Восстание на Боспоре - Полупуднев Виталий Максимович. Страница 118

Глава третья.

Фарзой

1

Пифодор, при всей своей осторожности и расчетливости, любил дерзкие предприятия, ибо того, что называется боязнью за свою шкуру, у него не было. Когда надо, он бросался смело в любую опасность, находя наслаждение в обстановке тревоги, ему нравилось играть острием ножа, о который легко обрезаться. И наоборот, в атмосфере благополучия и бездеятельности становился мнительным и робким, быстро начинал болеть серой болезнью скуки.

После беседы с Табаной и Лайонаком на могиле Борака он решил сделать все зависящее от него, чтобы выручить из рабской доли плененного Фарзоя. Чутье прожженного искателя приключений не обманывало его. В громовых раскатах, доносившихся из восточной Тавриды, он слышал нечто такое, что могло сыграть немалую роль в его судьбе.

Болтаясь на своем судне в волнах Черного Понта, он сидел в сырой каюте, тянул вино маленькими глоточками и обдумывал разные способы освобождения князя, один смелее и фантастичнее другого. Следуя за кораблями Диофанта, он ночью оказался в виду боспорской столицы. Дым пожаров, осветивших Пантикапей зловещим светом, толпы на улицах и муравьиная суета позволили ему понять, что рабский заговор, о котором он уже немало слыхал, перерос в восстание. Бунт охватил столицу Спартокидов.

Буйной радостью забилось сердце пиратского вожака. Сам беглый раб, ненавидящий хозяев, отдавший жизнь бесстрашному ремеслу скитальца и морского разбойника, он горел боевым задором, если речь шла о разрушении хозяйских имений и уничтожении самих хозяев. Эта неутолимая жажда мести тому миру, который поработил его, отверг его притязания на настоящую человеческую жизнь, была истинным толкачом в его рискованных предприятиях.

Увидев, как пылают дома пантикапейских богатеев, как рабы толпами штурмуют царские склады, лавки и винные подвалы, Пифодор не выдержал и заплясал на палубе от восторга. Показывал пальцем на огни и кричал:

– Это лишь начало!.. Ломай, жги!.. То ли еще будет!..

Тавры, сидя за веслами, смотрели на неистовое веселье Пифодора серьезно и внимательно. Они видели в нем некий демонический ритуал, связанный с почитанием духов моря и разрушения.

В глазах своей команды Пифодор был провидцем и заклинателем. Он умел заговаривать волны и безошибочно угадывал, откуда и когда появится опасность. Ему верили. И теперь, когда он направил корабль прямо в гавань, никто не назвал его поступок безумным. Раз Пифодор так решил, значит, так лучше. Он знает, что их ожидает, и зря на рожон не полезет.

«Евпатория» на всех веслах с пиратской стремительностью вошла в гавань Пантикапея.

– Вот стоит «Арголида», – показал родосец. – Ручаюсь головой, что ее экипаж на берегу и пьян. Подходи борт к борту. Сейчас посудина будет наша!

Борта глухо стукнулись. «Арголида» покачнулась от удара. На палубе показались стражи, они сердито окликнули:

– Кто там?.. Или пьяны, что лезете на судно самого Диофанта?.. – Но тут же умолкли, пораженные стрелами и дротиками морских разбойников.

– Расковывай рабов! – распоряжался Пифодор. – Эй, гребцы! Свобода! Рви цепи, бей надсмотрщиков! Эге-гей!

Бесс находился на корабле и сейчас крепко спал после обильного ужина. Он даже не подозревал о близкой опасности. Его разбудили крики и топот ног. Он выскочил полуодетый на палубу и сразу же получил рану в голову. Однако успел броситься через борт и добраться вплавь до берега, где встретил Диофанта и умер у его ног.

Небывалое чувство торжества охватило гребцов, когда к ним вместо надсмотрщика с кнутом ворвались страшные в своем веселье люди, вооруженные мечами и топорами. Они хохотали, радовались. Сами рабы в прошлом, пираты испытывали какое-то упоение, когда снимали цепи с других.

– Хватит, молодцы! Поскребли море! Не пора ли на волю?! А?

– Снимайте, братья, ваши браслеты и ожерелья, довольно красоваться! Тяжелы хозяйские украшения!

– А ну ты, лохматый, хлебни хозяйского винца, прежде чем пролить хозяйскую кровь!

Пираты грубо, с размаху хлопали ладонями по спинам гребцов. Те сначала были как бы оглушены этим вторжением, потом ответили восторженными криками. Многие рыдали, обнимая освободителей, другие смеялись от внезапного возбуждения, гремели кандалами.

На убитых надсмотрщиках нашлись ключи. Цепи мгновенно были сняты. Их тут же торжественно опускали в воду, как символ потопления своего рабского состояния. Как должник жаждал сожжения своей долговой расписки, так раб спешил утопить свои цепи и ошейник. Впрочем, с ошейниками дело обстояло хуже. Они не размыкались, а были заклепаны наглухо. Их разбивали, как могли, вскрикивая от боли, когда задевали живое тело.

– Князь Фарзой! Где ты? Князь Фарзой!..

Гребцы недоуменно крутили головами. При свете факелов было плохо видно, кто кричит. Один из освобожденных, потирая руки, натертые ржавыми браслетами, заметил со смехом:

– Тут у нас князей нет… Еще не выбрали себе князя.

Пифодора охватило сомнение. Уж не ошибся ли он? Может, на корабле никогда и не бывало Фарзоя, его просто обманули?

– А ну, давай сюда кривого надсмотрщика, которого мы пощадили! – крикнул грек в нетерпения.

Появился перепуганный человек в грязном хитоне, хорошо знакомый всем гребцам.

– Вот он, изверг, что хлестал нас! Убить его!

– Не сметь его трогать, – предупредил Пифодор, – это мой пленник, а я на корабле старший. Подчинение!

Гребцы склонили головы, бросая на своего истязателя грозные, многообещающие взгляды.

– Покажи мне раба Сколота, которому ты, помнишь, говорил десять слов! Или обманул и не сказал? Если это так, сейчас же отдам тебя им!

Пифодор кивнул головой на гребцов.

– Нет, господин, – заговорил надсмотрщик заплетающимся от страха языком, – все исполнено. А раб Сколот – вот он!

Удивительно, что Сколот не разделял общего веселья, он сидел, подавленный, на своем месте. Кандалы висели на его запястьях, и он не спешил снять их.

– Этот? – в недоумении воскликнул Пифодор. – Да… может ли это быть?.. Князь, князь! Ты ли это? Князь Фарзой!

Медленно поднялась всклокоченная шапка спутанных волос, и на Пифодора взглянули острые глаза, прикрытые свалявшимися космами.

– Нет князя Фарзоя, – глухо отозвался гребец, – остался лишь раб Сколот.

– Он, он! – вскричал радостно грек. – Протри глаза, князь! Свобода и счастье – все наше! Бери меч, руби головы врагам твоим!.. Пойдем, тебя ждет чаша такого вина, каким, я думаю, Диофант не поил тебя. Прости, что сразу не узнал тебя. Зазнался я, клянусь родосским маяком, зазнался. Забыл, что сам ходил вот в таком же наряде и с такой же прической.

Пифодор был полон воодушевления и яркого солнечного веселья. Среди гребцов он выглядел сказочным героем Орфеем, попавшим в преисподнюю. Или легендарным Энеем в царстве Персефоны. Красивый, черноглазый, одетый как богатый человек, Пифодор казался воплощением самодовольства и уверенности в личном успехе.

– А ну-ка, ты, мастер бича, – обратился он к надсмотрщику, – давай ключи, отмыкай цепи князя! Да пошевеливайся! Думаю, ты не медлил, когда бичом замахивался!.. Прости, князь, заболтался я от радости.

Гребцы в крайнем изумлении толпились вокруг, и каждый с каким-то совсем новым чувством и любопытством старался взглянуть на давно известного им раба Сколота. Они будто впервые увидели его.

– Князя благодарите! – обратился Пифодор к гребцам. – Ради него я рискнул проникнуть в эту проклятую гавань… А чем это так нехорошо воняет?

– Спасибо, спасибо! – в один голос заговорили гребцы.

– Спасибо! – с некоторым усилием отозвался Фарзой. – Теперь я должник твой. Рад свободе, но предпочел бы завоевать ее сам… А воняет – моя безрукавка.

Все, в том числе и Пифодор, расступились, дали пройти князю. Тот поспешно поднялся на палубу. Он шел склонив голову, как бы объятый смущением. Ему было стыдно, что он, большой скифский князь, оказался среди гребцов и освобожден пиратами из милости. Что-то унизительное чувствовал он в том и другом. Лучше было бы остаться неизвестным, умереть за веслом, как и полагается рабу, чем получить из чужих рук свободу, запятнанную невольничеством, несмываемым позором.