Край обетованный - Мураками Харуки. Страница 26

Впрочем, хотя все вроде было спокойно, человеческие отношения в группе никак не складывались. Обычно во главе групп ставили «мастеров», а я был всего лишь «свами». Это более низкий ранг. Положение у меня было непростое – сверху шпыняли, и снизу каждый старался перетянуть на свою сторону. Например, чтобы делать более-менее приличные анимэ, нужно смотреть побольше обыкновенных мультиков, изучать во всех подробностях рабочий процесс. А старшие были против такого. Но если ничего не смотреть, сам ничего толкового сделать не сможешь и получишь от тех же старших нагоняй. И все равно в нашей группе я то и дело слышал: «Зачем ты это смотришь? Ведь Учитель запрещает». Короче, группа мультипликаторов раскололась надвое: тех, кто считал для себя главным работу и старался ее делать лучше, и сторонников «духовного пути», предпочитавших выполнять то, что им говорил Учитель. Ни о каком единстве уже не могло быть и речи.

Была еще одна большая проблема – отношения между мужчинами и женщинами. Нередко люди сходились слишком близко и тайком уходили из братства. Поэтому Асахара в своих проповедях требовал, чтобы женщины-самана не только не приближались к мужчинам, но ненавидели их. Когда такое случалось, мне выпадала роль козла отпущения. Жить в такой атмосфере становилось невыносимо.

Как-то все это не очень похоже на движение к освобождению.

Вы правы. Мое терпение подошло к концу. Я стал подумывать о том, как бы выйти из игры, хотя слишком увяз в этой трясине. Искренне стремился к освобождению, делал все, что в моих силах. На большее я уже был не способен.

Дважды обращался наверх. Писал, что не могу больше быть в «Аум». Это было, по-моему, в 92-м. Мои прошения передали Мураи и еще кому-то из старших. Они стали меня уговаривать, и вся эта история тянулась дальше…

А смогли бы вы адаптироваться к внешнему миру, если бы в то время покинули «Аум»?

Как сказать?.. Сейчас я уже плохо помню, на каком уровне мыслил тогда, но одно могу сказать точно: став послушником, я начал смотреть на мир другими глазами. Передо мной открылась пестрая, разномастная картина – самый разный народ. Таких людей мне еще встречать не приходилось. Выходцы из крутой элиты, спортсмены, талантливые художники… И все с такими же человеческими слабостями, что и я.

В подобном окружении я перестал обращать внимание на различия между людьми, к которым прежде относился резко отрицательно, на то, какое у кого образование, и так далее. Все предрассудки куда-то испарились. Я понял, что мы все одинаковые, что преуспевающие люди страдают так же, как я. Это стало для меня чрезвычайно ценным уроком.

Самана категорически не принимали внешнего мира, называя людей, живущих обычной жизнью, «непросвещенными», говоря, что им прямая дорога в ад. И вообще в выражениях не стеснялись. Самана, например, не стал бы переживать, если бы въехал на своем автомобиле в машину простого смертного. Ведь ему открыта истина, и на остальных он смотрит свысока. Что вы хотите? Он рвется к освобождению, и что с того, если на этом пути немного достанется чьей-то машине? Мне казалось, это уже чересчур. Что ни говори, а насмехаться над другими людьми, обливать их презрением совершенно ни к чему. Я мог предъявить собственный счет этому миру, где мне тоже много чего не нравилось, но, насмотревшись на все это, я, наоборот, решил: «Хватит!» Такой неприязни, как раньше, у меня уже не было.

Это интересно. Обычно у людей, связавших своя с каким-то культом, проявления, о которых вы говорите, становятся все более ярко выраженными. Вам же удалось их избежать.

Может быть, здесь свою роль сыграл мой неудачный опыт временной руководящей работы {смеется). Мультипликаторов прикрыли в 1994 году. Пригласили членов группы в актовый зал и сообщили, что теперь мы будем помогать научной группе. Ее потом переименовали в Министерство науки и техники. Там срочно потребовались сварщики, и наверху решили, что раз наша прежняя работа была тонкая, ручная – значит, с новой мы тоже справимся. Услышав это, я чуть не лишился дара речи. Все-таки анимэ – это одно, а сварка – совсем другое.

Я понятия не имел, для чего им понадобилась сварка. Но перед тем, как заняться этим делом, мне пришлось пройти проверку. Впрочем, не мне одному – всех членов группы анимэ проверяли, чтобы убедиться, что среди них не затесались шпионы. У меня в этой связи возникли сомнения: почему загадочный Асахара не пользуется своими сверхъестественными способностями, чтобы сразу выкорчевать шпионов?

В результате почти все бывшие мультипликаторы переквалифицировались в сварщиков и отправились в Камикуисики. В Сатиаме № 9 делали цистерны и миксеры. Клепали в большом количестве. В сварке, естественно, мы ничего не смыслили, поэтому нас поставили на подсобные работы. Начальство торопило, люди выбивались из сил, но быстрее все равно не получалось. Асахара распорядился завершить все работы к маю 94-го. Цистерны были огромные, на две тонны. Мы гнули металлические листы, придавая им цилиндрическую форму, сваривали в местах соединения, потом поверху приваривали готовые панели. Чтобы такое сотворить, нужен хороший навык. Иначе ничего не получится. Тем не менее все держались молодцом и справлялись с работой весьма неплохо.

Приходилось тяжко. Бывало, работали по шестнадцать часов в сутки. Люди буквально валились с ног, а тут еще с питанием возникли проблемы. Как-то мы просидели без еды целых два дня. Как и следовало ожидать, начались жалобы. Некоторые отказывались выходить на работу. Без привычки мое тело покрылось ссадинами и ожогами. Я ходил с почерневшим лицом, в очках с треснувшими стеклами. Но ни один человек не сбежал, не оставил своего места. «Это все ради спасения. А во имя этого можно и потерпеть», – убеждал я себя.

Через какое-то время меня произвели в «мастера». Наверное, наверху все же оценили, как я командовал группой анимэ и надрывался на сварочных работах. Что значит стать «мастером»? Человеку выдают повязку, курта 76 и говорят: «Давай, действуй!» Только и всего. Однако после этого начинаешь по-другому смотреть на мир. Меня вдруг зауважали приятели, они стали почтительны и вежливы, и я снова подумал, сколь велика разница между «мастерами» и теми, кто стоит ниже.

Теперь для меня открылись двери Сатиама № 7. Этот объект охранялся очень строго, доступ туда имели всего несколько человек. В Сатиаме № 7 стояли те самые наши цистерны. Похоже было на химический завод. Стоило туда войти, как тут же накатывало неприятное, гнетущее чувство. Словами его не передашь. «Что же они собираются здесь делать? » – гадал я, но в голову ничего не приходило. Зал высотой в три этажа, ряд огромных цистерн и непередаваемая вонь. Как будто в одну посуду слили все мыслимые химические реагенты. Свет какой-то зловещий. Все ржавое, на полу лужи. В воздухе непонятный белесый туман. Все, кто там работал, были с подорванным здоровьем. Ходили, пошатываясь, как во сне. «Спят, что ли, мало?» – подумал я, увидев их в первый раз.

Что там происходило на самом деле – об этом оставалось только догадываться, хоть я и видел, сколько на все это тратится денег. Складывалось впечатление, что для «Аум» этот объект – как передовая линия, через которую пролегает путь к спасению. Наблюдать за работой в Сатиаме № 7 могли только люди из узкого круга, я считал большой честью быть в их числе и все равно продолжал ломать голову: «Что бы это значило? На оружие вроде не похоже…»

В 94-м году, как помнится, осенью, там что-то случилось. Я отдыхал после смены на третьем этаже, когда из глубины здания, где стояло оборудование, стал подниматься белый дымок, вроде того, который выделяет сухой лед, когда его бросишь в воду. Парень, сидевший со мной рядом, крикнул: «Бежим отсюда!» – ив панике бросился к выходу. Я втянул в себя немного воздуха – в глазах потемнело, почувствовал острую резь в горле. Запахло какой-то кислотой. Я понял: «Больше здесь оставаться нельзя. Иначе конец!» Опасное было местечко, что ни говори.