Познать себя в бою - Покрышкин Александр Иванович. Страница 21

Вижу, подъезжает на «эмке» Иванов. Он вскочил на крыло, спрашивает:

– Покрышкин, что случилось? Почему прекратил взлет?

– Сам не пойму, товарищ командир. Внезапно мотор «обрезал».

– Может, бензокраны перепутал и перекрыл доступ горючего?

– Да нет. Бензокраны включены правильно.

Иванов пристально посмотрел на меня и приказал:

– Отруливай в сторону! Быстрее освобождай посадочную полосу.

Говорил командир отрывисто. И мне показалось, что он плохо подумал об этом случае. Стало как-то не по себе. Подошли техники. Я увидел в их глазах тревогу и сомнение. Самолет хвостом вперед быстро затолкнули в кукурузу. Вскоре появился инженер Копылов.

– Что произошло?

– Мотор прекратил работу.

– Давай я попробую.

Инженер сел в кабину, запустил мотор, дал полный газ. Мотор ревел, готовый сорвать самолет с колодок под колесами. Копылов показал мне большой палец и выключил зажигание. Вылез из кабины, подошел.

– Саша, мотор работает отлично…

– Давайте я сам еще попробую!

Сажусь в кабину, а на меня устремлены настороженные взгляды. Запустил мотор и дал газ – мотор ревет. Стоящий у консоли крыла Копылов с усмешкой смотрел на меня. Убрал газ на малые обороты и снова перевел на максимальные обороты. И вдруг мотор вновь «обрезало».

Копылов тут же сменил меня в кабине. Но сколько ни пытался запустить, мотор не сделал ни одного оборота. Открыли центропланные бензобаки – горючего, как говорят техники, под завязку. Стали искать неисправность. Хорошо зная МиГ-3, я попросил проверить горючее в заднем баке. Ведь из него бензопомпа забирает горючее и нагнетает в карбюратор.

Скоро вскрыли причину отказа мотора. Оказалось, что при замене центропланных бензобаков кто-то из техников неправильно установил предохранительные клапаны. Поэтому горючее из центропланных баков не поступало в задний, из которого шло питание мотора. Незначительное количество горючего, просочившись через клапаны, натекало самотеком и на какое-то время обеспечивало работу мотора.

Техники, окружив самолет, приступили к устранению неисправности. Смотрю на них и думаю: вот еще один пример скоротечного освоения «мигов». Вспомнились ошибки Семенова, приведшие его к гибели. Ошибка техника самолета могла бы тоже закончиться трагически.

Командир полка, выслушав доклад Копылова о причинах прерванного взлета, прямо-таки рассвирепел. Я никогда его не видел таким.

– Разгильдяй! Отдам под трибунал! – пригрозил он технику. – Чуть летчика и самолет не угробил!

А тот лучше всех нас понимал, чем могла закончиться его ошибка. Он стоял растерянный, не в состоянии вымолвить слово в свое оправдание.

– Не его надо судить, товарищ командир, а тех, кто новые самолеты прислал нам с запозданием.

– Он тебя чуть не угробил, а ты оправдываешь, – отозвался командир на мою реплику. – Копылов, назначьте на самолет Покрышкина техником Вахненко!

Услышав это приказание, Вахненко радостно улыбнулся мне. У нас с ним давние, дружеские отношения.

Устранили неисправность на самолете сравнительно быстро. К этому времени вернулась с задания группа Соколова. Одного самолета в ее составе не было. Летчики рассказали, что произошло.

Удары по этому аэродрому в предыдущие дни наносились, как и прежде, отдельными звеньями. Этот метод не мог принести ощутимые результаты, но растревожил врага. В ожидании очередного налета противник поднял в воздух восемнадцать истребителей. Они встретили нашу группу над аэродромом. Завязывать с ними бой было невыгодно. Поэтому «миги», сбросив бомбы с пикирования на стоянки вражеских самолетов, заняли оборону в воздухе и стали уходить в восточном направлении. В этот период оторвался от основной группы командир третьей эскадрильи Назаров. Его тут же атаковали «мессеры». На горящем самолете летчик врезался в землю.

Вечером перед отъездом в общежитие поставили нашей эскадрилье задачу завтра снова лететь на штурмовку аэродрома в Бельцах. Штаб дивизии продолжал выдерживать график налетов на эту цель.

Утром Соколов собрал летный состав, дал указание о подготовке к боевому вылету. Слушая его, летчики думали о возможной встрече с истребителями противника, о сильном зенитном прикрытии аэродрома, под огнем которого придется штурмовать вражеские самолеты.

Командир эскадрильи постарался учесть опыт прежнего вылета. Два звена намечались для нанесения бомбового удара и последующей штурмовки пулеметным огнем. Моей паре ставилась задача прикрыть штурмующих от истребителей противника и подавлять зенитки.

Шли на бреющем. Перед границей вражеского аэродрома группа сделала горку для сбрасывания бомб. Мы с Дьяченко сразу же ушли вверх. В воздухе «мессершмиттов» не было. Я бросил взгляд на летное поле.

Группа сработала точно. Бомбы рвались среди «мессеров», «юнкерсов» и бензозаправщиков. Взрывы, пламя, дым… Это возмездие за их налеты. Мы застали противника удачно – шла заправка самолетов горючим. Опомнившись, зенитчики открыли огонь по нашим истребителям. Мы с Дьяченко тут же атаковали батареи «эрликонов».

Пикируем. Вижу, зенитчики бегут по укрытиям. Пушки на время замолкают. Другие же батареи, а их много вокруг аэродрома, скрещивают трассы огня по нашим самолетам. Моя пара штурмует батареи одну за другой. Но сил мало. Мы не в состоянии подавить зенитчиков. Замечаю, что Ме-109 запустил мотор и выруливает на старт. Бросаю свой «миг» в пикирование на него, беру «мессер» в прицел и прошиваю его очередью. В наборе высоты пулеметная зенитная трасса попадает в консоль крыла моего самолета. Но он держится в воздухе. А из атакованного «мессера» повалил дым. Летчик не выскакивает из кабины – видимо, ранен или убит.

«Миги» делают последний боевой заход. Они должны на бреющем полете взять курс домой. А зенитки врага продолжают стрелять. Мы с Дьяченко пикируем на них, обеспечивая безопасный отход от аэродрома наших «мигов».

Догоняю группу и вижу только четыре самолета. Где же еще два?.. Осматриваюсь, ни одного самолета в воздухе. Разворачиваюсь назад, гляжу на вражеский аэродром. Но и над ним нет отставших. Да и зенитки не стреляют. Видимо, два «мига» получили повреждения и ушли раньше. Еще раз осматриваю небо – ни одного самолета. Догоняю группу.

Летим домой, а тревога все больше охватывает меня. Пытаюсь восстановить в памяти всю динамику штурмовки. Ни один наш самолет на аэродром не падал. Сознание не хочет соглашаться с возможной гибелью кого-то из летчиков. Хочется верить, что они идут где-то в стороне или впереди четверки на поврежденных самолетах.

Сразу после посадки сруливаю и смотрю на наши стоянки. Нет самолетов Соколова и Овсянкина.

Собрались группой, еще не успели поделиться соображениями, как подъехал Иванов. Он стал расспрашивать летчиков о паре Соколова. Никто не мог сообщить что-либо конкретное и достоверное. По обрывочным данным можно лишь было предположить, что в конце штурмовки пара Соколова стала удаляться от аэродрома. Было похоже, что она занимает положение для нанесения новой атаки. Но дальше их никто не видел. Да и не мудрено – каждый был занят выполнением боевой задачи. Радость от удачного удара по врагу омрачилась: нет с нами Соколова и Овсянкина.

Все последующие дни, вернувшись с выполнения боевых заданий, летчики в первую очередь интересовались, нет ли сообщений о Соколове и его напарнике. Но штабы полка и дивизии никаких данных не имели. Однако штурмовку аэродрома в Бельцах мы прекратили. Другие заботы появились у командования.

Немецкие и румынские войска вышли на Днестр в районе Бендер. Стали накапливаться там. По-видимому, готовилось наступление на Одессу. Севернее Балты также обстановка складывалась напряженная. Поэтому поредевшие в своем составе истребительные полки нашей дивизии переключились на эти два направления. Через день после нашего налета на аэродром Бельцы меня вызвал В. П. Иванов.

– Покрышкин, принимай эскадрилью, – приказал командир полка.

– А как же Соколов?

– Если вернется, то пойдет ко мне замом.