последний раз, когда она открывала книгу и делала в ней записи, она забыла промокнуть страницу и теперь в этом. – месте расплылось большое чернильное пятно.

Хотя Элисса временами улыбалась, вспоминая о том, что произошло ночью, владевшее ею утомление отнюдь не помогало ей в работе.

Откинувшись на спинку стула и потянувшись, она подумала, что если бы до брака с Ричардом кто-нибудь ей сказал, какое огромное счастье могут приносить супружеские отношения, она бы в жизни в это не поверила. Еще раз зевнув, она склонила голову и снова погрузилась в изучение своего гроссбуха, как вдруг послышался шорох и она повернулась к двери. На пороге стоял Ричард. На его красивом лице ясно читалось недоумение.

– Ну, что случилось?

Ричард боком протиснулся в крохотную комнатушку, где не хватало места даже для второго стола, и сказал:

– Никак не пойму, на каком языке разговаривают эти люди.

Элисса быстро захлопнула книгу, чтобы Ричард не увидел ее каракули.

– Какие еще люди?

– Да слуги же!

– На английском, разумеется.

– Даже те, что работают на конюшне?

– Даже те, что работают на конюшне, – сказала Элисса, не понимая, к чему он клонит.

– Никогда бы не подумал… Когда я задал им вопрос, они посмотрели на меня как на умалишенного и промолчали.

Ричард взял со стола перо, которым Элисса вела записи, и принялся с рассеянным видом разглядывать его плохо заточенный кончик.

– Быть может, все дело в вопросе, который ты задал? – высказала предположение Элисса, подавив неожиданно возникшее у нее желание отобрать у Ричарда свое перо. – Что ты хотел у них узнать?

Ричард положил перо на стол и посмотрел на жену.

– Просто спросил, какую лошадь я могу взять, чтобы поехать на верховую прогулку.

– И они ничего не ответили?

– Молчали как рыбы. Сначала, правда, посмотрели друг на друга, потом на меня, потом снова друг на друга – и так несколько раз, – сказал Ричард и, придав лицу дурацкое выражение, принялся вертеть во все стороны головой, изображая молчавших конюхов. – Потом, закончив игру в гляделки, они переключили внимание на потолок и стены конюшни, как будто ответ на мой немудреный вопрос мог неожиданно проступить там. Когда с разглядыванием стен было покончено, – продолжил с саркастической улыбкой Ричард, – твой грум, который, на мой взгляд, больше походит на жирного быка, чем на услужливого юнца, каким ему следовало бы быть, пробормотал в ответ нечто невразумительное. Единственное, что я разобрал из его бормотанья, было слово «мистрис», из чего я заключил, что он порекомендовал мне обратиться с этим вопросом к тебе.

– Это ты правильно заключил, – сказала Элисса, делая над собой усилие, чтобы не улыбнуться.

– В таком случае, мадам, скажите мне, какой лошадью может воспользоваться ваш муж? – спросил Ричард. – Быть может, я могу взять черного жеребца или соловую кобылку, у которой такая ровная рысь, что, катаясь на ней, можно уснуть? Или прикажете мне воспользоваться услугами пони, который попросту для меня маловат? Так кого же из них может оседлать ваш муж, мадам, кого?

– Зря ты сердишься, Ричард. Просто слуги проявляют осторожность, – объяснила Элисса. – Тебя они не знают, зато отлично изучили меня, а я, к твоему сведению, когда мне что-то не нравится, прихожу в неистовство и начинаю на всех кидаться.

– Ну, об этом-то я знаю. Имел уже возможность испытать твой гнев на себе.

– В таком случае ты должен понимать, почему конюхи медлили с ответом. Они боялись, что, если они допустят ошибку, я буду на них гневаться. – Элисса усмехнулась. – Надо признать, с тех пор как умер Уильям, я демонстрировала свои крутой нрав куда чаще, чем это было необходимо. Как ни странно, по этой причине меня стали больше уважать – и не только слуги, но и жители округи.