Выйти замуж за дурака - Первухина Надежда Валентиновна. Страница 44

Дорога тоже изменилась. Если раньше мы шли по, обычной, довольно широкой лесной тропе, мягко пружинящей слоем прошлогодней палой листвы, то теперь ноги то и дело натыкались на змеей протянувшийся резиновый шланг, на пустые банки из-под пива, на куски какой-то непонятной арматуры. Потом пришлось идти с осторожностью; дорога была прямо-таки усыпана подшипниками, ножами от газонокосилок, пилами, притаившимися в траве, словно плоские крокодилы. Особенно много попадалось разнообразнейших гаечных ключей, так что мне даже вспомнились строки, которые мои однокурсники частенько цитировали в студенческие годы. Я тоже не замедлила их процитировать, чтоб моей спутнице не было так отчаянно страшно:

Солнце скрылось за линией туч.

Мы одни в этом сказочном мире…

Хочешь, я подарю тебе гаечный ключ

Двадцать два на двадцать четыре [3]?..

Однако стихи должного эффекта не возымели. А строчка насчет того, что «мы одни в этом сказочном мире» даже мне самой в эту минуту показалась несколько зловещей.

Тем более что дорога кончилась. То есть абсолютно.

Мы стояли перед высокой стеной из кирпича.

Нет, кирпич был не желтый, если кому интересно. Обычный это был кирпич, грязно-коричневый, кое-где потрескавшийся и выщербленный. Но самое замечательное было то, что вся стена буквально пестрела поразительными надписями:

«Я кончил этот труд, кто может, пусть напишет более. А. Афанасьев»

«Сие есть истинное чванство – не пропустить сюда дворянство! Вас. Жуковский»

«Няня, ты была права. Кот ушел из Лукоморья. Твой Пушкин А. С.»

«Ай да Пушкин! Ай да сукин сын! И тут успел вперед меня побывать! Посему от сказок приступаю к драме «Маскарад». М.Ю. Лер…» (дальше надпись стерта).

«О горе мне! Я видел этого конька! И виденного не забуду боле! Лучше посвятить себя педагогике. Директор Тобольской гимназии Ершов»

«Ах, что они сделали с моею черною курицей?! Ант. Погорельский»

– Василиса! – восторженно крикнула я своей тезке. Да ведь это писали великие люди! Они все когда-то писали сказки и были здесь!.. Это же просто музей под открытым небом!

– Ну и что? – равнодушно отозвалась Василиса, привалившись спиной к стене и загораживая витиеватый автограф Одоевского. Нам от сего не легче. Устала я.

– Василиса, держись! – принялась я ее умолять, но она лишь клонилась долу, как срезанный люпин.

Я подхватила тезку под спину и крикнула глазам, наблюдавшим за нами с небес:

– Это нечестно! Нельзя так поступать с женщинами, одна из которых, между прочим, находится в деликатном положении! Мы шли именно туда, куда вы глядели, и к чему хорошему это привело?!

В ответ на мою тираду глаза в небе взяли и погасли. Стало совсем жутко. А тут еще рядом, в крапиве, послышалось интенсивное шевеление.

«Вот теперь это точно какое-нибудь чудовище!» – подумала я, прижимая к себе обмякшую Василису Прекрасную.

Но в эту ночь мне просто не суждено было насладиться обществом какого бы то ни было монстра. Потому что из крапивы к нам вышел обычный человек мужского пола, небольшого роста и скромного вида. Вот только глаза его я узнала сразу. Это были те самые глаза. Только сейчас они сияли потише и размер имели меньший.

– Ой, – только и сказала я.

– Чего скандалишь? – вместо приветствия поинтересовался глазастый человек. У тебя ума хватает только на то, чтобы в стену ломиться да кричать, что твои права попираются? Типично женское мышление. О том, что рядом, буквально в двух шагах, находится дверь, ты, разумеется, не подумала.

Он дунул на заросли крапивы, и те расступились, образуя для нас проход, как для израильтян в Чермном море. И я действительно увидела дверь. Точнее, калитку из простых, неструганых, потемневших досок.

– Дай-ка ее мне, – неожиданно потребовал человек и аккуратно подхватил на руки бесчувственную Василису Прекрасную. Не по ее силам, конечно, такие переходы.

Он пошел к калитке, я – следом. Оглянувшись, я увидела, что крапива за нами снова сомкнулась плотными мрачными рядами.

За калиткой оказалась небольшая лужайка, сплошь заросшая ромашками. А от лужайки аккуратная, посыпанная песочком дорожка шла к домику вполне современного вида. Впрочем, когда мы подошли ближе, я разглядела, что домик-то как раз весьма древний, а модерновость ему придают окна с пластиковым профилем, кованая лесенка и здоровенная тарелка параболической антенны на крыше, рядышком с печной трубой.

– Заходите, гости дорогие, незваные, но долгожданные! – пробормотал себе под нос глазастый тип, и дверь домика отъехала в сторону.

Оказавшись внутри, я опять принялась изумленно ахать. И было отчего! Хозяин дома на мои ахи, однако, не обратил внимания, а только буркнул: «Присядь, подожди» и скрылся с Василисой на руках за одной из вычурных деревянных дверей.

Пока хозяин отсутствовал, я осматривалась и отказывалась верить собственным глазам.

Просторная комната с бревенчатыми стенами напоминала или хозяйственный супермаркет, или, что вернее, какой-то грандиозный пункт проката. Чего здесь только не было! К старому холодильнику «Бирюса» прислонилось полдюжины раскладушек. С них оригинальным покрывалом свешивался надувной матрац в нерабочем состоянии. На стенах висели охотничьи ружья, альпенштоки, ласты и акваланги. Возле дивана, на котором я сидела, пристроился телевизор и почему-то лежащий плашмя музыкальный центр. Стайкой плененных растерянных зайчат на полу стояли белые пластиковые чайники Tefal. Что они при этом думали о нас – страшно было и догадываться. Возле чайников расположилась стиральная машина, почему-то зеленого цвета. На ней, наподобие шляпы, красовался здоровенный атласный темно-фиолетовый абажур от торшера. Сам торшер, стыдясь своей откровенной наготы, прятался за блестящим сервировочным столиком… О таких мелочах, как горки столовых и чайных сервизов в углах, не стоит и упоминать. Картину довершал стеллаж, забитый электродрелями, мотками проволоки, молотками и прочим инструментом.

– Не нравится? – прямо над моим ухом прозвучал ехидный вопрос.

Я вздрогнула. Это был тот самый глазастый человек. Я заставила себя не нервничать и как можно более деликатно сказала:

– Вообще-то здесь… несколько захламлено.

– Значит, не нравится, – заключил глазастый. А вы думаете, мне нравится? Думаете, я от всего этого, – он обвел рукой комнату, – в непреходящем восторге?

– Куда вы Василису дели? – сменила тему я.

– Положил в спальне отдохнуть. Не волнуйтесь. Ничего плохого с ней не случится.

– А хорошего?

Глазастый усмехнулся:

– А насчет хорошего – не ко мне. Это, девочки, сами для себя устраивайте. А то привыкли на готовенькое…

– Скажите, а кто вы такой? – решилась я наконец задать вполне резонный вопрос.

Потому что внешне этот человек не походил ни на отъявленного злодея, ни на зацикленного на альтруизме филантропа. Внешность у него была самая обычная. Мужчины с такой внешностью, как правило, работают скромными инженерами, а к зеркалу подходят исключительно ради того, чтобы побриться и проверить, хорошо ли завязан галстук. Вот только глаза… Глаза были особенные. Они напоминали окна, за которыми грозовая мгла мгновенно сменялась солнечным днем, и наоборот. Такие глаза смотрят не просто внутрь тебя. Они еще могут всю тебя просто вывернуть наизнанку, как наволочку, и набить своим содержимым…

– Так кто же вы?

Мужчина присел рядом со мной на диван. Кстати, одет этот тип был тоже довольно странно: вытертые джинсы, лимонного цвета нейлоновая рубашка, а поверх рубашки – бежевый вельветовый пиджак с кожаными заплатками на локтях. На ногах – остроносые ботинки с кое-где треснувшим и облупившимся лаком. Прикид времен «Лестницы в небо»?..

– Как вам сказать, кто я, – задумчиво протянул мужчина. Можно дать такое определение: я – Охранник.