Свои люди – сочтемся - Островский Александр Николаевич. Страница 11

Устинья Наумовна . Сама все это разумею, серебряная, да нешто за мной дело стало; у меня женихов-то, что кобелей борзых. Да ишь ты, разборчивы очень они с маменькой-то.

Фоминишна . Да что их разбирать-то! Ну, известное дело, чтоб были люди свежие, не плешивые, чтоб не пахло ничем, а там какого ни возьми – все человек.

Устинья Наумовна (садясь) . Присесть, серебряная. Измучилась я нынче день-то деньской, с раннего утра словно отымалка какая мычуся. А ведь и проминовать ничего нельзя, везде, стало быть, необходимый человек. Известное дело, серебряная, всякий человек – живая тварь; тому невеста понадобилась, той жениха хоть роди, да подай, а там где-нибудь и вовсе свадьба. А кто сочинит – все я же. Отдувайся одна за всех Устинья Наумовна. А отчего отдувайся? Оттого, что так уж видно устроено, – от начала мира этакое колесо заведено. Точно, надо правду сказать, не обходят и нас за труды: кто на платье тебе материи, кто шаль с бахромой, кто тебе чепчик состряпает, а где и золотой, где и побольше перевалится, – известно, что чего стоит, глядя по силе возможности.

Фоминишна . Что говорить, матушка, что говорить!

Устинья Наумовна . Садись, Фоминишна, – ноги-то старые, ломаные.

Фоминишна . И, мать! некогда. Ведь какой грех-то: сам-то что-то из городу не едет, все под страхом ходим; того и гляди, пьяный приедет. А уж какой благой-то, господи! Зародится же ведь эдакой озорник!

Устинья Наумовна . Известное дело: с богатым мужиком, что с чертом, не скоро сообразишь.

Фоминишна . Уж мы от него страсти-то видали. Вот на прошлой неделе, ночью, пьяный приехал: развоевался так, что на поди. Страсти да и только: посуду колотит… «У! – говорит, – такие вы и эдакие, убью сразу!»

Устинья Наумовна . Необразование.

Фоминишна . Уж и правда, матушка! А я побегу, родная, наверх-то – Аграфена-то Кондратьевна у меня там одна. Ты, как пойдешь домой-то, так заверни ко мне, – я тебе окорочек завяжу. (Идет на лестницу.)

Устинья Наумовна . Зайду, серебряная, зайду.

Подхалюзин входит.

Устинья Наумовна и Подхалюзин .

Подхалюзин . А! Устинья Наумовна! Сколько лет, сколько зим-с!

Устинья Наумовна . Здравствуй, живая душа, каково попрыгиваешь?

Подхалюзин . Что нам делается-с. (Садится.)

Устинья Наумовна . Мамзельку, коли хочешь высватаю!

Подхалюзин . Покорно благодарствуйте, – нам пока не требуется.

Устинья Наумовна . Сам, серебряный, не хочешь, – приятелю удружу. У тебя ведь, чай, знакомых-то по городу, что собак.

Подхалюзин . Да, есть-таки около того-с.

Устинья Наумовна . Ну, а коли есть, так и слава тебе господи! Чуть мало-мальски жених, холостой ли он, неженатый ли, вдовец ли какой, – прямо и тащи ко мне.

Подхалюзин . Так вы его и жените?

Устинья Наумовна . Так и женю. Отчего ж не женить, и не взвидишь, как женю.

Подхалюзин . Это дело хорошее-с. А вот теперича я у вас спрошу, Устинья Наумовна, зачем это вы к нам больно часто повадились?

Устинья Наумовна . А тебе что за печаль! Зачем бы я ни ходила. Я ведь не краденая какая, не овца без имени. Ты что за спрос?

Подхалюзин . Да так-с, не напрасно ли ходите-то?

Устинья Наумовна . Как напрасно? С чего это ты, серебряный, выдумал! Посмотри-ко, какого жениха нашла. – Благородный, крестьяне есть, и из себя молодец.

Подхалюзин . За чем же дело стало-с?

Устинья Наумовна . Ни за чем не стало! Хотел завтра приехать да обзнакомиться. А там обвертим, да и вся недолга.

Подхалюзин . Обвертите, попробуйте, – задаст он вам после копоти.

Устинья Наумовна . Что ты, здоров ли, яхонтовый?

Подхалюзин . Вот вы увидите!

Устинья Наумовна . До вечера не дожить; ты, алмазный, либо пьян, либо вовсе с ума свихнул.

Подхалюзин . Уж об этом-то вы не извольте беспокоиться, вы об себе-то подумайте, а мы знаем, что знаем.

Устинья Наумовна . Да что ты знаешь-то?

Подхалюзин . Мало ли что знаем-с.

Устинья Наумовна . А коли что знаешь, так и нам скажи, авось язык-то не отвалится.

Подхалюзин . В том-то и сила, что сказать-то нельзя.

Устинья Наумовна . Отчего ж нельзя, меня, что ль, совестишься, бралиянтовый, ничего, говори, – нужды нет.

Подхалюзин . Тут не об совести дело. А вам скажи, вы, пожалуй, и разболтаете.

Устинья Наумовна . Анафема хочу быть, коли скажу – руку даю на отсечение.

Подхалюзин . То-то же-с. Уговор лучше денег-с.

Устинья Наумовна . Известное дело. Ну, что же ты знаешь-то?

Подхалюзин . А вот что-с, Устинья Наумовна: нельзя ли как этому вашему жениху отказать-с!

Устинья Наумовна . Да что ты, белены, что ль, объелся?

Подхалюзин . Ничего не объелись! А если вам угодно говорить по душе, по совести-с, так это вот какого рода дело-с: у меня есть один знакомый купец из русских, и они оченно влюблены в Алимпияду Самсоновну-с. Что, говорит, ни дать, только бы жениться; ничего, говорит, не пожалею.

Устинья Наумовна . Что ж ты мне прежде-то, алмазный, не сказал?

Подхалюзин . Сказать-то было нечего, по тому самому, что я и сам-то недавно узнал-с.

Устинья Наумовна . Уж теперь поздно, бралиянтовый!

Подхалюзин . Уж какой жених-то, Устинья Наумовна! Да он вас с ног до головы золотом осыплет-с, из живых соболей шубу сошьет.

Устинья Наумовна . Да, голубчик, нельзя! Рада бы я радостью, да уж я слово дала.

Подхалюзин . Ну, как угодно-с! А за этого высватаете, так беды наживете, что после и не расхлебаете,

Устинья Наумовна . Ну, ты сам рассуди, с каким я рылом покажусь к Самсону-то Силычу? Наговорила им с три короба, что и богат-то, и красавец-то, и влюблен-то так, что и жить не может, а теперь что скажу? Ведь ты сам знаешь, каково у вас чадочко Самсон-то Силыч, ведь он, неровен час, и чепчик помнет.

Подхалюзин . Ничего не помнет-с.

Устинья Наумовна . Да и девку-то раздразнила, на дню два раза присылает: что жених, да как жених?

Подхалюзин . А вы, Устинья Наумовна, не бегайте от своего счастия-с. Хотите две тысячи рублей и шубу соболью, чтобы только свадьбу эту расстроить-с? А за сватовство у нас особый уговор будет-с. Я вам говорю-с, что жених такой, что вы сроду и не видывали, только вот одно-с: происхождения не благородного.