В твоих пылких объятиях - Мур Маргарет. Страница 39

Элисса интуитивно все это понимала, но не знала, понимает ли это ее муж. Взглянув на него, она подивилась его спокойствию: он был собран, скептически настроен по отношению ко всему, а в глазах его, как это часто бывало, когда он общался с людьми, которых не уважал, затаилась усмешка.

«Как он спокоен, даже удивительно! – подумала Элисса. – Неужели он не чувствует угрозу, которая исходит от находящихся в зале мужчин?»

– Убей меня Бог, если это не сэр Джон Норберт! – неожиданно вскричал Ричард, устремляясь через весь зал к тучному мужчине, сидевшему на диванчике у стены. – Мы не виделись с вами, должно быть, целую вечность!

Сэр Джон покраснел как рак и, отдуваясь, произнес:

– А, Ричард Блайт! Вернулись, значит?

– Вернулся, как видите, – с пафосом ответил Ричард, отвешивая ему изящный поклон. – Чтобы, так сказать, припасть к земле предков и вкусить от чудодейственного источника, делавшего представителей моего рода мудрыми в совете и храбрыми в бою. Уверен, сэр Джон, что все эти годы вам очень меня недоставало.

Элисса беспомощно смотрела то на своего мужа, то на сэра Джона, чье лицо с каждой минутой все больше наливалось кровью.

– Неужели я воочию вижу перед собой то самое очаровательное создание, чьи прелести заставили вас, сэр Джон, отказаться от беззаботной холостяцкой жизни? – воскликнул Ричард, обращаясь теперь к супруге сэра Джона, такой же полной, как и ее муж, женщине, одетой в дорогое, усыпанное драгоценными камнями платье.

– Да… хм… это она самая и есть, – пробормотал сэр Джон, чуждый изящной словесности. – Алисия, дорогая, ты помнишь Ричарда Блайта?

– Лорда Доверкорта, с вашего позволения, – с любезной улыбкой поправил толстяка Ричард.

Сэр Джон откашлялся.

– Да… хм… лорда Доверкорта.

– Боже мой! Что это за нимфы рядом с вами? – осведомился Ричард, устремляя взгляд на дочерей сэра Джона, выстроившихся в ряд за спиной у родителей.

Элисса поторопилась прийти на помощь девушкам и по очереди представила их Ричарду.

Клодия, самая старшая и самая добрая, обладала, к сожалению, некоторым физическим изъяном – один глаз у нее косил, по причине чего у нее вошло в привычку смотреть на собеседника только одним глазом, а другой, косивший, жмурить. Ливию можно было бы с полным основанием назвать красой благородного семейства, если бы не ее улыбка, которой явно недоставало искренности. Антония была бесцветна и простовата, но при этом грешила тщеславием и думала исключительно о своей внешности и о нарядах, наивно полагая, что она – эталон женской привлекательности и ей ничего не стоит свести с ума любого мужчину в округе Оустона.

Вот и теперь, увидев перед собой Ричарда, она так часто заморгала, что можно было подумать, будто в глаз ей попала соринка.

– Ваш покорный слуга, милые леди, – сказал Ричард и поклонился.

Поскольку мистера Седжмора нигде не было видно, Элисса решила представить мужу гостей своего соседа сама. Все шло как по маслу, пока она не подошла к дородному, средних лет джентльмену в кудрявом парике, кружевном жабо и лимонно-желтом камзоле.

– Позвольте, милорд, представить вам мистера… – бодро начала она, но потом смешалась, покраснела и вдруг почувствовала, что может сию минуту допустить какую-нибудь чудовищную бестактность – начать, к примеру, неприлично хихикать.

– Ага! Должно быть, вы и есть тот самый мистер Эсси, о котором я уже порядком наслышан, – сказал Ричард, приходя на помощь жене. – Очень рад встрече, сэр, очень. Какая у вас, однако, необычная фамилия. Французская, должно быть?

Широкое простецкое лицо мистера Эсси расплылось в счастливой улыбке.

– Так оно и есть, милорд, так оно и есть – французская.

– Надо же! Остается только выяснить, как в эти края занесло вашего предка-француза – ведь должно же быть какое-то объяснение этому феномену! Уверен, что под всем этим кроется какая-то романтическая история, – доброжелательно глядя на мистера Эсси, произнес Ричард.

Сделав затем шаг в сторону, он едва не столкнулся с Антонией.

– Вы непременно должны рассказать мне о придворной жизни, – затараторила она. – Ну и о короле, разумеется.

Правду ли говорят, что он хорош собой? Неужели он такой же красавец, как вы?

В это мгновение сэр Джон так громко откашлялся, что Элисса едва не подпрыгнула на месте. Антония, однако, не обратила на отцовский кашель ни малейшего внимания. Подступив еще ближе к Ричарду и устремив на него пронизывающий взор, она спросила:

– Ну так как же? Красив король или нет?

– Я считаю, что суждение моей милой женушки в данном случае будет куда более ценным и объективным, чем мое, – произнес Ричард с любезной улыбкой. – В конце концов, кому судить о достоинствах мужчины, как не женщине? Вот если бы вы спросили меня о достоинствах придворных леди – тогда другое дело. Тогда я бы дал вам самый обстоятельный ответ…

– Отлично. Тогда скажите нам, королева такая же… – начала было подоспевшая к ним Ливия.

– Давайте лучше вернемся к вопросу о придворных дамах… – нетерпеливо перебила сестру Антония. – Правду ли говорят, что они все такие уж раскрасавицы?

– Все они чрезвычайно грациозны, уверенно держатся и, естественно, очень хорошо одеваются, – ответил Ричард. – Что же до их красоты, то это, как говорится, дело вкуса, не правда ли?

Некий молодой человек, которому этот разговор показался любопытным, присоединился к их маленькой компании и, прежде чем задать вопрос, с шумом втянул в себя воздух.

– А как леди Кастльмейн? Так ли она прекрасна, как уверяет нас молва?

– Она очень хороша собой, как, впрочем, и все прочие любовницы короля. Но пожалуй, ее главное достоинство – страстность. Огненный темперамент – вот что выгодно отличает ее от большинства других леди – так, во всяком случае, мне кажется.

Ричард, прогуливаясь в окружении маленькой компании по гостиной, приблизился к диванчику, на котором сидели сэр Джон и леди Алисия. Расположившись с ними рядом, он продолжал светский разговор:

– Карл, впрочем, больше всего ценит разнообразие. Из-за его ненасытного темперамента я лишился стольких актрис, что даже не могу вспомнить их всех поименно. Похоже, его величество относится к моему театру, как к собственному гарему. Вы не представляете, как трудно в таких условиях осуществить постановку пьесы. Вот почему, – Ричард выразительно помахал рукой перед носами у своих слушательниц, – я решил оставить сцену и сменить суету столичной жизни на буколические красоты здешнего края. Но разумеется, главную роль в переезде сыграла моя очаровательная женушка.

Элисса слушала его, широко раскрыв глаза.

Что он такое говорит? И как вызывающе себя ведет! Он что, не имеет представления, как нужно держать себя в приличном обществе? Возможно, и этот разговор, и вызывающие манеры вполне уместны в Уайтхолле, но только не здесь, в Оустоне.

Неужели он хочет, чтобы все думали о нем как о растленном типе и сочинителе-дилетанте, как совсем еще недавно думала она сама? Разве он не понимает, что такого рода разговоры и поведение унижают не только его самого, но – даже в большей степени – его жену?

Но нет, он слишком умен, чтобы всего этого не понимать, – тогда зачем он все это затеял?

К сожалению, потребовать у него объяснений сию минуту невозможно – слишком много вокруг людей. Но как только они останутся наедине, она обязательно выяснит, зачем ему понадобилось унижать их обоих, строя из себя жадного до сплетен, говорливого, пустоголового болвана?

– Что и говорить, представление ты устроил грандиозное, – сказала Элисса, когда их экипаж, переваливаясь с кочки на кочку, неторопливо катил к дому по разбитой проселочной дороге. – Даже если бы ты специально поставил перед собой цель вызвать у всех этих людей ненависть к себе, тебе и то не удалось бы достичь большего.

– Хочу отдать должное твоей проницательности, – ответил Ричард, откидываясь на подушки сиденья и складывая на груди руки. – Это действительно было представление. – Он усмехнулся. – Я столько лет провел в театре, что научился различать, на моей стороне публика или нет. Интуитивно я все предвижу заранее, до того как на сцене поднимают занавес. Вот и сегодня я с самого начала знал о том, как настроена публика, то есть все эти представители хорошего общества Оустона, так что лезть вон из кожи, чтобы им понравиться, не имело смысла. Они, не успев меня увидеть, уже имели обо мне совершенно определенное мнение.