Песнь Огня - Николсон Уильям. Страница 7

К полудню и очередному привалу тропа врезалась в землю еще глубже, и мантхи очутились в разломе меж крутых склонов. Мампо и Таннер сначала спускались осторожно, но в конце просто сбежали вниз, обрушив пару камней.

– Ничего?

– Одни трещины.

Анно Хаз повернулся к сыну.

– Вода близко, Бо?

Бомен покачал головой. Если бы рядом были источник или река, он бы их почуял.

– Нет.

– Дорогая! – Анно обернулся к Аире.

Жена сидела неподвижно, опершись спиной о колесо и закрыв глаза. По нескольку раз на дню она вот так вот отрешалась от всего вокруг и погружалась в себя, чтобы удостовериться, что ведет людей правильно. Аира будто определяла направление ветра – только не ветра, а тепла. Тепло было слабым и все же ощущалось ясно и указывало путь на родину. Правда, было и другое, менее ясное чувство: надвигающаяся тишина, как перед грозой. Аира не говорила об этом другим. Все и так спешат, как могут, зачем их пугать? О том, что ветер становится сильнее день ото дня, знали только Аира и Анно. Нужно найти убежище, безопасное место, родину, пока не разразилась буря. Иначе ветер унесет их с собой.

Муж присел рядом с Айрой на корточки и взял ее за руки.

– Мы ближе? – спросил он.

– Да.

– А ты как?

– Доживу до родины. Разве я не говорила?

Анно отдал жене свою долю хлеба и чашку молока. Ради него Аира сделала пару глотков и поела, хотя и не была голодна.

– Худеешь! – укорил ее Анно с напускной строгостью. – Ты должна есть все, что дают.

Аира улыбнулась, глядя во встревоженное лицо мужа, и подумала: какой он хороший человек!

– Нужно сыграть свою роль, Аннок. А потом уйти.

– Только не сейчас! – отрезал он. – Не сейчас!

– Да, не сейчас…

Все отдыхали, и лишь Сирей не находила себе места.

– Сядь, ласточка, – позвала ее Ланки. – Нам еще два часа идти до заката. Дай ножкам отдохнуть.

– Надо лечь, – поддержал бывшую служанку Скуч. – И поднять ноги выше головы. В этом весь секрет.

– Выше головы? – удивилась Ланки.

Коротышка Скуч лег спиной на каменистую землю и положил пятки на приступок повозки.

– Вот так! Тяжесть из ног уйдет.

Ланки легла рядом.

– Точно! – обрадованно вскричала она. – Я чувствую, как тяжесть уходит!

Ланки повернулась, чтобы позвать Сирей, но та была уже далеко. Бывшая принцесса металась по всему лагерю.

– Что с ней случилось? Почему она волнуется?

– От худобы, – ответил Скуч.

– Думаешь?

– Конечно. Телу, как и матрасу, нужна набивка, а то нервы лезут наружу.

– Бедная моя девочка! Она и вправду вся как на иголках. Не надо все принимать так близко к сердцу!

А тем временем в этом сердце вдруг возникло очень сильное желание подойти к Бомену, поговорить с ним и… Что дальше, Сирей не знала. Знала только, что кончится это унижением. Гордость сдерживала ее, но с каждой секундой желание росло.

Бомен стоял поодаль и тихо разговаривал с Кестрель. Он был не менее взволнован, чем Сирей, однако по совершенно иной причине.

– Скорей бы все закончилось! – говорил Бомен. – Скорей бы за мной пришли! Почему они не идут? Я чувствую, ветер поднимается. Пусть приходят скорее!

– Они придут, когда ты им понадобишься, – отвечала Кестрель. – А я не хочу, чтобы ты уходил раньше.

Кестрель знала: брат верит, что судьбой обречен стать одним из Певцов. И все же Кесс никак не могла смириться с мыслью, что их могут разлучить.

– Пойдем вместе, – подумала она. – Мы всегда вместе.

Бомен услышал ее мысль.

– Я не хочу уходить. Только ждать тоже нет сил. Ты не представляешь, каково это!

– Немного представляю…

Кестрель чувствовала смятение брата. Душа Бомена превратилась в поле боя. Он был так открыт, что ничему не мог сопротивляться. Как небо, юноша вбирал в себя все. Мечты мантхов-кочевников, сила и ярость Морах, прекрасные песни Сирина – все это металось в его душе, как гонимые ветром облака.

– Я не хочу расставаться с тобой, – сказал Бомен. – Но когда придет время, я должен быть там.

– А потом?

– «Потом» не будет. Для меня.

– А я смогу жить без тебя?

Не спрашивай. Прости.

На коже Кестрель, под рубашкой, что-то шевельнулось – серебряный кулон, который она носила на шее, голос Поющей башни. Кесс надела его так давно, что уже почти о нем забыла. А кулон дрогнул, надавил на грудь, теплый, словно живой, словно часть ее самой. Такая знакомая форма, и эта тяжесть… Вдруг в душе Кестрель открылась неведомая дверца. Девушка увидела себя с братом, вместе, совсем как теперь. А вот чуть позже, во времени, которое еще не пришло, Бомен стоял один, потерянный, с разбитым сердцем, и выкрикивал ее имя.

Кестрель забыла, что это лишь видение, и мысленно ответила брату:

Я никогда тебя не оставлю. Даже если тебе покажется, что меня нет, знай, это не так. Я всегда буду с тобой.

Бомен удивился:

– Ты о чем, Кесс? Почему ты так говоришь?

– То, что будет, – произнесла Кестрель медленно, словно подбирала не только слова, но и мысли, – то, о чем написал пророк, время жестокости, огненный ветер – все это сильнее нас.

– Да, куда сильнее.

– Не мы сотворили мир, не мы его разрушим.

– Да.

– В том, что должно быть, мы сыграем только свою маленькую роль.

– Да.

– Тогда не надо ни надеяться, ни бояться. Надо ждать зова, а потом сделать то, что мы должны сделать.

– Да.

Кестрель ласково провела рукой по щеке Бомена.

– Он скоро придет, брат. Не торопи его.

Сирей не могла больше сдерживаться. Высоко подняв голову и глядя перед собой с отстраненным высокомерием, как истинная принцесса, она прошествовала к тому месту, где стояли Бомен и Кестрель. Сирей понимала, что вот-вот покроет себя позором на всю жизнь, однако желание оказалось нестерпимым. Нужно поговорить с Боменом, а там будь что будет.

Близнецы встретили ее удивленными взглядами.

«Я так изменилась? – подумала Сирей. – Или у меня все написано на лице?»

– Оставь нас, Кестрель, – произнесла она. – Я хочу поговорить с Боменом.

– Да, конечно, – озадаченно ответила та.

Брат взглянул на сестру:

Не уходи, – позвал он, но было поздно.

– Скоро отправляемся, – поспешил сказать Бомен. – Пойдем к остальным.

– Чуть позже, – ответила Сирей.

И, к изумлению юноши, она дотронулась до его руки. Сирей не вела себя с ним так смело с самого Домината.

– Я знаю, ты не можешь меня любить, – начала девушка, – потому что я лишилась красоты. Зато я могу любить тебя.

– Сирей, нельзя так говорить.

– Почему? Мне нечего терять, кроме гордости. А я устала хранить ее.

– Ты не понимаешь. Неважно, кто кого любит. Очень скоро меня заберут, и мы больше не увидимся.

– Очень скоро? Тогда какая разница! Вот ты, и вот я.

Сирей погладила Бомена по руке.

– Я не знаю, чем тебе помочь, Сирей.

– А я знаю. – Она пристально посмотрела в глаза юноше. Бомен замер. – На один миг, на секунду притворись, что любишь меня.

– Ну, Сирей! По-моему, это…

– Дотронься до моих шрамов.

Бомен смотрел на девушку во все глаза, сам не свой от смущения.

– Тебе противно?

– Нет.

– Тогда дотронься.

Бомен поднял руку и тронул кончиком пальца багровую полосу на щеке. На месте зажившей раны остались рубец и нежная кожица. Бомен подчинился, потому что жалел Сирей и не хотел ей отказывать.

– Теперь дотронься до моих губ.

Бомен коснулся ее губ: такие мягкие и влажные…

– Чего ты хочешь от меня, Сирей?

– Чтобы ты меня поцеловал.

Огромные янтарные глаза смотрели на него без всякого стыда. Только теперь Бомен забыл о своем смущении и понял, что Сирей ведет себя странно. Она никогда не попросила бы его о поцелуе так открыто. С ней что-то случилось.

– Поцеловать тебя?

Тяни время.

Почему?

– Потому что я тебя люблю.