Жена путешественника во времени - Ниффенеггер Одри. Страница 86

– Клэр! Вино! Икра! – Я впечатлен, но почему-то не рад. Она вручает мне «Каберне» и штопор. – Хм, не думаю, что я об этом говорил, но вообще-то пить мне нельзя. – У Клэр вытягивается лицо. – Но есть мне точно можно… Я притворюсь даже, что пью. В смысле, если это поможет. – Не могу отделаться от впечатления, что мы что-то затеваем.– Не знал, что ты пьешь. В смысле, спиртное. Ну, я почти никогда не видел, чтобы ты это делала.

– Ну, если честно, мне не нравится, но ради такого знаменательного события я решила, что вино не помешает. Может, шампанское было бы лучше, но в кладовке было это, и я принесла.

Открываю бутылку и разливаю по стаканчикам. Мы молча чокаемся. Делаю вид, что пью. Клэр делает большой глоток, с деловым видом выпивает его и говорит:

– Что ж, не так уж плохо.

– Такое вино стоит долларов двадцать.

– О. Ну, тогда это великолепно.

– Клэр. – (Она разворачивает сандвичи из ржаного хлеба, в которых полно огурцов.) – Жутко не хочется выглядеть тупым… в смысле, у тебя день рождения…

– Восемнадцатилетие, – кивает Клэр.

– Ну да, начнем с того, что мне жутко неловко, что я без подарка…

Клэр с удивлением смотрит на меня, и я понимаю, что подобрался к цели, что в этом все дело.

– Но ты знаешь, что мне неизвестно, когда и где я появлюсь, и с собой я ничего взять не могу…

– Я все прекрасно понимаю. Но ты разве не помнишь, в прошлый раз мы все продумали, потому что в списке сегодня последний день, и к тому же мой день рождения. Разве не помнишь?

Клэр очень пристально смотрит на меня, как будто ее сосредоточенность поможет мне прочитать ее мысли.

– Нет. Я там еще не был. Наш разговор для меня пока в будущем. Интересно, почему я тебе тогда не сказал? В моем списке еще полно дат. Но сегодня правда последний раз? Знаешь, в настоящем мы встретимся через пару лет. И тогда уже не расстанемся.

– Но это так долго. Для меня.

Наступает неловкая пауза. Странно думать, что сейчас я в Чикаго, двадцатипятилетний, занимаюсь своими делами и ничего не знаю о существовании Клэр и о своем присутствии здесь, на прелестном лугу в Мичигане, прекрасным весенним днем, и сегодня ей исполняется восемнадцать. Пластмассовыми ножами мы намазываем икру на крекеры «Ритц». Какое-то время слышится только хруст огурцов, когда мы жадно поглощаем сандвичи. Кажется, разговор увял. И потом мне в голову впервые приходит мысль: а что, если Клэр не совсем правдива со мной сейчас, точно зная, что я никогда не могу с уверенностью сказать: «Я никогда», потому что я никогда не могу точно рассказать о своем прошлом, ведь оно зачастую так некстати оказывается моим будущим. Мы переходим к клубнике.

– Клэр. – (Она улыбается невинной улыбкой.) – Что мы решили сделать – тогда, когда ты видела меня в прошлый раз? Что мы планировали на твой день рождения?

Она снова краснеет.

– Ну, вот это, – говорит она, указывая на пикник.

– А еще? То есть это, конечно, здорово, но…

– Ну да.

Я весь обращаюсь в слух и думаю, я знаю, что услышу.

– Да?

Клэр довольно сильно краснеет, но умудряется с достоинством заявить:

– Мы решили заняться любовью.

– А-а.

На самом деле меня всегда интересовал сексуальный опыт Клэр до 26 октября 1991 года, когда мы впервые встретились в моем настоящем. Несмотря на потрясающие провокации Клэр, я отказывался заниматься с ней любовью и проводил много часов, развлекаясь разговорами об этом и одновременно пытаясь игнорировать мучительную эрекцию. Но сегодня Клэр по закону, хотя, может, и не по ощущениям, взрослая, и конечно, я не могу продолжать мучить ее… Я уже и так своим присутствием устроил ей невероятное детство. Сколько еще девочек с завидным постоянством видели своего будущего мужа абсолютно голым? Клэр наблюдает за мной, а я думаю. Я думаю о первом разе, когда занимался любовью с Клэр, и мне интересно, был ли это первый раз, когда она занималась любовью со мной. Решаю спросить ее об этом там, в настоящем. Тем временем Клэр убирает следы пиршества обратно в корзинку.

– Ну?

«Да какого черта?»

– Да.

Клэр обрадована и напугана.

– Генри. Ты занимался любовью со мной много раз…

– Много, много раз.

Она никак не может решиться.

– И это всегда было прекрасно, – говорю я ей. – Это самая прекрасная вещь в моей жизни.

Сказав это, я внезапно начинаю нервничать. Я чувствую ответственность, как будто я Гумберт Гумберт, и за мной наблюдают много людей, и все они – Клэр. Никогда не чувствовал себя менее сексуальным. Ладно. Глубокий вздох.

– Я тебя люблю.

Мы оба встаем, немного покачиваясь на неровной поверхности одеяла. Развожу в стороны руки, и Клэр придвигается ко мне. Мы стоим неподвижно, обнявшись, как невеста с женихом на верхушке свадебного торта. В конце концов, это Клэр, пришедшая ко мне, сорокаоднолетнему, почти такая, какой я впервые встретил ее. Страха нет. Она отводит голову назад. Наклоняюсь и целую ее.

– Клэр.

– М-м?

– Ты абсолютно уверена, что мы тут одни?

– Все, кроме Этты и Нелли, в Каламазу.

– Потому что я чувствую себя как в программе «Скрытая камера».

– Паранойя. Это ужасно.

– Не обращай внимания.

– Мы можем пойти в мою комнату.

– Слишком опасно. Господи, прямо как в школе.

– Что?

– Ничего.

Клэр делает шаг назад и расстегивает молнию на платье. Стаскивает его через голову и поразительно равнодушно бросает на одеяло. Снимает туфли, стаскивает чулки. Расстегивает лифчик, сбрасывает его и снимает трусики. И стоит передо мной абсолютно голая. Это похоже на чудо: все маленькие отметины, которые я так полюбил, исчезли; живот плоский, ни следа от беременностей, которые принесут нам столько страданий и столько радости. Эта Клэр стройнее и гораздо более оживленная, чем Клэр, которую я люблю в настоящем. Я снова понимаю, сколько грусти мы пережили. Но сегодня всего этого волшебным образом нет; сегодня мы так близки к возможному счастью. Становлюсь на колени, и Клэр становится напротив меня. Прижимаюсь лицом к ее животу и поднимаю глаза; Клэр возвышается надо мной, запустив руки в мои волосы, над ней безоблачное голубое небо.

Стаскиваю пиджак и расстегиваю галстук. Клэр становится на колени, и мы ловко расстегиваем запонки, с сосредоточенностью группы коммандос. Снимаю брюки и трусы. Это невозможно сделать красиво. Интересно, как с этой проблемой справляются стриптизеры. Или они просто прыгают по сцене, сначала на одной ноге, потом на другой?

Клэр смеется:

– Никогда не видела, как ты раздеваешься. Зрелище так себе.

– Ах, так? Иди сюда, и я сотру эту усмешку с твоего лица.

– Ах, так…

С гордостью могу сказать, что в следующие пятнадцать минут я на самом деле стер с лица Клэр все следы превосходства. К сожалению, она становится все более и более напряженной, начинает… защищаться. Через четырнадцать лет и бог знает сколько часов и дней, проведенных в счастливых, волнующих, настойчивых, томных занятиях любовью с Клэр, мне это совершенно незнакомо. Я хочу, если это вообще возможно, чтобы она испытала чувство удивления, которое испытал я, встретившись с ней, когда мы занимались любовью, как я думал (ну и наивный), в первый раз. Я сажусь, тяжело дыша. Клэр тоже садится, обнимает руками колени, закрываясь.

– Ты как?

– Мне страшно.

– Это нормально. – Я размышляю. – Клянусь, что в следующий раз, когда мы встретимся, ты практически изнасилуешь меня. Я хочу сказать, у тебя невиданный талант в этом деле.

– Правда?

– Ты просто пожар. – Шарю в корзине с продуктами: стаканчики, вино, презервативы, полотенца. – Умница. – Наливаю нам еще вина в стаканчики. – За невинность. «Коль божий мир на больший срок нам щедрый выделил бы рок…» [97] Пей до дна.

Она подчиняется послушно, как маленький ребенок, которому дают лекарство. Наполняю ее стаканчик еще раз и допиваю свой.

– Но ты же не должен пить.

вернуться

97

Начало стихотворения Эндрю Марвелла (1621-1678) «Застенчивой возлюбленной», перевод И. Бродского.