Запретный мир - Новак Илья. Страница 67

И они все вместе доведут этот мир до гибели. Вернувшись сюда сейчас и осмотревшись, я наконец окончательно понял это… И не собираюсь такого допускать. С другой стороны, торчать здесь постоянно я не могу – меня ждут дела в твоем мире, а с большинством моих коллег связь уже утеряна. Сейчас под рукой только двое: Урбан Караф, сконструировавший Сеть с Разрядником, и Радагар Пукковиц, которого ты видел. Но Караф чрезвычайно эгоцентричный, зацикленный на себе, вздорный тип, все время торчащий в Разряднике, а Радагар хотя по-своему и предан мне, панически боится женщин вообще и Шангаллы в частности. Теперь слушай, де Фей…

Ты остаешься здесь, наверху, в должности… Ну, мы придумаем, как назвать эту должность. И заставим Шангаллу принять тебя, – в конце концов, чип все еще у меня и все еще настроен на мой ментальный индекс. Ты становишься моими глазами, ушами и, в конце концов, моими руками здесь, в Цилиндре. Докладываешь обо всем, что происходит и должно произойти, предпринимаешь действия, которые я укажу. Постепенно мы оттесним этих горе-правительниц и возьмем себе реальную власть… – С каждым словом голос фокусника набирал силу, а в глубине его глаз все ярче разгорались злые огоньки. – Я слишком долго позволял ей командовать здесь и слишком мало контролировал ее действия. Немедленно отстранить Шангаллу нельзя. Во-первых, она уже смогла сосредоточить в своих руках часть власти. Во-вторых, потеряв все и сразу, она может повести себя непредсказуемо, возможно, организовать сопротивление, и тогда придется окончательно убрать ее… Чего мне не хотелось бы. Нет, пусть Посвященная так и остается номинальной правительницей и посланницей богов… Ну а мы станем передавать через нее свои приказы и решения. – Злые огоньки в глазах Левенгука теперь разгорелись в костры тщеславия. – Эту белобрысую девчонку можешь оставить себе, хотя, после того как моя программа окончательно вступит в действие, в твоем распоряжении окажутся все женщины этого мира. И я…

– А ведь дело в том, что вы со своими фокусами просто пролетели, – заметил Бел, и Левенгук запнулся, ошарашенно глядя на него горящими глазами.

– Что? – хрипло произнес фокусник.

– Бьюсь об заклад, что в том мире вы так и не достигли никаких успехов, вся ваша труппа уже, наверное, разбежалась… Вот вас вновь и потянуло к власти, сюда, в Цилиндр. Но объявлять открыто, что Антон Левенгук остается здесь, вы не можете – не позволяет гордость, да и слишком опасно сопротивление Шанго. Вы плохо руководили Эгидой, Левенгук… Правда, из вашего рассказа получается, что в крахе повинна внешняя причина, но все равно если бы вы были хорошим принципалом, то предвидели бы и предотвратили развал вашей организации. Вы вернулись к фокусам, к тому, что считали истинным делом своей жизни, в чем, возможно, полагали себя гением, – и опять облом, правда?

– Неправда! – почти выкрикнул Левенгук. – Я!.. Моя труппа… Знаменита…

– Бросьте, – перебил де Фей. – Я всю жизнь провел там – и ни разу не слышал ни о вас, ни о вашем цирке, это ведь о чем-то говорит, а? В общем, обойдетесь без меня.

Огонь в глазах фокусника ярко вспыхнул и погас, глаза вновь сделались тусклыми и холодными.

– Что ж, действительно. Без тебя, Белаван де Фей, – произнес он. – Потому что ты умрешь на глазах множества зрителей, в разгар праздника Свечи, в полдень, через четыре часа.

Именно в такие часы Шангалла Левенгук ощущала себя счастливой, именно ради них она и жила.

С самого раннего утра она носилась по территории вокруг Стопы, что-то приказывала, организовывала, расставляла всех по местам, придавала значение мелочам, не упускала из виду нюансы, обращала внимание на детали, тонко реагировала на малейшие поправки к программе и, конечно же, направляла общую стратегию.

Праздник должен идти по спланированному сценарию, а значит, он так и пройдет, пусть хоть весь Конгломерат провалится в тартарары! Так сказала она, Посвященная Шанго, а имя это что-то да значит в Кабуке и ближайших окрестностях.

Результатом бурной деятельности стала установка большого видеоэкрана над трибунами, расположенными полумесяцем у самого берега, а также вымытая до тусклого блеска круглая арена, приткнувшаяся между трибунами и океаном. Имей она такую возможность, Шангалла подкрасила бы и океанские волны – они хотя и отличались радующей глаз сглаженностью, но в это утро выглядели как-то по-особому свинцово-серыми и отстраненно-холодными. Впрочем, уже начинался отлив – еще один нонсенс этого мира, у которого отсутствовали крупные небесные спутники, вызывающие отливы и приливы. Значит, вскоре должна обнажиться Гиблая Яма, что сведет на нет сглаженность водной поверхности.

Помимо трибун подкрасили рупоры и столб, а кусты вокруг них дополнительно подстригли. Увы, но под утро пришлось внести несколько изменений в давно спланированный сценарий: выделить почетное место рядом с Шангаллой нежданно-негаданно свалившемуся на голову Левенгуку, а еще спешно отыскать в ангаре спасательный плот с дистанционным управлением. Этот плот нужен для транспортировки жертв в зев Гиблой Ямы.

Между делом Посвященная связалась с Урбаном Карафом из Разрядника и выяснила, что у него, ах-ха, все хорошо, что в голове у него мозги, а не желе, что он, хотя в этот полдень и не будет ежегодной подпитки из реальности Дня, все равно не забудет дать на пару минут повышенное напряжение, дабы Сеть разгорелась поярче и стала видна даже днем, внушая местным олухам благоговейный ужас перед всевластием богов. После этого Шангалла уселась со своими ближайшими помощницами в кают-компании Стопы за чашкой чаю, вспоминая при этом, не упустила ли она что-нибудь из виду, и постепенно утверждаясь во мнении, что таки да, что-то упустила.

Что-то, связанное с двумя жертвами, отловленными супругом и Пукковицем, что-то, о чем Левенгук ей говорил… приказывал?.. Нет, все-таки говорил – ведь он не имеет ни малейшего морального права что-либо приказывать ей, Посвященной.

Шангалла рассеянно пыталась вспомнить и одновременно строго поглядывала в сторону сидящей напротив Саши Пукковиц, тонкой как жердь фемино-особи с непроходящим ледяным изумлением в глазах. Саша за два года самоотверженного внедрения феминизма в Кабуке приобрела пагубную привычку втихаря подливать коньяк в свой чай, а затем, не к месту хихикая, объяснять нарушение координации переутомлением от титанической работы в Обществе Подогрева Детского Питания До Температуры 36,6 Градуса, основательницей и единственной участницей которого она являлась. Судя по тому, что глаза мадам Пукковиц под взметнувшимися тонкими дугами бровей выражали крайнюю степень вселенского изумления, она уже успела накапать чего-то недозволенного в свою чашку. Шангалла как раз собралась высказаться по этому поводу, но тут вдруг Саша поднялась из-за стола и нетвердой рукой запустила чашку куда-то вглубь помещения. Четверо остальных сидящих за столом феминоособей вскочили.