Страна Изумрудного солнца - Орлов Антон. Страница 27
Тлемлелх, потрясенный увиденным, обессиленно прислонился к горбу тьянгара. Это аргхмо… Силы хаоса над ним посмеялись – он даже демонов вызвал никудышных, ни на что не годных! Несмотря на свое сверхъестественное происхождение, эти твари позорно спасовали перед обыкновенным животным! Если бы Лиргисо мог это увидеть, как бы он злорадствовал…
Суллам вдруг прервал трапезу и втянул окровавленную морду в щель: в кустарнике зашуршало. Ветви раздвинулись, и на лужайку вышел еще один демон.
«Злой Император, да сколько же я понапризывал этой пакости?..» – внутренне ахнул Тлемлелх. Он не мог вспомнить, сколько раз прочел заклинание. Много. И теперь не меньше дюжины отвратительных, но слабосильных тварей, исторгнутых хаосом, слоняется по Кущам Миноргла, нападая на одиноких энбоно и становясь поживой для сулламов – его, Тлемлелха, стараниями! О, какая изощренно-жестокая насмешка рока… Он скорбно усмехнулся, понимая, что сейчас произойдет.
Суллам злобно застрекотал и бросился на новую жертву. Демон стремительной тенью метнулся в сторону. К нему потянулась раскрытая шипастая клешня, демон нанес по ее основанию удар сбоку, ребром ладони – повредить сулламу это не могло… но почему тогда хватательная конечность животного бессильно упала? Отскочив, демон подхватил с земли пистолет, выброшенный его собратом, и с силой метнул, попав точно в щель, где пряталась голова. Суллам завертелся на месте. Этот демон могущественнее, чем те трое… Значит, для Тлемлелха еще не все потеряно? Существо из хаоса подскочило к сулламу и ударило сжатым кулаком в панцирь. Хруст, лапа демона по локоть погрузилась внутрь, а когда тот ее вырвал, из дыры брызнула темная кровь.
– Не порти мой столик! – спохватился Тлемлелх. – Я повелеваю: убей так, чтобы панцирь остался цел!
Поздно. Не обращая внимания на его протесты, демон нанес еще несколько столь же страшных ударов, превративших баснословно дорогой костяной панцирь в лишенный всякой ценности хлам. Лапы суллама конвульсивно задергались, и он осел на траву. Не бывать ему туалетным столиком.
«Вот ведь непонятливая тварь! – вздохнул расстроенный Тлемлелх. – Ладно, по крайней мере, демон у меня теперь есть. Настоящий демон – не то что те сбежавшие отбросы хаоса».
– Хумаик! – окликнул он нега. – Помоги мне слезть!
– Энб-вафо… – пролепетал тот.
– Шевелись! Это мой демон, и сейчас я буду ему приказывать!
Хумаик сполз на землю и помог спешиться хозяину. Демон наблюдал за ними, стоя над трупом суллама и растерзанными останками другой твари. Тлемлелх отметил, что он отличается от тех троих: шерсть на голове светлая; на груди, под облегающей черной тканью, находятся две симметричные округлые выпуклости; в чертах лица и в строении тела угадывается некая гармония, даже своеобразное изящество. О, безусловно, он тоже уродлив, но его уродство более эстетично, чем уродство его сородичей, которые испугались суллама. И это логично, ибо в стране Изумрудного солнца в первую очередь находят покровителей и продвигаются наверх более красивые молодые энбоно – значит, и у демонов все устроено так же. Не стоит удивляться тому, что более привлекательный посланец хаоса оказался более могущественным.
– Я призвал тебя, и я твой повелитель! – объявил Тлемлелх, остановившись в нескольких шагах от существа. Судя по тому, что он вычитал в древних книгах, с демонами полагается разговаривать именно так.
Демон произнес несколько фраз. Его речь была отрывиста и монотонна, как и речь его собратьев, но все же более приятна для слуха, что также свидетельствовало о более высоком ранге. Он показал на себя, потом махнул рукой в сторону Фласса. Что сие означает?
– Надо убить Лиргисо, – сказал Тлемлелх. – Я хочу, чтобы ты сделал это каким-нибудь изуверским способом. Вырви у него из тела все камни, пока он еще жив, это мне понравится!
Демон вновь заговорил, показывая то на себя, то на северо-восток.
– Лиргисо там, – Тлемлелх указал на юг. – Там, понятно? Дай мне ощутить сладость мести, дай мне упиться вином справедливости, растерзай его! Ты должен меня слушаться… Поехали в город, – он сделал приглашающий жест в сторону тьянгара.
Демон кивнул. Знак повиновения! Итак, он признал Тлемлелха своим повелителем.
– Поехали скорее! – заторопил Тлемлелх.
Солнце уже скрылось за деревьями, мир затопили постепенно густеющие зеленые сумерки, а там и ночь не заставит себя ждать. Редко кому-нибудь из энбоно удавалось пережить ночь под открытым небом в Кущах Миноргла.
Вместо того чтобы подчиниться, демон сначала сполоснул в водоеме окровавленные руки и лицо, потом присел возле останков убитого сородича. Распустив шнурки, стащил странные футляры из темной кожи. Под футлярами ноги мертвой твари были обтянуты пестрой тканью. Демон уселся на траву и сбросил свои футляры, покрытые непристойно алым лаком, что наводило на мысль о совокуплениях и плотском блаженстве. Изумленный Тлемлелх успел рассмотреть обнаженные ступни – пятипалые, с плоскими бледными когтями, а потом демон спрятал их, надев ножные футляры мертвеца, затянул шнурки и вскочил. Тлемлелх пребывал в недоумении: что символизирует сие действие? Что это за неведомый ритуал? Он так мало знал о порождениях хаоса…
– Ему-ботинки-больше-не-понадобятся, – сказало существо.
– Я вижу, тебе не терпится настичь Лиргисо, – усмехнулся Тлемлелх. – Спасибо Флассу, теперь я отомщу!
Хумаик топтался около тьянгара, прикрывая лицо руками, чтобы не смотреть на жуткую потустороннюю тварь.
– Устраивайся здесь, – Тлемлелх указал демону на сиденье между вторым и третьим горбом тьянгара.
Тот опять кивнул и легко вскочил в седло.
Тлемлелх вскарабкался на свое место с помощью дрожащего нега. Усадив хозяина, Хумаик взял ко всему безучастную одурманенную скотину под уздцы и повлек по направлению к шоссе. Пройдет некоторое время, прежде чем действие хидомона закончится и тьянгар вновь начнет воспринимать команды, а им надо выбраться из чащи до того, как тревожно-зеленый сумеречный свет окончательно померкнет. Держась за ремни, Тлемлелх трясся в нервном ознобе, но на его губах играла торжествующая улыбка: он все-таки сумел призвать кого надо!
Глава 8
Жилье, снятое Клодом в дешевом многоквартирном доме на северной окраине Линоба, внутри походило на секцию камеры хранения: пенал два на четыре метра, множество стенных шкафчиков. В углу терминал, функционирующий шесть часов в сутки. На потолке скучный матово-белый глаз плафона. Выдвижная койка. Никаких излишеств. Рядом с дверцей пустого гардероба – дверь в крохотное помещение с унитазом, душем, умывальником и металлически-тусклым небьющимся зеркалом. Клод вначале не мог запомнить, какая из них справа, а какая слева. Бывало, что он, захотев в туалет, рывком распахивал дверь – и отшатывался, увидев в шаге перед собой глухую стенку.
Он каждый день с тревогой подсчитывал тающие деньги, ожидая, когда Адела найдет для него работу. Его никуда не хотели брать. Был, вообще-то, один выход: пойти в церковь Благоусердия, «отмолить» крамольную статью и получить справку. Адела без обиняков посоветовала так и сделать, но Клод не мог переломить себя. Слишком неловко было вспоминать то утро, когда Линда вытащила его из потасовки на Арбеонской площади. Пусть Клод постоянно мучился от сознания собственной мягкотелости – он все-таки не настолько мягкотел, чтобы по второму разу вляпаться в такое. Когда он сказал об этом Аделе, та обозвала его «умником-засранцем, готовым ради своего маленького самолюбия утопить Валгру в дерьме». Он спросил, какая связь между тем и другим, а то он что-то не улавливает, но Адела велела ему выметаться, потому что она смотреть на него спокойно не может.
Клод не понимал ее. Она убежала с вечеринки, чтобы найти его и извиниться, а теперь опять ведет себя как раньше. Даже еще хуже: иногда она начинала упрекать его, что он остался жив, в то время как «ее мальчики» погибли, – словно это он виноват в том, что какому-то психу взбрело в голову отправить улей в тартарары! Он все больше разочаровывался в Аделе Найзер, но она обещала ему работу, она утверждала, что для нее это пара пустяков, – и Клод держался за нее, как за последний шанс.