Блаженство страсти - Мэтьюз Патриция. Страница 42

«Лихие ковбои» томились от скуки, изнемогали от ожидания, и настроение у всех было прескверное. Полковник Рузвельт вышагивал по палубе, точно голодный тигр в клетке. Нейл с товарищами следили, как он ходит все взад и вперед, взад и вперед, бормоча что-то себе под нос.

Откуда им было знать, что по ночам у себя в каюте Рузвельт изливал свое отчаяние в длинных письмах к Генри Кэботу Лоджу [12]: «Я чувствую, что не гожусь на роль командира этого полка – скорее, мне надо было бы командовать бригадой или дивизией либо взять на себя все, связанное с погрузкой и транспортировкой армии. Это дело удалось бы мне лучше, чем тем людям, чьей непосредственной обязанностью оно является...»

Нейл, глубоко погруженный в свои мысли и не обращавший внимания на остальных «Лихих ковбоев», не заметил и того, что с ним заговорил Прайс. Наконец тот тронул Нейла за плечо.

– Дансер, какого дьявола? Тебя что, загипнотизировал вид набережной? Ты уже несколько дней не сводишь с нее глаз!

Нейл оглянулся, сожалея, что его вывели из мечтательного состояния.

– Какого черта тебе нужно, Прайс? У меня нет настроения болтать с тобой попусту.

Прайс сделал вид, что обижен.

– Болтать попусту, говоришь? Ладно же, за это я не скажу тебе ничего. Так тебе и надо – за то, что говоришь столь неподобающим образом с офицером и джентльменом.

Нейл вздохнул с раздражением. Прайс уже не казался ему таким антипатичным, как когда-то; а в ту ночь и в тот день, когда они готовились к посадке на пароход, он обнаружил, что иногда в обществе Прайса бывает совсем не так противно, особенно когда он не щеголяет своими псевдо-западными словечками и манерами. Хотя Прайс в любой момент мог начать изображать из себя какого-то другого человека, его замечания всегда были полны юмора и время от времени даже проницательны. Даже у толстяка Кейджа с его дурацкими манерами студента последнего курсам лунообразной физиономией были свои хорошие стороны. «А может быть, – кривя губы, подумал Нейл, – это я стал терпимее».

С трудом улыбнувшись, он пренебрежительно осведомился:

– Ладно, дружище офицер и джентльмен, так что же у тебя за срочная новость?

Прайс засмеялся:

– Что могло бы сейчас сделать тебя самым счастливым человеком?

Нейл подумал, что больше всего на свете он хотел бы увидеть Джессику на пристани, узнать, что она по-прежнему любит его и будет ждать. Конечно, он не мог сказать это Прайсу, поэтому ответил словами, которых тот и ждал от него:

– Известие о том, что этот чертов пароход отплывает.

– Точно! – проговорил Прайс с широкой ухмылкой. – Я минуту назад слыхал, что Тедди получил сообщение: залив пуст, и наконец пришел приказ об отбытии. Что ты об этом скажешь? Я сам этого не видел, но Кейдж там был, и он рассказывает, что Тедди, услышав эту новость, исполнил настоящий индейский танец воина. Хотелось бы мне на это посмотреть!

Итак наконец-то к вечеру четырнадцатого июня флот, состоявший из тридцати пяти судов, четырех вспомогательных судов и четырнадцати кораблей конвоя – самый крупный военный флот, когда-либо отплывавший от берегов Америки, – вышел из гавани и взял курс на юго-восток.

Нейл Дансер окинул последним тоскливым взглядом удаляющийся причал, но увидел только трех чернокожих женщин, троих солдат и группу портовых грузчиков, наблюдавших, как они отплывают. Джессика так и не пришла, а он все стоял у перил и смотрел, пока расстояние и сгущавшиеся сумерки не сомкнулись за кормой «Юкатана», подобно занавесу, скрывшему за собой все, что осталось позади.

Когда флот вышел в море, в настроении «Лихих ковбоев» произошли значительные изменения к лучшему.

Полковник Рузвельт писал, что было приятно «плыть к югу по тропическим морям навстречу неведомому». И хотя многие из жителей юго-западных штатов со страхом смотрели на необъятное водное пространство, расстилающееся во всех направлениях, а многие страдали от морской болезни, все были взволнованы предстоящим смелым предприятием, и в предвкушении долгожданной встречи с врагом настроение у всех было приподнятое.

Даже Нейл, чьи мысли по-прежнему наполовину были заняты Джессикой, вскоре заметно повеселел. За время плавания он ближе познакомился со многими «Лихими ковбоями», и, несмотря на тесноту, царившую на пароходе, и ужасное питание, это было неплохое времяпрепровождение.

А потом, ранним утром двадцать второго июня, в поле зрения флота появилась цель их путешествия – Куба. Вскоре «Юкатан» подошел к берегу, и поступил приказ о высадке.

Вокруг царила суматоха, и Нейл, собиравший свои вещи, был охвачен сложными чувствами. С одной стороны, он кипел от возбуждения, рвался в бой, стремился навстречу врагу. А с другой стороны, раздумывал о несчастном случае, происшедшем в Тампе, когда взорвалась пушка. Он вспомнил оторванные и окровавленные конечности, лица, искаженные мукой. Очень может быть, что он умрет здесь, на этой чужой земле. Очень может быть, что он никогда не увидит ни Джессики, ни своих родителей.

Но молодой лейтенант решил, что не время размышлять о подобных вещах. Сосредоточившись на своем занятии, Нейл Дансер быстро собрал немногочисленные солдатские пожитки и присоединился к офицерам, стоявшим на палубе, страстно желая поскорее покинуть борт парохода и снова оказаться на твердой земле.

Но уже совсем готовые сойти на берег, они опять вынуждены были ждать. Высадка, так же как и все остальное в этой довольно комической войне, происходила в страшной неразберихе.

Однако «Лихим ковбоям» повезло больше, чем всем остальным. Они входили в бригаду под командованием бригадного генерала Янга, который обещал показать им, что такое битва, а генерал Янг был хорошим другом генерал-майора Джозефа Уилера, командующего кавалерией, Уилер сделал все, что мог, чтобы подразделения Янга – Вудбери – Рузвельта высадились поскорее.

Вскоре Нейл, Прайс и Кейдж сели в маленький десантный катер, и через несколько минут он уже мчался навстречу полосе мощного прибоя, а офицерские лошади, которых спустили за борт, с тем чтобы они добирались до берега собственными силами, с трудом плыли рядом с катером. Нейл не видел своего коня, Экскелибера, зато видел дико вытаращенные глаза другой лошади, отчаянно пытавшейся удержать голову над водой, и отвел взгляд.

– Это черт знает что такое – так обращаться с хорошей лошадью, – прокричал он Прайсу; тот только кивнул в ответ, лицо его позеленело, потому что их небольшой катер сильно качало.

Когда катер подошел ближе к берегу и прибой стал сильнее, Нейл, пытаясь удержаться на скамье, увидел, что какой-то человек упал за борт катера, идущего рядом с ними, и тут же исчез во вспененных волнах. Лейтенант почувствовал, что горло у него сжалось от ужаса: не было сделано ни малейшей попытки спасти тонущего. Он, конечно, знал, что они не могут останавливаться из-за этого; единственное, что они могли сделать, – это стараться, чтобы не перевернулся их собственный катер. Несчастный пошел ко дну, испустив всего лишь один крик о помощи. Он исчез бесследно. Исчез, словно никогда не жил на свете.

Наконец они все же оказались на берегу, и вещи их были целы, а катера вернулись к пароходу за другими оставшимися на борту.

Пока лейтенанты Прайс и Кейдж собирали свои эскадроны, Нейл принялся искать их капитана, Питера Тэннера, но того нигде не было. Зато Нейл нашел своего коня, Экскелибера; он погладил дрожавшее животное по шее и быстро вытер его. К тому времени, когда эскадроны собрались, Нейл уже оседлал Экскелибера и был готов следовать дальше, но капитана по-прежнему нигде не было.

Войска расквартировались в маленькой деревушке под названием Дайкири, вокруг которой когда-то была плантация сахарного тростника. Деревушка казалась заброшенной, и разведчики-кубинцы доложили, что испанцы только что оставили Дайкири и наверняка направились в Сантьяго.

Вскоре Нейл узнал, что генерал Уилер поставил перед Янгом задачу преследовать отступавших испанцев со всей возможной скоростью, поэтому приказал выдвигаться немедленно, чтобы оказать поддержку генералу Лаутону, которому, в свою очередь, было поручено развернуть авангардные части в четырех милях к западу по направлению к Сантьяго.