Смерть на земле горшечника - Питерс Эллис. Страница 19

— Я отпускаю тебя, сын мой. Я был бы рад, если бы ты остался, но я чувствую, что для тебя лучше будет жить в миру, да и твои родные, наверное, будут довольны. Ступай, сын мой, с моего разрешения и благословения, и служи Господу там, где тебе подскажет сердце.

С этими словами аббат Радульфус отвернулся к столу, где лежали документы, требующие его внимания, давая понять, что аудиенция окончена, хотя и не проявляя явного нетерпения, но Сулиен не трогался с места, пристально глядя на настоятеля. Аббат повернул голову и внимательно посмотрел на послушника, которого только что отпустил в мир:

— Ты еще о чем-то хочешь меня спросить? Само собой разумеется, мы будем за тебя молиться.

— Отец мой! — воскликнул Сулиен. — Теперь, когда мое дело улажено, меня прежде всего заботят несчастья других. В Лонгнере брат поведал мне о том, чего мне не говорили здесь, не знаю — случайно или намеренно. Я узнал, что недавно, когда начали распахивать землю, которую мой отец в прошлом году подарил августинской обители в Хомонде, а потом она при обмене участками отошла к вашему монастырю, плуг наткнулся на труп женщины, тайно погребенной год или несколько лет назад. Все говорят, что это жена брата Руалда, которую он бросил, уйдя в монастырь.

— Возможно, так и говорят, — согласился аббат, устремив на Сулиена строгий взгляд и нахмурив брови, — но определенно об этом ничего не известно. Никто не знает, кто эта женщина и при каких обстоятельствах она умерла.

— Но за пределами монастыря говорят нечто иное, — упрямо продолжал Сулиен. — Когда узнали об ужасной находке, люди сразу же сделали естественные выводы. Труп был найден как раз там, где прежде жила женщина, которая потом исчезла, никого не предупредив. Поневоле станешь думать, что это ее труп. Конечно, можно допустить, что это не так. Но, как я слышал, у самого Хью Берингара те же подозрения. Хотя нет прямых доказательств, все вроде бы указывает на то, что виновник — Руалд. Мне сказали, что его повсеместно считают убийцей, хотя и признают, что у него могут быть смягчающие вину обстоятельства.

— Власти вряд ли прислушиваются к сплетням, — возразил аббат. — Разумеется, это не касается шерифа. Если он собирает сведения о брате Руалде, то лишь исполняет свой долг. И в случае надобности он прибегает к опросу свидетелей. Я так понял, что сам брат Руалд даже не заикнулся тебе об этой истории. Если сам подозреваемый не проявляет беспокойства, то почему ты должен так за него тревожиться?

— Но, отец мой, я как раз об этом и хотел поговорить! — с пылом воскликнул Сулиен. — Я хочу снять с брата Руалда все подозрения. Только тогда о нем не надо будет тревожиться. Да, никто не может точно определить, кто эта женщина. Но я могу с полной уверенностью сказать, кем она не может быть. Я располагаю доказательством, что Дженерис, жена Руалда, находится в полном здравии, или, по крайней мере, находилась еще три недели назад!

— Ты видел ее? — спросил аббат Радульфус с нескрываемым удивлением.

— Нет! Но у меня есть доказательство получше! — С этими словами Сулиен запустил руку за ворот рясы и извлек на свет Божий какую-то вещицу, которую он носил на шее. Он через голову снял тесемку, развязал ее и положил на ладонь еще согретое теплом его тела простое серебряное колечко с маленьким желтым камушком — такие можно найти в горах Уэльса. Это было дешевое колечко, и непонятно было, почему Сулиен придает ему такое значение.

— Я знаю, отец мой, что нарушил закон, храня у себя эту вещь. Но даю слово: ее не было при мне, когда я был в Рэмзи. Рассмотрите ее хорошенько. — С этими словами он протянул кольцо настоятелю.

Прежде чем взять кольцо, аббат Радульфус бросил на Сулиена испытующий взгляд, затем, повертев колечко так и сяк, повернул его к свету внутренней стороной. Его прямые черные брови сошлись у переносицы — он понял, что хотел ему показать Сулиен.

— Здесь буквы «Д» и «Р», переплетенные между собою. Грубая гравировка и давно сделана, но буквы еще различимы, хотя края уже стерлись. — Аббат посмотрел на пылающее лицо Сулиена. — Где ты взял его?

— В Питерборо, у ювелира, после бегства нашей братии из Рэмзи, когда аббат Уолтер отправил меня к вам. Это вышло случайно. В городе как раз находились купцы из разных мест, побоявшиеся там оставаться, когда услышали, что де Мандевиль с большим отрядом совсем близко. Купцы в спешке распродавали свой товар и уезжали из этих мест. Но некоторые из них, те, что посмелее, и многие горожане предпочли остаться. Уже надвигалась ночь, когда я подошел к Питерборо, и мне посоветовали пойти к этому ювелиру, серебряных дел мастеру, что жил у Священнических ворот. Он и в самом деле дал мне приют на ночь. Это был плотный, крепкий мужчина. Он не стал бы иметь дело с сомнительными людьми, но монахам из Рэмзи всегда готов был услужить. Ценные вещи он припрятал подальше от чужих глаз, а среди оставшихся на виду мелких вещиц в его лавке я вдруг увидел это кольцо.

— И ты узнал его? — спросил аббат.

— Да, я помнил его еще с тех пор, как был ребенком. Я был уверен, что не ошибся, еще до того, как увидел буквы на внутренней стороне кольца. Я спросил у ювелира, как оно попало к нему, и он ответил, что кольцо принесла какая-то женщина дней десять назад и просила продать, потому что, как она объяснила, они с мужем собирались уйти из города из страха перед мародерами де Мандевиля. И она хотела обратить в деньги все, что могла, чтобы переселиться в безопасное место и спокойно жить там. Так делали все, кто не имел постоянного жилья в городе. Я спросил, что из себя представляла эта женщина, и он описал мне ее. Ошибки быть не могло. Отец мой, еще три недели назад Дженерис была жива и здорова и находилась в Питерборо!

— Каким же образом ты получил кольцо? — строго спросил Радульфус, пристально глядя на Сулиена, — И зачем оно тебе понадобилось? Ведь в тот момент у тебя не было никакой серьезной причины думать, что это кольцо может оказаться таким важным свидетельством?

— Нет конечно! — Кадфаэль заметил, что слабый румянец окрасил щеки Сулиена, но прямой взгляд его голубых глаз был по-прежнему ясен и даже заключал в себе некий дерзкий вопрос или упрек. — Вы благословили меня жить в миру, и я могу теперь говорить как человек, живущий вне этих стен. Руалд и его жена были моими добрыми друзьями с самого моего детства, и дружба эта с годами крепла. Вы, очевидно, слышали, что Дженерис была очень хороша собой, и я был тайно в нее влюблен. О моих чувствах она даже не догадывалась. После ее ухода я сначала надеялся, что она вернется, а потом решил — и, как видите, напрасно, — что жизнь в монастыре восстановит мир в моей душе. Таков был мой мотив. У меня не было внутреннего стремления стать монахом, но я не хотел признаваться в этом самому себе. А когда я увидел это кольцо, то сразу узнал и захотел взять его — на память о Дженерис.

— Но ведь при тебе не было денег, — сказал аббат Радульфус все тем же сухим тоном, воздерживаясь от порицания.

— Ювелир отдал мне его даром, когда я рассказал ему эту историю, со всеми деталями, — сказал Сулиен, внезапно улыбнувшись, и на какой-то миг глаза его заблестели, но сразу же взгляд стал серьезным. — Я провел в доме этого мастера всего одну ночь, а ведь со случайным знакомым иногда можно быть откровеннее, чем с близкими людьми. Словом, он выслушал меня и отдал мне кольцо.

— Почему же, — прямо спросил аббат, — ты не дал его подновить и не показал брату Руалду, не сообщил ему о новостях, когда беседовал с ним?

— Но ведь не для Руалда я выпросил у ювелира это кольцо, — невольно повысив голос, ответил Сулиен, — а для себя, на память о Дженерис. Зачем мне было показывать ему это кольцо и рассказывать, как оно мне досталось, — чтобы он знал, что его бывшая жена жива, — если я не знал, в чем подозревают Руалда? Я же не знал, что на Земле Горшечника обнаружен женский труп, теперь уже перезахороненный, который приняли за останки Дженерис. Я говорил с Руалдом всего один раз после того, как пришел из Рэмзи, и разговор этот длился всего несколько минут — по дороге в церковь. Мне показалось, что брат Руалд всем доволен и совершенно счастлив. К чему же мне было ворошить старые воспоминания? Его уход в монастырь был его болью и его радостью. Я не захотел его смущать, рассказывая о Дженерис. Но теперь, конечно, он должен все узнать. Может быть, отец мой, Божественным промыслом мне в руки попало это кольцо? Я с охотой оставлю его вам как доказательство невиновности Руалда. Кольцо Дженерис уже принесло мне утешение — за те дни, когда я носил его при себе.