Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 43

– Валяй, докладывай! – невежливо крикнула Аленка. Чихала я мелким чихом и на Совет, и на эмбарго, и на войска миротворческие! Все, посол, свободен! И дуй отсюда вместе со своим вонючим котом!..

Аленка надула щеки и так дунула в посла, что тот сухим листом полетел над верхушками окружавшей озерцо цветущей бузины.

Посол Фигляндии, Туукка Тииккуриилла проследила взглядом за полетом братанского посла с чувством глубокого морального удовлетворения. Во-первых, она была гипертрофированной феминисткой и сексисткой и твердо верила в то, что мужчины не имеют способностей к Большой Политике. Во-вторых, она, как истинная фигляндская патриотка, прохладно относилась к Великой Братании с ее волюнтаристскими амбициями.

Итак, на берегу осталась Туукка, а в лотосе плавала Аленка, наслаждаясь погожим деньком.

– Я хочу сказать вам как женщина женщине… – начала было Туукка, но узурпаторша бесцеремонно ее прервала:

– Я знаю все, что ты намереваешься мне высказать. Насчет ценности человеческой жизни и всего такого прочего. На это я отвечу: мне плевать. А если ты скажешь, что мы должны вашему Фигляндскому валютному фонду три миллиона золотом и мелкими ассигнациями, я повторюсь, но отвечу то же самое. Мне плевать. И знаешь почему? Потому что я сильнее. Потому что не люблю отдавать долгов. Кстати, их наделала не я, а опять-таки царица Руфина, которой больше не будет.

– Это жестоко! – воскликнула Туукка. Это негуманно!

– Я знаю, – мило улыбнулась из лотоса Аленка. Но меня это устраивает, понятно?! И давай-ка ты лети прямиком вслед за лордом, не порть мне отдых.

Когда Туукка Тииккуриилла пролетала над теми же кустами бузины, в ее голове мелькнула мысль, что никогда не следует радоваться, если кто-то наступил на навозную кучу. Потому что всегда есть вероятность самой наступить туда же.

Разорвав дипломатические отношения с Фигляндией и Великой Братанией, Аленка хорохорилась два дня. Потом помрачнела и стала выспрашивать у своего махатмы, что будет, если на них пойдут войной.

– Кумарис, сати, – ответил ей дремлющий в позе сытого питона махатма, – Ашвапудрам нанас чандра-гупта раджа-йога.

– Как скажешь, – кивнула Аленка и принялась делать себе косячок. Наплевать – так наплевать.

Только посол княжества Нихтферштейн по-прежнему вел свои дела в изменившемся Кутеже и не требовал от Аленки аудиенции. Но на это у господина фон Кнакена были свои тайные причины.

Однако следует вернуться к забытому в подвалах царских Ивану-царевичу и его новому другу, учкудукцу Тудыратыму. В конце концов, им прискучило ревизовать мясные кладовые и винные погреба, и они решили выйти на поверхность. Тем более что никто им в этом намерении препятствий не чинил.

Это-то и погубило царевича. От хороших харчей да бесконечной выпивки стал он осоловевшим, ленивым и политически недальновидным. Про его товарища и говорить не стоило: Тудыратым только и мог, что сочинять новые песни то про каких-то неуловимых мстителей, то про мир голодных рабов… Забыл-запамятовал Иван-царевич, кто захватил престол Кутежа и превратил его мать в пушистое симпатичное домашнее животное! И забывчивость эта вышла ему боком.

Беспрепятственно покинув одному ему известным ходом территорию царских подвалов, Иван-царевич в обществе не расстававшегося с лисьей шубой Тудыратыма двинулся прямиком к месту, где, как он знал, издревле стоял славный кабак старого Кургуза, добродушного толстяка и жулика, подающего отменное пойло с отменной же закуской.

– Вот мы сейчас, – мечтал Иван-царевич, щурясь от яркого солнца, – пивка холодненького хлебнем со свежей тараночкой. У Кургуза всегда такая тараночка! А потом я тебе пряников куплю. Знаешь, что такое пряник? У вас, в Учкудуке вашем, небось, и не слыхивали про это диво! Пряник, друг ты мой сердешный, энто как хорошая песня – душу до слез бередит. К нам кто в Кутеж приезжает, пряников возами набирают – на память. И ты что думаешь, будут есть? Не-ет! Это только дураки пряники из Кутежа везут, чтоб есть. А умные их высушивают и гвоздиками к стенке прибивают: дому чтобы было украшение и о поездке память… Погоди! С дороги я сбился, что ли?

Царевич растерянно озирался, ища глазами кабак прославленного Кургуза. Только не было больше кабака. На его месте высилась горка из камней, обсаженная белыми цветочками.

– Что за черт, не пойму… – протянул царевич и только в этот момент догадался оглядеться как следует. А, оглядевшись, стал мелко креститься и припоминать ирмосы покаянного канона.

– «Волною морскою скрывшего древле гонителя, мучителя»… Тудыратым! Видать, война была в городе, а мы все в подвале прошляпили!

Тут растерянного царевича и его учкудукца и взяли в кольцо странные смуглокожие парни в белых одеждах. И повели в слишком хорошо знакомом царевичу направлении. Ошарашенный происшедшими в столице видимыми переменами, тот даже и не сопротивлялся. И не удивился, когда узрел себя стоящим на коленях перед закутанной в холщовое покрывало Аленкой, лжецарицею Тридевятого царства.

– Ты чего тут наворотила, а? – рявкнул Иван, пытаясь подняться с колен, но резкий толчок промеж лопаток заставил его сунуться носом в ворох конопляной соломы, устилавшей пол. Тьфу, зараза! Управы на тебя нету!

– Это верно, царевич, – усмехнулась просветленная кармическая супруга махатмы Брахмы Кумариса. Нету на меня управы. И не будет. Потому что я сама теперь здесь и закон и беззаконие.

– Не много ли на себя берешь? – выплюнув солому, поинтересовался Иван.

– Не много. В самый раз.

– Где жена моя? Где брат с невесткой? Почему дворец в хлев превратила?!

– Знаешь, царевич, – задумчиво протянула Аленка. Ты какой-то грубый. Нет в тебе светлого духовного начала. И карма у тебя… ой, дрянь карма! Просветлиться тебе надо. Причем в срочном порядке. Эй, мальчики! Отведите-ка Ивана-царевича и его странного друга в наше заведение для взыскующих очищения духа. И передайте там главному, что к этим двум, погрязшим в невежестве и чревоугодии, требуется особый подход.

Вот так Иван-царевич и его приятель, учкудукский подданный Тудыратым Жарамдылык и оказались в стенах лечебно-трудового очистилища. И первым, кто ввел их в курс текущих событий и рассказал про внутренний распорядок, был тихий незаметный старичок с поросшими белесым пухом ушами; старичок, в котором уже никто бы не признал прославленного пивовара Ивана Таранова.

Идти по дороге, куда глаза (причем не твои) глядят, было жутковато, но интересно. Я, во всяком случае, к тому, что некие небесные очи прогревали мне взглядом спину, отнеслась более спокойно, чем моя прекрасная тезка. Та же с момента появления пресловутых глаз в небесах была бледна, шла с опаской и поминутно оглядывалась.

– Василиса, – успокаивала я ее. Да не изводись ты! Там они висят, никуда не делись. И сияют, словно две луны…

Тезка в ответ на это только расплакалась:

– Страшно мне! Ведь неведомо куда эта дорога нас приведет! Все получилось совсем не так, как я придумывала!

– Это называется судьба, – глубокомысленно заявила я. А .от судьбы с таким взглядом уже не уйдешь.

Тут Василиса Прекрасная приглушенно взвизгнула. Я уж испугалась было, что ее укусила за пятку какая-нибудь змея, но тут увидела причину тезкиного визга. И сама чуть не завопила, правда не от страха. От удивления.

Справа от тропинки, по которой мы шли, стоял экскаватор с поднятым ковшом.

– Господи! Вот оно, чудище неведомое! – всхлипнула Василиса Прекрасная. Лучше Я обратно побегу, Кутеж – город большой, знакомых много, как-нибудь спрячусь от Аленки…

– Опомнись! – Я дернула ее за рукав. Назад нам дороги нет. И потом, это вовсе никакое не чудище. Это просто машина. Ну, механизм. Чтоб ямы копать. Колдовского в нем – ни миллиграмма.

Чем дальше мы углублялись в лес по высвеченной небесным взглядом тропинке, тем больше нам попадалось подобных «чудовищ». Среди березок и мелко дрожащего осинника причудливыми изваяниями застыли бульдозеры, пара тракторов, самосвал и техника помельче: автобусы – «пазики» с выбитыми стеклами, «газели» с проржавевшими на боках надписями «Маршрутное такси», один перевернутый набок и смятый в гармошку «опель-вектра» и десятка два велосипедов самой разной конфигурации и степени сохранности.