Роковая музыка (Музыка души) - Пратчетт Терри Дэвид Джон. Страница 85
— Вот тебе и старый дуб, — невнятно высказался он. — Я только надеюсь, что нас не заставят платить за это из собственных карманов. Ты заметил, кто это был, Шнобби? Шнобби?
Шнобби осторожно высунулся из-за стены.
— У него была роза в зубах, сержант, — сообщил он.
— Да, да, но узнаешь ли ты его, если еще раз увидишь?
Шнобби сглотнул.
— Если не узнаю, сержант, — проговорил он. — Это будет величайшее достижение в деле опознания.
— Мне это не нравится, мистер Глод! Мне это не нравится!
— Заткнись и правь!
— Но эта дорога не из тех, что рассчитаны на быструю езду!
— Все в порядке! Все равно не видно, куда едем.
Телега на двух колесах прошла поворот. Пошел снег, редкий и мокрый, таявший, едва коснувшись земли.
— Но мы же углубляемся в холмы! Здесь кругом обрывы! Мы же перевернемся!
— Хочешь, чтобы тебя поймал Хризопраз?
— Нно-о-о, мертвые!
Бадди и Клиф сидели, намертво вцепившись в борта мотающейся во тьме телеги.
— Они все еще позади нас? — проорал Глод.
— Ничего не видно! — крикнул в ответ Клиф. — Может, расслышим что-нибудь, если остановимся!
— Да, но вполне возможно, что расслышим это слишком близко!
— Нно-о-о, па-а-ашли, мертвые!
— Ну хорошо, а если мы просто выкинем деньги на дорогу?
— ПЯТЬ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ?
Бадди бросил взгляд через задний борт телеги. Во тьме, наводящей на мысли о глубочайшем ущелье, невозможно было что-либо разглядеть уже за несколько шагов.
Гитара тихонько позвякивала в унисон с толчками и ударами. Бадди поднял ее одной рукой. Странно — она никогда не молчала. Этого не удавалось добиться, даже с силой прижав струны обеими руками — он пробовал. Рядом лежала арфа; ее струны не издавали ни звука.
— Псих ненормальный! — заорал Глод. — А ну-ка, помедленней! Ты чуть не перевернул нас!
Асфальт натянул поводья. Телега постепенно сбавила ход.
— Так-то лу…
Гитара завизжала. Звук был таким высоким, что вонзался в уши, как игла. Лошади в испуге задергались в упряжи и опять рванули вперед.
— Останови их!
— А я что делаю?!
Глод повернулся назад, ухватившись за облучок.
— Вышвырни это хрень!
Бадди, схватив гитару, вскочил на ноги и отвел руку назад, собираясь зашвырнуть гитару в ущелье.
И застыл в сомнении.
— Бросай ее!
Клиф тоже поднялся и попытался выхватить у него гитару.
— Нет!
Он крутанул ее над головой и врезал троллю в челюсть, свалив его с ног.
— Глод, тормози!..
И тут с ними поравнялся кто-то на белой лошади. Фигура в капюшоне наклонилась вперед и перехватила поводья. Телега ударилась о камень и взмыла в воздух, чтобы через секунду обрушиться обратно на дорогу. Асфальты услышал, как затрещали столбы, когда телега врезалась в ограду, увидел, как лопнули постромки, почувствовал, как телега закрутилась вокруг своей оси… И остановилась.
Вслед за этим произошло так много всего, что Глод впоследствии никому не описывал свое ощущение, что хотя телега буквально раскололась о край подвернувшегося валуна, она продолжала нестись, кувыркаясь, прямо на скалы…
Глод открыл глаза. Картина, качающаяся перед ним, была будто из дурного сна. Его швырнуло через весь кузов, когда телегу закрутило, и теперь он лежал на ее заднем борту и смотрел прямо в глубину ущелья. Дерево под ним потрескивало.
Кто-то схватил его за ногу.
— Кто это? — прошептал он, поскольку говори он нормальным голосом, телега непременно сорвалась бы в пропасть.
— Это я, Асфальт. А кто держит меня за ногу?
— Я, — сказал Клиф.
— За что ты там ухватился, Глод?
— Просто… что-то, за что-то случайно ухватилась моя рука, — сказал Глод.
Телега затрещала опять.
— Это ведь у тебя золото, так? — сказал Асфальт. — Признавайся. Ты вцепился в мешок с золотом?
— Идиотский гном! — заорал Клиф. — Отпусти его, или мы все погибнем!
— Отпустить пять тысяч долларов — это все равно что погибнуть, — возразил Глод.
— Придурок! Ты же не сможешь их вытянуть!
Асфальт завозился в поисках точки опоры. Телега слегка сползла.
— Зато где-то через минуту они вытянут нас, — пробормотал он.
— Так кто же, — вопросил Клиф когда телега уступила еще один дюйм, — держит Бадди?
Некоторое время все трое в молчании пересчитывали свои конечности и пытались определить, к чему они крепятся.
— Я думаю…эээ…что он улетел вниз, — проговорил Глод.
Четыре аккорда прозвенели в воздухе. Бадди висел на заднем колесе, прямо над пропастью и раскачивался в такт восьмитоновому риффу, звучащему у него в душе.
Не стариться. Не умирать. Вечно существовать в том раскаленном добела мгновении, когда визжит толпа и когда каждая нота — удар сердца. Языком пламени возносится в небеса. Ты никогда не станешь старше. Они никогда не скажут, что ты мертв. Дело сделано. Ты будешь величайшим музыкантом мира. Живи быстро. Умри молодым.
Музыка сотрясала все его существо.
Ноги Бадди медленно качнулись вперед и нащупали выступы на поверхности утеса. Он подтянулся, зажмурившись, и с усилием вскарабкался на колесо.
Чья-то рука тронула его за плечо.
— Нет!
Его глаза раскрылись. Он повернул голову и посмотрел прямо в лицо Сьюзан, а затем вверх на телегу.
— Что…— начал он невнятным от потрясения голосом. Он высвободил одну руку, неловко нащупал гитарный ремень и стянул его через голову. Струны взвыли, когда он схватил гитару за гриф и швырнул ее во тьму.
Другая его рука соскользнула с обледеневшего колеса и он рухнул в ущелье.
Белый росчерк в воздухе — и он тяжело приземлился на что-то бархатное и пахнущее конским потом. Сьюзан придержала его свободной рукой, направив Бинки вверх сквозь мокрый снег.
Лошадь опустилась на дорогу и Бадди сполз в грязь. Чуть погодя он смог приподняться на локтях.
— Ты?
— Я, — ответила Сьюзан.
Она обнажила косу. Блеснуло лезвие; снежинки, падающие на него, распадались напополам, не замедляя полета.
— Ну что ж, надо бы разобраться с твоими друзьями.
В воздухе возникло трение, как будто внимание мира наконец сфокусировалось. Смерть пригляделся к будущему.
— О, ПРОКЛЯТЬЕ!
Барахло начало разваливаться. Библиотекарь скрепил его на совесть, но трухлявое дерево и хрупкие кости не могли долго выдерживать такое напряжение. Перья и бусинки разлетались во все стороны и, дымя, опускались на дорогу. Колесо, соскочив со своей оси, покинуло компанию и поскакало по дороге, теряя спицы, когда агрегат почти на боку вписался в поворот. Однако это не играло никакой роли — что-то, похожее на душу, мерцало там, где отвалились составные части. Как если бы вы взяли блестящую машины и направили на нее свет так, что вся она засияла и пошла бликами, а затем убрали машину, оставив свет…