Убийство в состоянии аффекта - Незнанский Фридрих Евсеевич. Страница 34

Потом было еще много подобного рода «мутных» поручений. Всего и не упомнить. Однажды надо было три вечера подряд сидеть на лавке с одним и тем же журналом в руках, в другой раз посетить выставку и прочесть, к примеру, запись на второй странице книги отзывов, прочитанное запомнить слово в слово и доложить... Но это были еще более или менее понятные поручения. А один раз задание заключалось в том, что надо провести короткую полосу мелом на пятом по счету столбе по авеню Линкольна. Или в том, что надо выдрать страницы, с пятой по восьмую, в телефонном справочнике из автомата неподалеку от здания Конгресса. В этих случаях я смирялся с мыслью, что никогда не догадаюсь о цели своих действий.

В таких, с позволения сказать, трудах прошло несколько месяцев. Мы с Аней уже практически не скрывали наших отношений. Все свободное время мы проводили вместе. Я тянул лямку, раздумывая над тем, как вырваться из рутины бессмысленных поручений. Однажды днем я зашел в библиотеку и увидел, что там устанавливают какой-то агрегат. Аня руководила процессом.

– Это что такое? – спросил я, усаживаясь на привычное место возле окна.

– Шредер, – ответила Аня. – Наконец-то догадались купить. Ужасно удобная вещь. Весь цивилизованный мир уже давно ими пользуется.

Я поморщился. Меня коробила эта ее манера поминать цивилизованный мир. В старые времена ей бы за такие высказывания... Это получается, что наш мир не цивилизованный, что ли? И главное, она говорила это при посторонних.

– И что он делает, этот шредер?

– Бумагу разрезает на полоски. Вот смотри, – Аня взяла машинописный лист и вставила его в машину. Та заурчала и выпустила с другой стороны бумажную лапшу.

– И все? Огромное достижение!

– Однако же наши до такого не додумались. Все на заднем дворе документы жгут. А тут и не разберешь ничего, и вторичное сырье для промышленности.

– Ну разобрать, положим, можно...

– Да?! – она скомкала полоски бумаги. – Попробуй восстанови.

Я попробовал. Через полчаса при помощи клея я восстановил текст, а заодно и придумал, как получить самостоятельную работу.

– Вот, – я положил перед надувшей губы Анечкой восстановленный текст.

– Ну и что? А если бы их было несколько? Как бы ты отличил один от другого?

Это был серьезный аргумент. Но идея уже завладела мной.

– А что, во всех учреждениях этой страны стоят такие аппараты?

– Наверное, – Аня пожала плечами.

Я поцеловал ее в щеку и направился на прием к полковнику Баранову. Он внимательно выслушал меня, потом попросил секретаря принести чаю.

– Ну что ж, идея неплохая. Попробовать можно.

Принесли чай в стаканах с массивными мельхиоровыми подстаканниками. Больше никому в посольстве не разливали чай так – пользовались обычными американскими чашками с яркими рисунками. И только полковник сохранял эту ностальгическую привычку.

– Это долго, – сказал я, отхлебывая ароматный горячий напиток. – Разрешите начать подготовительную работу немедленно.

– Что, рутина одолела? – улыбнулся Баранов.

– Честно говоря, да.

– Ну хорошо. Занимайся. Только, сам понимаешь, людей я тебе пока не дам.

Я, естественно, согласился. Началась долгая кропотливая работа. Но мне была известна ее цель, и потому она не была в тягость. Я начал с того, что отследил все мусорные машины, вывозившие отходы из правительственных учреждений. По счастью, их обслуживали одни и те же машины, с одними и теми же людьми. Предстоял самый тяжелый этап. Нужно было каким-то образом уговорить этих людей выполнить странную, и потому подозрительную, просьбу продавать мне бумажные отходы. Не было смысла вступать в эти рискованные переговоры раньше времени, кто знал, может быть, действительно не удастся собрать тексты из полосок шириной в несколько миллиметров. Поэтому первую партию я решил просто-напросто украсть. Проделали эту нехитрую операцию какие-то бродяги.

Я рассказал им историю о неверной жене и ее письмах к любовнику и не слишком щедро заплатил, дабы не вызывать подозрений. Все эти операции заняли несколько недель, и за все время я видел Аню только пару раз. Она разговаривала со мной резко, почти грубо, но я был слишком занят, чтобы обращать на это внимание. Я сидел в своей комнате, заваленной обрезками бумаги. Уже третий день я практически не выходил наружу, восстанавливая документы. Получалось не слишком хорошо, но все же получалось. Несколько раз заходил Баранов, в шутку называл меня мусорщиком, желал удачи и говорил, что о моей инициативе уже знают. Поэтому, когда раздался стук в дверь, я подумал, что полковник решил навестить меня в очередной раз. Я повернул ключ, и в комнату ворвалась Аня.

– Привет, шпион! – закричала она и повисла у меня на шее.

Я почувствовал запах алкоголя и попытался закрыть за ней дверь.

– Ну что ты, что ты! – Аня вцепилась в ручку. – Я не буду тебе мешать! Ты выполняешь важное ... – смех буквально распирал ее – ...задание! Роешься в помойке! Разведчик! Суперагент!

– Перестань кричать, – я пытался ее успокоить. Но Аня продолжала хохотать. Через минуту появились две женщины, сотрудницы посольства, они почти насильно увели уже истерически рыдающаю Аню в ее комнату.

Я понимал, что ее участь практически решена. Подобных вещей тогда не прощали. Тем не менее я просил за Аню всех, кого только мог. Но, несмотря на все просьбы, ее выслали из Штатов буквально через несколько дней. Единственное, чего мне удалось добиться, это более мягкой формулировки в приказе, благодаря чему, возможно, у нее не так была испорчена жизнь. Должен сказать, что операцию «Шредер» мы все-таки провели. Результаты оказались не блестящими, но вполне пристойными. Игра стоила свеч. Меня повысили в звании, и, должен сказать, что, к своему стыду, я за работой редко вспоминал о своей «прекрасной даме».

Через несколько лет ушел на повышение полковник Баранов, и я занял его место. Мне нравилась моя работа. Но потом в Союзе началась перестройка. Американцы стали лучшими друзьями. В запале дружбы мы только что агентуру им не сдавали. И я думаю, что этого не произошло лишь потому, что на местах сидели честные люди, которые выполняли не все идиотские приказы прекраснодушного реформаторского начальства. Работать стало очень тяжело. Идеология разрушалась. Люди теряли ориентацию. Кто друг, кто враг? Непонятно. Потом последовал еще один удар – распался Союз. Тут уже путаница возникла необыкновенная. Чехарда с кадрами из разных теперь государств. Появление всяческих темных личностей в посольстве и торгпредстве. Словом, Вавилонское столпотворение вместе с Содомом и Гоморрой. Поэтому я не слишком удивился, когда узнал, что на работу в торговом представительстве прибыл мой бывший сослуживец – Мелентьев. Больше всего меня поразило то, что вместе с ним приехала...

– У нас осталось очень мало времени, – посмотрел на часы Гордеев.

– Да-да... – рассеянно подтвердил Коробков, – я буду краток. Итак, Мелентьев приехал в торгпредство. И вместе с ним приехала Аня... Да-да, та самая Аня, моя знакомая из посольства.

На следующий день был какой-то банкет. В связи с выставкой или еще с чем-то... Не помню. Я пытался заговорить с Аней. Но она почему-то избегала меня.

Зато я видел, что Мелентьев постоянно сопровождает Максима Разумовского. Но, как вы понимаете, Аня меня интересовала тогда больше, чем все Мелентьевы и Разумовские вместе взятые...

На следующий день мы случайно встретились с Аней в супермаркете. Вначале она не хотела со мной говорить, но потом мало-помалу призналась, что Мелентьев домогался ее, получил отпор, и теперь она его боится.

– А почему она его боялась?

– Дело в том, что Мелентьев знал о том инциденте в посольстве, который послужил причиной для высылки Ани. Откуда? Я могу только догадываться. Возможно, он продолжал собирать компромат на меня, будучи уверен, что встретится со мной в Штатах. Возможно для того, чтобы в нужный момент оказать на меня давление. Но это только мои предположения... Однако, тем не менее, Аню-то он устроил на работу и даже добился ее возвращения в Штаты. А это было, поверьте мне, очень нелегко.