Рыжая невеста - Осборн Мэгги. Страница 29

— Даже в этом случае. — Фокс обрадовалась, завидев вдали Ханратти с тушей небольшого оленя, переброшенной через круп лошади. — У меня нет причин не доверять Таннеру. Так что закончим этот разговор.

Все же она не могла отделаться от сомнений, которые заронил в ее душу Браун. Во время ужина она то и дело посматривала на Таннера, который отошел от костра со своей тарелкой, и спрашивала себя, не наврал ли он о похищении отца.

Где-то около полуночи она перестала сверлить глазами потолок палатки и решила, что подозрения Брауна — чепуха. Мэтью Таннер был благородным человеком. Но что, если…

Если он отправился в Денвер, чтобы спасти своего отца, значит, он замечательный человек, преданный сын, которому можно доверять. Если он наврал насчет своего отца и деньги предназначались для какой-либо военной операции, то Таннер — лжец, обманщик и бессовестно прикрывается своим отцом, чтобы завоевать незаслуженную симпатию.

Но этого не может быть.

Фокс легла на бок и тяжело вздохнула. Ей безумно хотелось, чтобы Таннер прикоснулся к ней. Но он ее избегает. Неожиданно она подумала, что, пожалуй, надо взять все в свои руки.

Следующие несколько дней прошли без происшествий. Переходить вброд ручьи, взбираться на горы и спускаться вниз с опасных склонов уже стало такой же рутиной, как обустройство лагеря по вечерам. В горах было холодно, в долинах — теплее. Однажды утром был сильный снег, который превратился к полудню в ледяной дождь, и они ехали молча, согнувшись в седлах, стиснув зубы. Но в общем и целом им повезло с погодой.

Ханратти и Браун жаловались на однообразие горных вершин, узких долин и голубого неба. Таннер подозревал, что эти двое наверняка через день заблудились бы, потому что им совершенно очевидно не хватало острого взгляда Фокс, подмечавшего любые мелочи ландшафта.

Фокс ошиблась всего один раз, когда подвела их к краю глубокой, зажатой между двумя отвесными скалами балке, которую лошади не могли перейти. В результате они потеряли несколько часов на то, чтобы обогнуть эту балку. Но как правило, она точно знала маршрут. Утром она обычно объявляла, куда они едут и сколько, по ее расчетам, это займет времени, и потом безошибочно приводила их именно к тому месту, которое она выбрала для ночевки.

Таннеру очень хотелось расспросить ее о том, как давно она в последний раз вела людей по этому маршруту и какие запомнила ориентиры. Помнила ли она маршрут в общем или вспоминала местность, по мере того как они подъезжали к тем или иным ложбинам или вершинам.

Но в его голове прочно засело предостережение Пича. Он слишком восхищался фокс, чтобы увлечь ее, а потом оставить в конце их путешествия.

Поэтому он старался держаться от нее подальше, пресекая ее попытки оказаться рядом. Это давалось ему с трудом, потому что он и сам страдал от того, что не может с ней поболтать.

Сейчас он сидел у костра, мрачно наблюдая за тем, с какой тщательностью она расчесывает волосы, моет лицо и шею. Этот ежевечерний туалет завораживал его. Перед тем как заползти в спальный мешок, она чем-то мазала лицо, потом нюхала перчатки, которые надевала на ночь — при этом лицо ее принимало брезгливое выражение, — и укладывалась спать.

Об этом ему тоже хотелось ее спросить. Зачем она надевает на ночь перчатки?

— Мистер Таннер. — Пич окликнул его уже во второй раз. — Не сыграть ли нам партию в шашки?

Двое других мужчин сидели спиной к Фокс и не видели, как она расчесывает свои длинные рыжие волосы. Но Пич заметил, куда смотрел Таннер.

— Не сегодня, спасибо. — Таннер встал и, заложив руки за шею, потянулся, глядя в небо. — Я возьму в палатку фонарь и немного почитаю.

Так как по ночам часто шли дожди, они решили, что лучше ставить палатки, чем спать под открытым небом и просыпаться утром насквозь промокшими.

Таннер залез в палатку и лег поверх спального мешка, поставив фонарь у себя за плечом и положив голову на мешки с деньгами. Но только он раскрыл книгу, собираясь читать, как услышал голос Фокс:

— Выходите из палатки!

Таннер стремглав выскочил наружу, прихватив ружье.

— Что случилось?

Он быстро огляделся и отметил, что лошади и мулы были на месте. Охранники сидели у костра, пили кофе и ухмылялись. Пич негодующе смотрел на Фокс.

Последние лучи солнца освещали ее лицо, все еще розовое от умывания холодной водой. Глаза были скорее серые, чем голубые, и сверкали так, словно из них высекали огонь.

— С меня довольно. Нам надо поговорить. — Она метнула взгляд на сидящих у костра мужчин. — Но не при них. — Не дожидаясь ответа, она отошла к высокому кусту можжевельника.

Таннер заметил, что ее пончо колышется в такт шагам, но ее коса остается неподвижной. Это означало, что ее шея напряжена, что, в свою очередь, свидетельствовало о том, что она не на шутку рассержена.

Таннеру ситуация не слишком понравилась, но он все же последовал за ней за куст, скрывавший их от глаз сидевших у костра мужчин. Он понял, что приступ негодования означает, что Фокс чем-то уязвлена.

— Что вы задумали?

Она едва дала ему закончить фразу и встала перед ним на цыпочки, приблизив к нему свое лицо.

— Можете, если хотите, меня игнорировать, мне на это наплевать. Но меня мучает то, что в меня стреляли, когда я была у вас на службе, а вы, хотя бы из приличия, ни разу не поинтересовались, заживает ли моя рана и как я себя вообще чувствую! — выпалила она, показывая пальцем на мочку уха.

— Мистер Эрнандес держит меня в курсе.

На взгляд Таннера, мочка прекрасно заживала — края раны срослись почти незаметно. Не хватало небольшого кусочка уха, а в остальном опасности никакой не было.

— А вам не приходило в голову, что, возможно, мне самой хотелось бы услышать, что вас хотя бы чуть-чуть интересует здоровье вашей служащей, которая пожертвовала мочкой уха ради того, чтобы вернуть вам ваше золото?

Его поразило слово «служащая» — он никогда так о ней не думал.

— Мистер Эрнандес уверяет меня, что он дает вам лекарства против температуры и что теперь вы вне опасности. Он мне также сказал, что нет признаков заражения. Это правда?

Она сверкнула глазами и прищурилась.

— Да. Но у меня могло бы быть заражение, и я могла бы умереть от лихорадки.

— Но вы же не умерли.

— В этом нет вашей заслуги!

Он наконец понял. Она себя взвинтила для того, чтобы он не догадался, что его явное равнодушие ранит ее. Поскольку высшая точка кипения уже была пройдена, он осторожно достал из кармана жилета сигару и протянул ей. Немного поколебавшись, она взяла сигару, и они молча закурили, глядя на звезды.

— Я прошу прощения зато, что не выразил сожаления по поводу потери вами мочки. — Таннер выдохнул облачко дыма. — Уверяю вас, я глубоко благодарен вам за вашу смелость и за ту жертву, на которую вы пошли ради моего золота. Мне искренне жаль, что пуля задела вас.

— Вы смеетесь надо мной? — с подозрением спросила она.

— Вовсе нет. — Он понял, чего она ждет. Почувствовал ее близость и жар ее тела. Она заплела косу, но у него перед глазами все еще были ее длинные распущенные волосы. Он нахмурился и посмотрел вдаль. — Я держался особняком, потому что мне показалось, что так будет лучше всем. — Именно на этот вопрос она ждала ответа, но, черт возьми, мужчины не умеют на них правильно отвечать.

— Под словом «все», насколько я понимаю, вы подразумеваете себя и меня. Так почему же будет лучше, если мы будем игнорировать друг друга?

Он стал изучать светящийся конец сигары, радуясь тому, что было темно.

— Меня к вам тянет, Фокс. — Он откашлялся. — Пару раз я вообразил, что и вы ко мне неравнодушны. — Она молчала. — Я просто хочу избежать ошибки. Обстоятельства могут привести к ситуации, которая ничем хорошим не кончится.

— Думаю, я понимаю, о чем вы говорите.

— Тогда вы должны понять, почему я старался держаться от вас на расстоянии. Я не хотел усложнять ситуацию.

Она пошевельнулась, и он мог бы поклясться, что почувствовал запах бекона. Конечно, мужчины у костра выбрали неподходящее время для того, чтобы жарить бекон.