Возвращение домой.Том 1 - Пилчер (Пильчер) Розамунд. Страница 34

— Тинкербелл — не лошадь, а пони. Она смирная, никогда не брыкается и не кусается. — После секундного раздумья Лавди добавила: — Сегодня суббота — может быть, там будет Уолтер.

— Кто это такой?

— Уолтер Мадж. Его отец управляет «Лиджи», нашей фермой, а еще помогает папчику в управлении поместьем. Уолтер очень милый. Ему шестнадцать. Он иногда приходит на выходные, чтобы вычистить конюшни и помочь садовнику. Он копит деньги на мотоцикл.

— Он тоже ездит верхом?

— Он выгуливает охотничью лошадь папчика, когда тот заседает в суде или уезжает на какую-нибудь деловую встречу. — Внезапно Лавди отпрянула от окна. — Я замерзла. Пойдем разберем твои вещи.

Они занялись этим делом вместе. Вещей у Джудит было немного, но каждой нужно было найти подходящее место. Шляпа и пальто были убраны в гардероб, пальто устроилось на мягких, обтянутых розовым бархатом плечиках. Внутри шкафа пахло лавандой. Ночная рубашка легла на подушку, халат был повешен на дверь, щетка для волос и гребешок расположились на туалетном столике, смена нижнего белья укрылась в выдвижном ящике, а зубная щетка и фланелевое полотенце для лица заняли свои места в безразмерной ванной. Свой дневник и авторучку Джудит положила на ночной столик, вместе с часами и новой книжкой Артура Рэнсома.

Когда они закончили, она огляделась по сторонам и отметила про себя, что ее ничтожные, неприметные пожитки не оставили особого отпечатка на роскошном убранстве комнаты. Но Лавди некогда было замечать эти тонкости. Как всегда сгорая от нетерпения, она уже порядком утомилась от хозяйственных хлопот и, забросив пустую сумку под кровать, объявила:

—Все. Теперь пойдем к Мэри и посмотрим, что ей удалось откопать для тебя из одежды. Не знаю, как ты, но если я в самое ближайшее время не сброшу с себя эту мерзкую форму, то у меня начнется истерика.

Она мигом выскочила из комнаты и с громким топотом понеслась по коридору обратно в детскую — словно наперекор всем школьным правилам, которые вдалбливались в ее упрямую голову, но теряли свою силу здесь, дома, где она снова становилась вольной птицей.

Мэри уже закончила гладить, сложила гладильную доску и поставила утюг остывать. Они застали ее стоящей на коленях перед высоким гардеробом, который был самым внушительным предметом обстановки в детской; его вместительный нижний ящик был выдвинут, и вокруг разложена аккуратными кучками самая разная одежда.

Лавди умирала от нетерпения.

— Нашла что-нибудь? Не обязательно что-то нарядное — сгодится любое…

— Как это «сгодится любое»? Ты же не хочешь, чтобы твоя подруга выглядела, будто только что явилась с благотворительной распродажи?

— Мэри, это же совсем новый пуловер! Афина купила его в прошлые каникулы. Что он делает в твоем «специальном» ящике с ненужными ей вещами?

— Хороший вопрос. Она зацепилась локтем за кусок колючей проволоки. Я починила это место, но станет ли она его носить, эта маленькая леди? Как бы не так.

Кашемир… Да он просто великолепен! Держи! — Лавди кинула пуловер подруге, и когда Джудит поймала его, ей показалось, будто ветер бросил ей в руки пушинку чертополоха — такой невесомой и нежной была шерсть. Кашемир. У нее никогда не было кашемирового пуловера. К тому же, красного, как ягода остролиста, — один из любимых ее цветов.

— А вот прелестная бумажная блузка в полоску, с круглым отложным воротничком. Одному небу известно, почему Афина перестала ее носить. Надоела она ей, не иначе. И шорты. В школе она в них играла в хоккей. Я их сохранила: подумала, что они могут еще пригодиться тебе, Лавди.

Мэри подняла шорты для всеобщего обозрения. Они были из темно-синей фланели, плиссированные наподобие короткой юбки.

— То, что надо, — одобрительно отозвалась Лавди. — Сгодятся, а, Джудит? Ах, Мэри, ты просто чудо! — Она наклонилась и стиснула шею Мэри своими тонкими ручонками. — Ты самая лучшая Мэри на свете! Теперь, Джудит, отправляйся к себе и переоденься, да поживее, потому что мне еще надо успеть показать тебе все-все остальное.

Джудит прошла к себе в спальню, прикрыла дверь и неторопливо, торжественно, словно на какой-то важной церемонии, разложила шорты, пуловер и блузку на кровати, как делала ее мать, наряжаясь к праздничному ужину. Ив самом деле, несмотря на то что была самая обыкновенная суббота, Джудит не оставляло ощущение, будто она переодевается, чтобы выйти к праздничному столу, в комнату, полную гостей. Во всей этой сказочной усадьбе, в самом здешнем воздухе была разлита атмосфера праздника.

Но что еще важнее, она очутилась в полном одиночестве. Ей трудно было припомнить, когда в последний раз она оставалась совершенно одна и никто не досаждал ей разговорами или вопросами, не толкался и не пихался, не приказывал сделать то или не делать этого, не звонил в звонок и не требовал ее внимания. В этот момент Джудит неожиданно открыла для себя, какое это удивительное благо. Одна. В покойном уединении своей собственной спальни, просторной и тихой, в окружении красивых, радующих глаз вещей. Она подошла к окну, открыла его, облокотилась о подоконник и стала наблюдать за белыми голубями, слушать их нежное воркование.

Одна. Столько в последнее время было событий. Недели, даже месяцы непрерывной суматохи и суеты. Рождество в Плимуте, все эти сборы, упаковка вещей, подготовка к отъезду из Ривервью-Хауса, ажиотаж по закупке вещей для «Святой Урсулы» и, наконец, расставание с матерью, Филлис и Джесс. А потом — школа, где невозможно остаться наедине ни секунды.

Одна. Джудит только теперь осознала, как ей недоставало роскоши уединения, и поняла, что такие, пусть редкие, моменты необходимы ей как воздух. Пребывание наедине с собой дарило, пожалуй, не столько духовное, сколько чувственное наслаждение, какое бывает, когда надеваешь шелковое белье, или купаешься без купальника, или идешь по пустынному пляжу в компании одного лишь солнца, ласкающего тебе плечи. Уединение восстанавливало силы, освежало. Следя за голубями, Джудит единственно чего желала, это чтобы Лавди не ворвалась в комнату, не нарушила ее покоя. Конечно, она была очень признательна подруге за ее бесконечную доброту и гостеприимство. Но ей требовалось какое-то время, чтобы внутренне собраться, снова почувствовать себя отдельной и самостоятельной личностью, найти в самой себе точку опоры.

Издалека, со стороны леса, до ее слуха донеслась трескотня выстрелов. Охотники из Нанчерроу все еще стреляли голубей. Когда внезапный резкий звук разорвал тишину, белые голуби под окном взвились со своих мест в воздух и, хлопая крыльями, продолжали беспокойно носиться над двором до тех пор, пока им не показалось, что опасность миновала. Джудит смотрела, как они снова опустились на свои жердочки, надувая белоснежные грудки и опять принимаясь чистить себе перья.

Лавди все еще не было. Вероятно, она искала себе какую-нибудь одежду позатрапезнее, чтобы продемонстрировать самое непримиримое презрение к неукоснительной строгости школьного костюма. Немного погодя Джудит закрыла окно, сняла школьную форму и, медленно смакуя прелесть новизны, нарядилась в «обноски» Афины Кэри-Льюис. Потом вымыла руки (мылом «Шанель»), пригладила щеткой волосы и завязала их сзади новенькой темно-синей лентой. Тогда только она пошла поглядеться в высокое зеркало на внутренней стороне дверцы гардероба, И это было что-то поразительное, потому что она стала выглядеть совсем по-другому — такой ухоженной, такой холеной. Просто другой человек, почти взрослая девушка и совершенно незнакомая. Джудит не смогла не усмехнуться, заметив, каким довольством светится ее собственное лицо. Она подумала о своей матери: как жалко, что ее нет рядом и она не может за нее порадоваться; и в то же самое время Джудит была почти уверена в том, что мама с трудом узнала бы ее сейчас.

Дверь распахнулась.

— Готова? — требовательно вопросила Лавди. — Чем ты тут занималась? Прошло чуть ли не полдня. Господи, у тебя совсем другой вид. Наверно, это из-за вещей Афины. Она всегда выглядит потрясающе, и даже если напялит старую робу, то все равно будет в ней великолепна. Наверно, она заколдовывает все, к чему прикасается, и ее чары остаются во всех ее вещах. Ну что, чем теперь будем заниматься?