Змеиный камень - Олдмен Андре. Страница 9

Жертвенных птиц оставили в клетках возле алтаря. Петухи спокойно чистили перья, не ведая о своей печальной участи. Братья трижды обошли возвышение, в пояс поклонились телу и остались наедине с учеником стигийких магов и его хромоногим родителем.

– Спокойно отправляйтесь домой и зажигайте свечи, – сказал им Дарбар. – Когда третья сгорит до половины, возвращайтесь сюда и мы совершим таинство. Не забудьте о свидетелях.

– Что-то не нравится мне все это, – сказал подозрительный Аюм, – кто его знает, что ты станешь делать в наше отсутствие…

– Ты ошибаешься, уважаемый, если думаешь, что я буду сидеть здесь в темноте, – спокойно отвечал желтобородый, – для этого вы наняли северянина. Мы же с отцом отправимся к нашим верблюдам и вернемся на шамашан в назначенное время.

– У меня есть другое предложение, – сказал Бехмет, – я хочу пригласить вас в наш дом. Думаю, у нас найдется о чем поговорить.

Он выразительно взглянул на Дарбара, и тот едва заметно кивнул. Аюм напыжился, но ничего не сказал, рассудив, что лучше держать подозрительного незнакомца на глазах, как это ни неприятно.

С тем они и удалились. Напоследок Бехмет напомнил нанятому стражу о зубах и кольцах покойного. Северянин лишь выразительно дотронулся до рукояти своего меча.

Он проводил всех до ворот и вернулся к алтарю. Солнце уже зашло, сумерки быстро окутывали землю. С вершины холма хорошо виднелась дорога с цепочками неясных огней: люди, возвращавшиеся в предместье, зажигали масляные фонари.

Северянин обошел ограду и, убедившись в отсутствии лишних глаз, подошел к плоскому камню, хранившему еще темное пятно, оставшееся от тела какого-то безвестного бедняка. Еще раз оглянувшись, стукнул по камню кулаком.

В недрах земли раздался невнятный стон.

– Покойник, – позвал страж, – явись!

Он ухватился за край плиты и без особых усилий ее приподнял.

Под плитой оказалась неглубокая яма, устланная сухой травой. В яме лежал щуплый человечек с длинным носом и аккуратной бородкой, очень похожими на нос и бороду почившего Раббаса.

– Я чуть не задохнулся! – сердито сказал он и полез наружу.

– Если бы ты сдох, Ловкач, – задумчиво молвил северянин, – у нас было бы два мертвеца. Тот-то удивился бы Нергал, увидев две одинаковые рожи!

Ловкач Ши возмущенно засопел, отряхивая прилипшую солому.

– Зря так говоришь, – проворчал он, – не следует шутить над покойниками.

– Они моих слов не слышат, – отвечал киммериец, сплевывая. – Ладно, не будем терять время. Теперь, когда ты нагрел нору, перенесем в нее почтенного Раббаса.

Когда тело Козлиного судьи оказалось в яме, Конан водрузил плоский камень на место. Ши суетился рядом, то и дело ощупывая наклеенный нос и накладную бороду.

– Смотри, оторвешь, – одернул его приятель, – отправляйся-ка лучше на свое шикарное ложе, покойничек, да запасись терпением: Чилли с братьями вернется не скоро.

– Не пойму я, зачем мне сейчас-то лезть на алтарь? – Ловкач нервно потер ручки. – Жестко там, да и страшно… Как подумаешь, что на камне людей сжигают, так по спине тараканы бегают. Давай лучше посидим рядышком, киммериец, пожуем чего-нибудь, поболтаем… Ты ведь сушеного мясца прихватил? Вот его и пожуем. И винцом запьем из твоей фляжки…

Конан хлопнул оробевшего приятеля по плечу.

– Мертвые не пьют, крысеныш! Хорошенькое дело: станет Раббас вещать, а от него вином разит. Ты что же думаешь, на Серых Равнинах первым делом чарку подносят? Да не трясись ты так, нос отвалится! Лучше вспомни о своей доле звонких монет и думай, как тебе повезло. Мыслю я, многие согласились бы набить кошелек, всего лишь полежав ночку на свежем воздухе. И ложись не медля: Чилли верно сказал, Аюм этот похитрее братца будет и может послать кого-нибудь проведать своего родителя.

– Да не пойдет никто сюда ночью, – робко возразил Ши, но полез на украшенный мертвыми цветами камень.

Конан тщательно накрыл вздрагивающего коротышку ветками жимолости, положил ему на лоб деревянную фигурку, а на глаза – круглые медальоны.

– Это еще зачем, – тоненько заскулил Ловкач, – не вижу я ничего…

– Да тебе и не надо, – хохотнул киммериец, – я твои глаза и твои уши.

Он уселся рядом с алтарем, достал из сумки ломти вяленого мяса, откупорил флягу с вином и приготовился коротать время.

Время пришлось коротать под неумолчное бормотание Шелама. Стараясь заглушить мучивший его страх, Ловкач болтал о чем ни попадя. Он рассказал Конану где именно в Аренджуне выгоднее покупать горшки и медные светильники, чем отличается чеканка от просечки и почему нельзя держать вареные бобы в золотой посуде.

– На золотых блюдах можно лишь подавать кушанья, но не хранить их, – болтал Ши, – особенно чечевицу, бобы, горох и маниоку. Потому среди богачей так много страдающих желудком, а бедняки на сей недуг не жалуются.

– А я думал, потому, что животы пустые, – хмыкнул варвар, терзая крепкими зубами сушеное мясо.

Шелам только сглотнул слюну и принялся рассказывать о прекрасной незнакомке, которая опустошила его лавку и умыкнула одежду.

Эта история весьма развеселила Конана.

– Поделом дурню, – сказал он, прихлебывая вино из фляги, – сам подумай: какой из тебя любовник? В следующий раз, когда почувствуешь зуд между ног, просто покупай женщину.

Ши обиженно помолчал, потом сказал печально и тихо:

– Холодное у тебя сердце, киммериец. Нет для тебя ничего святого. Варвар ты.

– Только сейчас узнал?

– И не чем тут гордиться, – ровно продолжал Ловкач. – Знаешь, что сказал Шейх Чилли? Он сказал: драться умеют и петухи, а попугаи и вороны еще и разговаривают.

Стало тихо, только гудел ветер между столбами, державшими каменную крышу погребального алтаря.

– Что-то я не понял, – недобро произнес наконец Конан, – о петухах…

– Куда тебя, – откликнулся Шелам фальцетом, – сидишь тут, мясо жрешь… Да таких, как ты, мы с Шейхом дюжину набрать могли. Эка невидаль: кулаки здоровые, да меч за плечами!

Здоровые кулаки варвара тут же зачесались, но, памятуя о возможных соглядатаях, могущих подглядывать из-за ворот, он сдержал свое естественное желание пересчитать мнимому покойнику зубы и ответил, не повышая голоса:

– Конечно, вы умники. Один заморыш, ткни – развалится, другой грамотея из себя корчит, а простой тесак в руки взять боится. Нет, вы не петухи. Курицы вы бесхвостые. Плевки сопливые. Дерьмо нергалье. Сейчас брошу тебя одного, так ты со страха обгадишься…

– Ну и вали! – взвизгнул коротышка, приподнимаясь на локте. – Без диких обойдемся!

Медальоны упали с его глаз, и Ши увидел оскаленные зубы варвара возле своего фальшивого носа. Он действительно чуть было не наделал в штаны, решив, что Конан хочет его прикончить, но киммериец лишь зажал ему рот своей крепкой ладонью и пригнул голову обратно к алтарю.

– Тихо, – прошипел он в ухо приятелю, – лежи и не двигайся, несет кого-то…

Со стороны ворот, действительно, слышалась тихая возня. Створки заскрипели, открываясь, и несколько фигур в темных накидках появились внутри ограды. Киммериец ужом скользнул за соседний камень и затаился. Шелам лежал ни жив, ни мертв, мысленно вознося хвалу предусмотрительному Чилли, заставившему его прочистить желудок накануне предприятия.

Фигуры приблизились. Слышно было, как под накидками негромко бряцает сталь.

– Гляньте, братцы, покойник! – раздался гнусавый голос. – Я как сердцем чуял.

– В Северном предместье, слыхать, судья помер, – откликнулся другой с туранским акцентом. – Может, он это?

– Мертвецов на закате сжигают, – удивился третий, тоненький. – С чего бы судью на шамашане на ночь бросили, а, Ахбар?

– Такое бывает, – разъяснил гнусавый Ахбар, – если жрецы решат, что костер надо палить утром. Барану кишки вытащат и смотрят: на закате покойничка сжечь или на восходе. Всему, как говорится, свое время.

– Если это судья, его должны охранять, – сказал туранец, – а у ворот стражи не было.

– Его духи охраняют, – хохотнул Ахбар, – глупцы в то верят, потому и нет сторожей. А если и есть, так мы им покажем кое-что пострашнее видений бесплотных. Так что ли, братцы?