Пикник с кровью - Оливьери Ренато. Страница 3

— А где ваш муж?

— О, Санта Мадонна! — воскликнула она. — Да вы должны это знать. Или вы разыгрываете меня?

— Мы пока не знаем, синьора, — ответил Амброзио.

— В тюрьме он, вот где! Из Сан Витторе его перевели в Парму. Уже больше года.

— Осужден за…

— Кражу со взломом. Но он не виноват, его втянули в эту историю другие. Говорили, что дело проще простого, что все станем богатыми, а посмотрите, до чего я дошла. Я продала машину и, если бы не мой брат, который помогает мне, уже давно положила бы зубы на полку. Впрочем, — она провела ладонями по животу, — может, это для меня было бы лучше. — Женщина вздохнула. — Я звонила в больницу, мне сказали, что Альдино еще в операционной.

— Друг вашего сына был убит наповал выстрелом из пистолета, — объяснила Надя Широ, держа сумочку на коленях.

— Баламут, это он свел моего Альдино на скользкую дорожку. У Альдино всегда была голова забита бог знает чем, он верит во всякие сказки.

— Мне говорили, что он очень набожный, что хотел стать священником.

— Монахом. Ему нравилась одежда францисканцев. Только… — она опять наполнила стакан, — только беда, что не хотел учиться. Его хватало на неделю, потом все бросал и целыми днями шатался по улицам. Что я могла с ним поделать? У меня была своя работа.

— Какая?

— Прачечная, здесь поблизости. Теперь ее уже нет, но тогда… я даже была не такая толстая.

Она выпила несколько глотков вина, провела рукой по лбу, как будто хотела проверить температуру, глаза ее погасли.

— Альдино был хороший сын, с мозгами, замусоренными всем, что он видел в детстве, дома, с такой матерью и таким отцом, — сказал священник церкви Санта Марии дель Розарио. — Лучше об этом не говорить… Я знал его с малых лет. Он симпатичный был, знаете? Играл в мяч, помогал мне на Рождество украшать ясли, охотно прислуживал в церкви. Приходил рано, с удовольствием надевал облачение, знал все молитвы… Мальчишкой мечтал стать миссионером, спасать падшие души. Особенно женские… Если бы не случилось однажды… Был как раз канун Рождества… — Священник посмотрел вверх, как бы ища что-то, что от него ускользало, может, нужные слова. — Перед Рождеством церковь обокрали, взяли несколько десятков тысяч лир, мы сообщили в полицию, там у меня был знакомый инспектор, добрый прихожанин, и вот… Короче, выяснилось, что… Одним словом, потом его поймали на месте преступления. Положили меченые банкноты, а он опять залез. Альдино сознался с таким скорбным лицом, что мне стало его жалко.

— Он вернулся в церковь?

— Нет. Может, постыдился? Я ходил к нему домой, разговаривал. Тогда мать его имела прачечную на улице Торбона, здесь неподалеку. Ничего не помогло. Он каялся, но был непреклонен. Знаете, как это бывает…

— Всегда так бывает, — почти повторил вслед за священником уже пополудни Клементе Аббатанджело, владелец гаража в Лорентеджо. — Всегда так бывает: хочешь им помочь, стараешься изо всех сил, как Симона, сестра его, бедняга, которая его содержала. Тоже делала все, что могла, но что вы хотите? Когда нет желания работать, ничего не выйдет, комиссар, абсолютно ничего. Гаспаре был парень здоровый и даже способный, но чего ему не хватало, знаете? Желания и терпения. Он хотел все сразу. Разбирался в машинах, знал, куда приложить руки, но…

— Продолжайте.

— Его убили, беднягу. Особенно жаль Симону. Да, он знал, как устроен карбюратор, но работать не хотел.

— Он воровал машины?

— Вы знаете, он уже был на волоске. Я держал его здесь, он пришел в конце августа, кажется, с добрыми намерениями, чтобы освоить хорошую профессию, но вместо этого… — Клементе держал в руках промасленную тряпку: это был крупный мужчина с каштановыми усами и мощными плечами, аккуратная светлая спецовка выглядела на нем щеголевато.

— У вас, синьор Аббатанджело, есть также кинотеатр, если я правильно понял, — улыбнулся ему Амброзио. — Дома у сестры Гаспаре мы видели актеров Голливуда в рамках.

— Да, это отец Симоны. Страстный поклонник кино. Как и я. У меня есть все кассеты черно-белых фильмов, от «Случилась ночь».

— Поэтому у вас и свой кинотеатр, — заметила Надя.

— Только в том зале, которым я владею, не показывают фильмы Франка Капры, — хитро усмехнулся он, — а совсем другие ленты. Думаю, что скоро я брошу это дело.

— Гараж?

— Нет. Сегодняшние сопляки предпочитают смотреть порнографию у себя дома, на видеокассетах. Время электроники. Некоторые из моих акционеров хотят создать фирму, совместно с китайцами…

— С китайцами?

— Только с Тайваня…

— Понятно, — ответил Амброзио, огляделся вокруг и заметил белый открытый «роллс-ройс».

— Машина шейхов, — перехватил его взгляд Клементе Аббатанджело. — Принадлежит одному довольно экстравагантному клиенту. Он купил эту тачку, чтобы производить впечатление на женщин. Кстати, машины хоть и знаменитые, но что до поломок… им нужно обслуживание по годовому абонементу. Все на электронике, но достаточно мелочи, какого-то контакта — и будь здоров! Не откроешь даже багажника.

Он подошел к мощной машине, погладил крылатую фигурку на радиаторе.

— Знаете что, комиссар? Когда едешь в такой машине, как эта, теряется чувство реальности. Чувствуешь себя… как бы вам сказать… — выше простых смертных.

— А вы часто ездите на таких? — спросила молодая инспекторша.

Аббатанджело на мгновение растерялся, и от Амброзио это не ускользнуло, но тут же справился с собой и улыбнулся девушке.

— Только когда пробую. Объеду вокруг дома и назад.

— Мне рассказывали, что двойное «р» на радиаторе появилось в знак траура по поводу смерти синьора Ройса много лет назад, — сказал Амброзио.

— В самом деле? Я этого не знал, — удивился Аббатанджело и добавил:

— Я не сам их ремонтирую, представьте, я даже не знаю, с какого конца за них взяться, а потом… англичане все делают наоборот. Но у меня есть механик, который работает у импортера рейсов, он приходит ко мне по субботам или по воскресеньям.

— А может, и по вечерам после ужина? — подсказал Амброзио.

— Иногда и по вечерам.

— Мы начали расследование убийства Гаспаре. Если бы у меня была зацепка, хоть что-нибудь, какая-то мелочь, за которую можно… — Амброзио, казалось, колебался. — Мы должны искать в кругу его друзей или знакомых, особенно тех, с которыми он встречался после ареста.

— Может, он занимался и наркотиками? — спросила Надя.

— Не думаю, — ответил Аббатанджело, — Симона мне рассказала бы. Были у него глупости с машинами, это верно, но практически ничего серьезного за ним не числилось.

— Может, он допустил какую-то ошибку или оскорбил кого-то? И тогда… — Надя наставила указательный палец на хозяина гаража, который шутливо поднял руки вверх.

— Нет, синьорина, я вам говорю, Гаспаре не смог бы напугать и ребенка. Нет, нет, — покачал он большой головой, уверенный в себе.

— И тем не менее ему прострелили череп и едва не отправили на тот свет его друга. Вы знали его?

— Кого, Монашка? Скорее всего это он, чокнутый, и устроил заваруху.

— Когда мы пришли, вы уже знали о случившемся. Кто вам рассказал?

— Симона, сегодня утром. Она просила заменить ее на пару дней. Хотя я уже слышал эту новость по радио. Я всегда слушаю известия в восемь часов.

— Может, Монашек выкарабкается и расскажет нам что-нибудь, — сказал Амброзио. Ему вдруг вспомнилась одна деталь: друга убитого в больнице охранял всего один агент, а нужно бы поставить по крайней мере двоих.

— Вы разрешите мне позвонить?

Через час они уже ехали к Мемориальному кладбищу.

Надя села за руль и попросила, чтобы комиссар обращался к ней на ты, как к инспектору Де Луке. Амброзио кивнул, хотя в таких случаях чувствовал себя немного неудобно.

Шел дождь. Поток машин в предвечерний час был таким плотным, что иногда казалось, из него невозможно выбраться. Зажженные фары, вспышки стоп-сигналов, красные и зеленые огни светофоров, вой клаксонов, ритмичное движение щеток стеклоочистителей будили у Амброзио чувство нестабильности, какой-то тоски, которая портила настроение.