Купель дьявола - Платова Виктория. Страница 50

— Кажется, я напугал вас? Мистические совпадения всегда пугают, не стоит обращать на них внимание… — Херри-бой полностью овладел собой, и к нему вернулась его обычная застенчивая невозмутимость.

Я перевела дух.

— Нисколько не пугают. Я же трезвый человек, у вас было время, чтобы убедиться в этом. И спасибо за одеяло, Херри. Спокойной ночи.

Он улыбнулся мне и отправился за перегородку. Остаток ночи я чутко прислушивалась к темноте: но ни звука, ни скрипа, ни легкого посапывания так и не услышала. Так не бывает, говорила я себе, — Херри-бой ушел за перегородку и как будто бы растворился в воздухе комнаты, наполненной запахом прогоревших дров.

Раствориться в воздухе и ничем не выдать себя — какое ценное качество для убийцы…

…Когда я открыла глаза, Херри-боя уже не было. Комната была наполнена мягким сумеречным светом, идущим из окон: солнца сегодня не предвиделось. Жесткая узкая койка измотала мышцы до последней возможности: тело невыносимо ныло. Еще одну ночь на ней я не переживу. Я потянулась и тут же вспомнила наш странный ночной разговор — а кто сказал тебе, что ты вообще переживешь еще одну ночь? Я улыбнулась неожиданно прорезавшемуся во мне черному юмору и решила отправиться на поиски Херри-боя.

Но далеко уйти не удалось: на длинной, имитирующей стол полке заворочался и подал голос компьютер. Ну вот, Херри-бой, и тебя посещает электронная почта. Я приняла одно-единственное сообщение, а потом, не удержавшись, открыла его.

"Absolutely effect without any traces.Congratulation.Bob”.

"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб”, — машинально перевела я.

Очень милое послание, да еще из Соединенных Штатов. Уж не от этого ли деятеля из береговой охраны? Я уселась на кресло и несколько раз повернулась вокруг оси. Абсолютный эффект, и никаких следов, именно так я совсем недавно подумала о чем-то. Теми же самыми словами. Нужно только вспомнить — о чем. Рядом с компьютером стояла фотокарточка — единственная, на которой не было увеличенной живописной детали. Самый обыкновенный полароидный снимок: Херри-бой, не в меру веселый, с точно таким же веселым парнем. Очень колоритная персона, ничего не скажешь: легкая примесь гавайской крови, нечто среднее между Киану Ривзом и Джейсоном Скоттом Ли, — голливудскими полукровками, всегда сводившими меня с ума. Я перевернула фотографию: “Боб и Херри. Сан-Диего. Октябрь 1998”. Боб и Херри, Том и Джерри, Болек и Лелик — какое тебе дело до чужой жизни? Я поставила карточку на место и принялась перебирать книги на импровизированном столе. Хорошо, что Херри-бой отказался от традиционного письменного стола, иначе я обязательно сунула бы нос в его ящики…

Книги не разочаровали меня: они как могли поддерживали репутацию Херри-боя — исследователя. Старинные манускрипты, датированные чуть ли не семнадцатым веком, масса серьезных журналов по живописи, горы отксерокопированных статей, несколько заказных писем — из Франции, Бельгии и Нью-Йорка: солидно отпечатанные конверты, ряды марок, размытые штемпеля. Херри, как и положено ученому, ведет обширную переписку, а тебе, Катерина Мстиславовна, должно быть стыдно за так и не сданный кандидатский минимум.

Я размышляла в этом благостном ключе несколько минут, пока не наткнулась на странную книгу, лежащую под стопкой других. Не сама книга была странной, нет, — странным было ее присутствие здесь.

"БУДУ”.

Порывшись в памяти, я извлекла на свет божий обрывки моих крошечных знаний о вуду, почерпнутых в основном в американских фильмах ужасов категории “В”. Гаитянский культ, который исповедуется и в Америке, сплошная черная магия и черви, лезущие из ноздрей. Интересно, что делает эта книга в келье Херри-боя? Я осторожно перевернула титульный лист. Издано в Новом Орлеане… Какое отношение имеет Херри-бой к Новому Орлеану? Или кто-то из туристов оставил ее здесь? Или это тот самый Боб с фотографии?..

— Доброе утро, Катрин!

Я вздрогнула и едва не уронила книгу на пол. А потом осторожно сунула ее в стопку других книг. Не хватало еще, чтобы Херри подумал, что я роюсь в его вещах, как какой-нибудь незадачливый агент спецслужбы.

— Доброе утро, Херри! — закончив манипуляции с книгой, я резко развернулась в кресле и нацепила на лицо самую широкую улыбку, на которую только была способна.

— Как вы спали?

— Великолепно…

О ночной сцене я предпочла не вспоминать.

Херри-бой подозрительно взглянул на меня, и при свете дня я вновь почувствовала свое превосходство: ночь демонизировала Херри, она шла ему, как корове седло. Сейчас же он выглядел просто душкой.

Я встала с кресла и прошлась по комнате.

— Идемте, я покажу вам остров, — сказал он.

— Может быть, сначала кофе? — из вежливости я опустила такие мелочи, как чистка зубов и обмывание бренного тела.

— Да, конечно.

Он снова скрылся за таинственной перегородкой.

— Где я могу вымыться? — громко спросила я.

— Простите, Катрин, я совсем не подумал об этом. Идемте, я провожу вас…

Херри воткнул меня в переносной экологически чистый душ: сферическая кабинка с матовыми створками. Упругие струи забарабанили по моей макушке, я прикрыла глаза и даже фыркнула от удовольствия: последний раз я мылась еще в Питере. Сейчас я смою перелет в Голландию, амстердамскую пыль, острый запах сыра в кабачке “Приют девственниц” и сегодняшнюю ночь, которая могла быть и поспокойнее. И сегодняшнее ложе, которое могло быть и помягче. “Абсолютный эффект, и никаких следов”, — промурлыкала я.

"Абсолютный эффект, и никаких следов. Поздравляю. Боб”.

Вода вдруг стала ледяной — я вспомнила.

Абсолютный эффект, и никаких следов — именно так я подумала о смерти Титова. Именно так он и умер: никаких следов насилия. А Херри-бой… Херри-бой тоже находился там, но никто не застал его на месте преступления.

Принятое мной сообщение вдруг приобрело совершенно иной — зловещий смысл. И мое присутствие здесь показалось совершенно бессмысленным. Зачем я прикатила в Голландию? Зачем Херри вызвал меня? Услужливая память тотчас же начала выдавать мне малозначительные и невинные подробности, которые сложились вдруг в совершенно фантастическую картину.

Вчера вечером он утверждал, что открыл нечто связанное с триптихом. Но мое присутствие — его можно было объяснить лишь временным помутнением. Моим собственным. Я никогда не была специалистом по творчеству Лукаса ван Остреа, единственная лекция на четвертом курсе не в счет… И все-таки он вызвал меня сюда. Он сказал, что мне это будет интересно.

Тогда, в Пулкове, перед самым его отлетом в Голландию, я ляпнула что-то такое: что-то, что заинтересовало его… Я находилась в стадии формирования самых фантастических версий о смерти Титова. И тогда я рассуждала о злополучной двери в спальню, которая оказалась закрытой. Я сказала тогда… Возможно, меня заперли только потому, что я могла увидеть что-то… Или кого-то. А Херри-бой, не сводивший взгляда с меня и Лаврухи, переспросил тогда:

— О чем вы говорите, Катрин?

Да, именно так. Тогда он совсем не понимал беглый русский. Или делал вид, что не понимал?..

За матовыми створками душа мелькнула тень. Я насторожилась: это мог быть только Херри-бой, никого другого на острове нет. Если верить Херри-бою. Но можно ли верить Херри-бою?

— Это вы, Херри? — трусливым сдавленным голосом спросила я.

Никакого ответа.

Тень покачивалась за створками и даже не собиралась уходить. Я торопливо завернула краны и ухватилась за них, чтобы не упасть: мизансцена в душе подозрительно смахивала на эпизод из хичкоковского “Психо”. Сейчас створки раздвинутся — крошечная никелированная щеколда не сможет меня защитить, — и тогда?

Что — тогда?

Я отогнала панические мысли, как стаю шелудивых собак, присела на корточки и уставилась на щеколду. Но щеколда была восхитительно спокойна. И матовые створки — тоже. Наконец тень, поколебавшись, ушла. По моим голым предплечьям побежали пупырышки, которые я ненавидела и которым отказывала в праве на существование. Наконец народные волнения на коже унялись, и я осторожно отодвинула щеколду.