Принц на белом костыле - Раевская Фаина. Страница 44

Не обращая внимания на грозный вид Клавдии, Антон продолжал веселиться:

— Ты такая забавная, когда злишься! Однако ты забываешь, что гнев — плохой советчик.

Подумай, как я могу вас освободить? У меня ведь нет ключа.

Клюквина взвыла:

— Что за мужики пошли нынче, прости господи! Ты хирург или логопед какой-нибудь? Ты же каждый день всякую дрянь режешь. Включи соображалку!

Антон задумался над предложением Клавдии и через пару минут вынес приговор:

— Ничего я резать не буду.

— Ты давал клятву Гиппократа, — напомнила Клюквина.

— Давал. И первая заповедь этой клятвы гласит «Не навреди!». Если вас освободить, что будет? Вы же чокнутые, опять чего-нибудь затеете, а здоровье у вас и без того хилое… Придется вас лечить. К чему такие сложности? Заболевание легче предупредить. Вот и подумай, с какого боку клятву Гиппократа употребить.

Я, сраженная железной логикой доктора, против воли рассмеялась, а Клюквина злобно прошипела:

— Ну, диалектик, блин! Я тебе это припомню!

В общем и целом, остаток вечера прошел спокойно, если не считать периодических гневных выступлений сестрицы. Заботливый Тоша нас накормил, напоил чаем и развлекал, как мог. В основном забавными историями из своей медицинской практики. Несколько раз звонил Брусникин, справлялся об оперативной обстановке. В такие минуты Клюквина ругалась особенно громко, вероятно, для того, чтобы Димка ее услышал и проникся.

В начале первого ночи, когда я уже всерьез подумывала о ночлеге возле батареи, явился Брусникин. К тому времени Клавка угомонилась и злилась не так активно. Димка выглядел уставшим, но на его физиономии блуждала довольная улыбка.

— Как приятно возвращаться домой, зная, что там тебя с нетерпением ждут, — еще шире улыбнулся супруг. — Меня сегодня кормить будут? Я проголодался.

— Пусть тебя в твоем ФСБ кормят, — вяло огрызнулась Клавка и, ехидно прищурившись, добавила:

— Мы нынче целый день заняты были, так что ничего приготовить не успели.

— Кошмар какой-то, — притворно возмутился Димка, — полный дом баб, а мужики не кормлены! Слышь, док, пошли на кухню, сообразим чего-нибудь перекусить.

Антон с Димычем скрылись на кухне, по-прежнему оставив нас наедине с батареей.

— Клавка, ты заметила, что у Брусникина настроение хорошее? — прошептала я. — Значит, дело сдвинулось. Может, они уже нашли вторую ампулу. Мы с тобой спасли государство, Клава!

— И в знак благодарности оно приковало нас к батарее.

— Это не государство приковало, а его полномочный представитель. Для нашего же с тобой блага, между прочим.

— Не знаю, что там насчет блага, пока я испытываю только неудобства. Очень, знаешь ли, в туалет хочется.

Я испытывала примерно такое же желание, поэтому рискнула позвать Димку, и он не замедлил явиться.

— Товарищ капитан, у тебя не возникает мысли вернуть нам свободу? — спросила Клавдия. — Соседи снизу только-только ремонт закончили. Им, думаю, не понравится, если мы с Афоней их зальем.

Спустя какое-то время мы все вместе сидели за кухонным столом. Стараниями Брусникина были сварены сосиски, Тоша, употребив свой врачебный опыт, аккуратно вскрыл банку зеленого горошка и очень виртуозно нарезал хлеб.

Глядя на умелые действия Филиппка, я пришла к выводу: с такими специалистами нашу хирургию, несомненно, ждет блестящее будущее.

Поздний ужин (или ночной завтрак) прошел в неловком молчании. Я торопливо глотала еду, почти не ощущая ее вкуса. Особенным терпением господь меня не наградил, и сейчас я ерзала на стуле в ожидании Димкиного отчета.

Видя мое состояние, Брусникин веселился от души. Клавдию тоже переполняло любопытство, она неумело его прятала, но в конце концов не выдержала:

— Дима, ты ничего не желаешь нам рассказать?

— Я? — округлил глаза Димка. — Даже не представляю, чем бы интересненьким с вами поделиться. Может, у дока есть в запасе пара-тройка интересных историй?

— Дим… — жалобно пискнула я.

Брусникин хоть и пытался казаться суровым и даже строгим, но душа у него была светлая, а сердце доброе. Он смилостивился над нами и предложил всем пройти в комнату. Там мы расселись по диванам и креслам и приготовились внимательно слушать Димкин рассказ о том, как замечательно работает он сам и его коллеги.

Степан Воронов по кличке Ворон, бывший спецназовец, прошедший не одну так называемую «горячую точку», угодил в тюрьму за драку в ночном клубе. Как-то так вышло, что когда явились менты, они обнаружили труп молодого человека со свернутой шеей. И хотя драка носила массовый характер, свидетели как один утверждали, что шею бедолаге свернул именно Степан. Менты, как обычно, глубоко копать не стали — из всех участников мордобоя только Степан в совершенстве владел приемами рукопашного боя.

Стараниями адвокатов Степке скостили срок, требуемый прокурором, и заменили «строгую» зону на общую. Именно на зоне он и познакомился с Виктором. Чем приглянулся Степке робкий, растерянный зэк, непонятно. Но однажды, когда матерые уголовники чересчур допекли новенького, он при помощи кулаков доказал, что «человек — это звучит гордо», и взял Витьку под свою опеку.

В одной камере со Степаном и Виктором сидел мужик по кличке Чудик. Он и в самом деле производил впечатление умалишенного: все время твердил о каких-то смертоносных вирусах, которые якобы культивируют в некоторых лабораториях России и которые несут реальную угрозу жизни для всего человечества.

Сперва холодящие кровь рассказы Чудика об экзотических болячках зэки слушали с неподдельным интересом, потом они перестали волновать заключенных и вскоре окончательно наскучили. Чудик не раз получал зуботычины от своих сокамерников при попытке снова завести разговор о бактериологической угрозе.

И только один-единственный человек понимал всю серьезность проблемы, потому что не раз принимал участие в боевых операциях и был прекрасно осведомлен о существовании и химического, и биологического оружия. Этим человеком был Степан. Он мог часами вести беседы с Чудиком, вникая во все детали и подробности. Во время этих бесед в голове Степана постепенно зарождались еще неясные идеи, сформулировать которые он пока и сам не мог.

Ясность наступила, когда Степка, отмотав срок, оказался на воле. Сам-то он не москвич, но, освободившись, решил навестить своего подопечного Виктора, который вышел на свободу несколько раньше.

Приятели посидели в дешевой забегаловке, как водится, выпили и разговорились. Витька рассказал о своей женитьбе и о том, как новые родственники содействовали его трудоустройству в НИИ вирусологии на малозначительную должность лаборанта.

— Да-а, браток, — сочувственно вздохнул Степан, — нам с тобой теперь только и дорога, что в лаборанты да в дворники. И чем ты там занимаешься?

Виктор отмахнулся:

— Баночки, колбочки, пробирки… В общем, фигня.

— Поня-атно. Значит, с ужасными вирусами, о которых Чудик на зоне бухтел, не встречаешься?

— Бог миловал, — усмехнулся Виктор и в свою очередь поинтересовался:

— Ну, а ты чего делать собираешься? Обратно в спецназ?

— Да кто же меня туда возьмет? Нет, браток, я человек для спецназа потерянный. Можно, конечно, охранником куда-нибудь устроиться, только противно мне сторожем быть, да и денег в охране много не заработаешь. А денег-то хочется! Хочется ведь, а, Витек? — Степка похлопал друга по плечу.

— А то, — криво улыбнулся Виктор. — Кому ж деньги помешают.

— Вот-вот, тебе-то уж точно не помешают, ты у нас теперь человек семейный. Ну, вздрогнули, что ли?

Парни «вздрогнули», и разговор перешел на другие темы. Потом Степан попрощался и уехал.

Витька вскоре забыл и о встрече с бывшим сокамерником, и об этом, как ему тогда показалось, малозначительном разговоре.

Витька-то забыл, а вот Степан помнил. Мало того, те неясные мысли, бродившие в голове еще на зоне, оформились во вполне четкую идею.

Если коротко, заключалась она в следующем: вирусы — то же оружие, Степке это известно лучше, чем кому бы то ни было. Следовательно, его можно продать. Нужно только каким-то образом узнать, сколько оно может стоить и подыскать подходящего покупателя. С вирусами Витька поможет, в этом Степан не сомневался.