Все ведьмы делают это! - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 26

— Купи мне, батюшка, — сказала хитрая Акулина голосом деревенской дурочки, — перышко Финнета — Ясна сокола.

— И ты туда же?! Нешто порчу на тебя навели, чадо! — крестится Козьма. — Беду-стыдобу на себя накликать хочешь? Чего другого попроси, духов там заморских французских на розлив, тапок китайских, бралиянтов стекла чешского.

— Ну на что тебе энто перышко? — увещевает Снандулия. — Пастуха Козлодоева в носу щекотать?

— Та-то, чай, с прошлого раза натешилась, — презрительно кривит губы Явдоксия. — На весь околоток себя ославила.

— Будет! — отец, видно, и сам не рад, что спросил Акулину. — Что ж, раз просишь, быть по сему. Чему быть, того, видно, не миновать.

Не знала Марина-Акулина, что до нее уже была в сказке девица, тоже попросившая такое перышко. И к ней прилетел Финист — Ясный сокол, да только не полюбилась она ему. Со злости та девица, как он в сокола обратился, целый пук перьев из его хвоста выдрала и пустила по ветру: пускай еще дурочки найдутся, счастья с Финистом попытают!

В воскресенье Козьма действительно отправился на ярмарку, напутствуемый просьбами, чтоб панбархат был «обязательно с зернью да нитью золотою». На Акулину он посмотрел со вздохом и ничего не сказал...»

(Здесь начиналась любимая Марьей и Дарьей часть, и Авдей потому всегда инсценировал свой рассказ.) Итак...

«...Оставшись без отцовского контроля, Явдоксия и Снандулия недоставали из громадных своих сундуков пропахшее нафталином приданое и начали примерять сарафаны, юбки, поневы, кокошники, платки, попутно насмехаясь друг над другом и над Акулиной, лишенной всех этих нарядов. Акулине было дозволено быть лишь безмолвным наблюдателем на демонстрации коллекции славянской моды осенне-летнего сезона да еще застегивать пуговицы и стягивать кушаки на слишком уж располневших талиях сестриц.

— Ах, зело лепотна моя кика-то парчовая! — крутилась у зеркала Явдоксия, так и этак примеряя на голову жутко нелепое сооружение с длинным шлейфом из тафты.

— Полно тебе, у меня кокошник лучше! — горячилась Снандулия. — Речным жемчугом да самоцветными каменьями расшит!

— Уж и жемчуг! Ой, не смеши меня! Знаем мы таковы каменья — стекло битое бутылошное! Одно слово — бужутерия!

— А вот и нет!

— А вот и да!

Поругались сестры и вцепились друг другу в косы, зашипели, как кошки. Еле разняла их Акулина, да за то и поплатилась: принялись сестры над ней смеяться.

— Что рот раззявила, аки кликуша блажная? — напустилась на девушку Явдоксия, хотя Акулина на самом деле была очень красивой и ротик у нее был... как у Даши...»

— Нет, как у меня! — сразу требует справедливости Марья.

— Ты в прошлый раз была Акулиной! — не остается в долгу Дарья и кидает в сестру мишкой.

— Ти-хо! А то дальше не буду рассказывать. Дашка, ну-ка, пей микстуру. Не реви, она сладкая. Так, Марья. Твоя задача: быстро проглотить этот порошок и запить молоком. Молоко холодное? А ты что, горячее любишь? Ну, вот, я так и думал...

— Рассказывай дальше!!! Ну, папочка!

— Ладно.

«... Хитрая Явдоксия загрузила Акулину непосильной работой:

— Ступай, все горницы подмети, квашню поставь, крупы гречневой перебери, кадку под капусту простерилизуй, ой, чаво это я говорю-то!

— Хорошо, сестрица, — только и сказала Акулина и принялась за дела.

Когда Акулина на кухне сортировала крупу и чечевицу, подошла к ней тихонько старая нянька Арина Родионовна, которая от души жалела горемычную девушку.

— На-ка, горемычная, покушай, — сунула она Акулине петушка на палочке. — Совсем сестры-срамницы тебя умучили!

— Спасибо, бабушка. — Акулина-Марина вовсе не любила петушков из жженого сахара, но из вежливости принялась его сосать. — И пошто сестрицы на меня взъедаются...

— Уж больно ты личиком хороша, милая, вот оне и завиствуют, куры рябые, неуклюжие, — растолковывает нянька. — Да и матушка-покойница боле всех тебя любила-баловала. Нонче же только батюшка и заступится. Да еще, — тут нянька понижает голос, — женишок твой жданный-гаданный.

При словах о женихе всякая девушка, даже самая умная, теряет голову. Тем более в сказке. Бедная Акулина так разволновалась, что сунула в мешок с гречкой миску отборного проса.

— Нету у меня жениха, баушка...

— Уж будто! А кто же в светлицу твою летал, светло перышко потерял?

— Ну, мало ли птиц летает. Не февраль месяц, — сказала Акулина, вспомнив о том, что, и правда, недавно вечером возле окна крутилась какая-то невзрачная птица.

— Птиц-то много, милая! А Финист-сокол один. Вот тебе и счастье привалило: возьми, милая, вот оно, перышко Финиста — Ясна сокола, жениха твоего нареченного, супруга навечного.

Акулина взяла в руки перо, слегка испачканное присохшим кое-где пометом. Ничего особенного и волшебного в нем пока не наблюдалось...

— А я батюшку просила с ярмарки привезти, — растерянно протянула она и принялась отколупывать с пера присохшие сероватые комочки. — У вас-то оно откуда?

— Схоронила тайно, как он прилетал да о ставни твоей светлицы заполночь бился-колотился... Бери да спрячь. Как луна-то в силу полную войдет, ты его и призови снова.

— Ну хорошо, — сказала Акулина и спрятала перо.

А вечером Козьма Скоробогатый вернулся с ярмарки, хорошо нагрузившийся заморскими товарами и отечественной брагой. Явдоксия и Снандулия с визгами восторга приветствовали тяжеленные отрезы панбархата неприглядной для глаз расцветки, примеряли повязки из парчи и серьги из самоцветных каменьев...

— А тебе, дочь меньшая, любезная, привез я просимое. Тыщу рублей отдал! — с этими словами купец полез за пазуху и вытащил расшитый платок...

Да, это было еще одно перо. Только совсем непохожее на то, что сунула в руки Акулины Арина Родионовна. Перо блестело как древнее благородное золото, было тяжелым и прохладным на ощупь. Даже сестры притихли, глядя из-под своих бархатных завалов на это сокровище.

— Это и есть перышко Финиста — Ясна сокола? — тихо спросила Акулина.

— Оно самое, не сумлевайся. У меня вот и грамотка к нему есть. Доказуется там, что перо сие не подделка рук человеческих, а истинно редкостной птицею изроненное.

В грамотке глаголицей написано было следующее:

«Сертификатъ качества.

Сия грамота подтверждаеть, что рекомое перо есть истинно перо Финиста — Ясна сокола и содержит в себе:

злата — 0,6 ф.

серебра — 1,1 ф.

сплаву ювелирнаго — 6,9 ф.

каменьевъ самоцветныхъ — 0.

Проба пера 583.

Грамоту составилъ, подписалъ ювелирныхъ делъ мастеръ Ицхакъ бенъ Звономудъ».

— Вот! — гордо потряс грамоткой Козьма, — Ноне у нас торгуют без обману. Даже и срок испытательный на сие перышко есть. Полгода. Ежели не оправдает себя, воротим торгашу да получим деньги с лихвой.

— Благодарствую, батюшка, — поклонилась Акулина, прижимая перо к груди.

Поздно вечером, когда даже Явдоксия и Снандулия устали примерять свои новые наряды и легли спать, Акулина заперлась в своей скромной светелке, освещенной лучиною, и положила перед собой на столике оба пера...»

Да, история становилась интересной. Однако каким образом Акулина могла проверить, какое из перьев — фальшивка, а какое — подлинное? Разумеется, Акулина поступила как героиня известной русской сказки. Только она с размаху бросила на пол оба пера. А вот этого как раз и не стоило делать...

... Дарья с Марьей восторженно затихают. Начинаются приключения. Вопрос женихов волнует девочек с детства. У них даже в детском саду уже есть по жениху.

«... Перед Акулиной стояли двое мужчин. Один был одет в алый плисовый кафтан с блестящими на локтях рукавами, подпоясан бахромчатым кушаком, на ногах имел сафьяновые сапоги, а на голове — смушковую шапку, которую моментально сдернул с головы, склонясь в эффектном поясном поклоне. Пахло от него курятником. Второй... Второй гордо кутался в длинный, бордовой парчи халат, сверкал многочисленными перстнями на пальцах и огромным рубином, украшавшим белоснежную атласную чалму. Глаза его тоже блестели как два агата. Но поклонился он гораздо небрежнее, двумя пальцами левой руки придерживая усыпанный драгоценными камнями эфес ятагана. Пахло от этого пришельца сандалом, миртом и прочими восточными благовониями.