Меррик - Райс Энн. Страница 28

– Мы пришлем сиделок, и сегодня же придет доктор. Вы не должны терпеть боль, в этом нет необходимости, – сказал Эрон. – Позвольте мне теперь отлучиться, чтобы отдать распоряжения. Я скоро вернусь.

Эрон всегда брал на себя практическую сторону любого дела и всегда великолепно справлялся с задачей.

– Нет, мне не нужны в доме чужие люди. – Большая Нанэнн бросила взгляд сначала на Эрона, потом на меня. – Вы увезете отсюда мою крестницу. Забирайте ее и все вещи из дома. Передай им, Меррик, все, что я тебе говорила. Расскажи, чему научили тебя твои дяди, тети и прабабушки. Вот этот высокий, с темными волосами... – Она указала на меня. – Он знает о тех сокровищах, что достались тебе от Холодной Сандры, так что доверься ему. Расскажи ему о Медовой Капле на Солнце. Иногда я чувствую, Меррик, что тебя окружают дурные призраки... – Она посмотрела на меня. – Отгони от нее дурных призраков, англичанин. Ты знаешь, как это делается. Только теперь я поняла, в чем смысл моего сна.

– Медовая Капля на Солнце? Что это значит? – спросил я.

Старуха с мучительной миной закрыла глаза и сжала губы, и мне сразу стало ясно, как сильно она страдает от боли. Меррик вздрогнула и впервые за все время едва не расплакалась.

– Успокойся, Меррик, – после паузы произнесла Большая Нанэнн.

Она указала пальцем на девочку, но тут же уронила руку, будто слабость не позволила ей продолжить.

Я собрал все свое умение и попытался проникнуть в мысли старой женщины. Но ничего не вышло, если не считать того, что я, похоже, перепугал ее как раз тогда, когда ей больше всего хотелось покоя.

Я тут же постарался загладить свою вину.

– Верьте нам, мадам. Вы оставляете Меррик в хороших руках.

Старуха покачала головой.

– Ты считаешь, что колдовать легко, – прошептала она, и наши взгляды снова встретились. – Ты считаешь, что колдовство можно оставить позади, если пересечь океан. Ты считаешь, les mystиres не имеют отношения к реальности.

– Нет, напротив.

Она снова рассмеялась, тихо и с издевкой.

– Ты никогда не понимал их истинной силы, англичанин. Ты способен только вызвать дрожь – и все. Ты был чужаком в чужой стране со своим кандомбле. Ты забыл Ошала, зато он тебя не забыл.

С каждой секундой мне становилось все труднее сдерживаться и сохранять невозмутимый вид.

Старуха закрыла глаза и сомкнула пальцы вокруг тоненького запястья Меррик. Я услышал позвякивание четок, висевших на поясе у священника, а затем до меня донесся аромат свежесваренного кофе и сладковатый запах только что выпавшего дождя.

Это была минута покоя – душный влажный воздух новоорлеанской весны, благоухающая свежесть дождевых капель, тихие раскаты грома, доносящиеся издалека. Я почувствовал запах восковых свечей и цветов, украшавших алтарь, но его быстро вытеснил тот, что исходил от ложа больной. Все эти запахи, даже крайне неприятные, вдруг идеально слились воедино.

Последний миг жизни старухи был уже действительно близок, так что этот букет ароматов был естественным. Мы не должны были обращать на него внимание – нам следовало просто с любовью смотреть на Большую Нанэнн.

– Слышите этот гром? – спросила она, и снова маленькие глазки сверкнули в мою сторону. – Скоро я буду дома.

Теперь Меррик не на шутку перепугалась. Взгляд ее стал диким, руки начали дрожать. Охваченная ужасом, она пытливо вглядывалась в лицо старой женщины.

Глаза Большой Нанэнн закатились, тело попыталось было выгнуться на подушках, однако толстые лоскутные одеяла оказались слишком тяжелыми и не позволили ему приподняться.

Что нам было делать? Иногда, чтобы умереть, человеку нужно целых сто лет, а иногда это происходит мгновенно. Я в не меньшей степени, чем Меррик, был объят страхом.

Вошел священник и, обогнув всех нас, приблизился к кровати, чтобы взглянуть в лицо больной. Руки старика были такими же сухими и маленькими, как у нее.

– Таламаска... – прошептала старуха. – Таламаска, забери мое дитя. Таламаска, позаботься о нем.

Мне показалось, что я вот-вот расплачусь. За долгую жизнь мне нередко доводилось присутствовать у смертного одра. Нелегкая обязанность, но есть в ней нечто безумно возбуждающее. Ужас перед смертью разжигает волнение, как перед битвой, хотя на самом деле сражение уже подходит к концу.

– Таламаска... – снова прошептала Большая Нанэнн.

Наверняка священник услышал ее слова, но не обратил на них ни малейшего внимания. Проникнуть в его мысли оказалось делом несложным. Он пришел только для того, чтобы совершить необходимый ритуал над женщиной, которую знал и уважал. Алтарь в спальне отнюдь не стал для него потрясением.

– Бог ждет тебя, Большая Нанэнн, – тихо произнес священник с заметным акцентом деревенского жителя этих мест. – Бог ждет, а с ним, возможно, и Медовая Капля на Солнце и Холодная Сандра.

– Холодная Сандра... – медленно, с натужным хрипом выдохнула старая женщина. – Холодная Сандра... – повторила она как молитву, – Медовая Капля на Солнце... в руках Господа.

Происходящее так взволновало Меррик, что девочка в конце концов расплакалась. Она, до сих пор казавшаяся необыкновенно сильной, теперь превратилась в хрупкое, ранимое существо, чье сердце готово было разбиться.

– Не трать время на поиски Холодной Сандры, – тем временем продолжила Большая Нанэнн. – И Медовой Капли тоже. – Она крепче вцепилась в запястье Меррик. – Оставь этих двоих мне. Холодная Сандра бросила своего ребенка ради мужчины. Не стоит проливать по ней слезы. Пусть твои свечи горят ради других. Оплакивай меня.

Меррик почти обезумела от горя. Она молча рыдала, склонив голову на подушку рядом с крестной, а та высохшей рукой обхватила девочку за плечи.

– Ты моя радость, – приговаривала старуха, – моя малышка. Не плачь по Холодной Сандре. Холодная Сандра, отправляясь в ад, забрала с собой Медовую Каплю на Солнце.

Священник отошел от кровати и начал тихо молиться, произнося по-английски «Радуйся, Мария», и, только дойдя до слов «Молись о нас, грешных, ныне и в час смерти нашей», слегка повысил голос.

– Я сообщу тебе, если найду этих двух, – пробормотала Большая Нанэнн. – Святой Петр, открой мне ворота. Святой Петр, позволь мне войти.

Но я-то знал, что на самом деле она взывает к Папе Легбе. Возможно, Папа Легба и святой Петр представлялись ей единым божеством. Вероятно, священник тоже об этом догадывался.

Он вновь подошел к кровати. Эрон уважительно попятился. Меррик по-прежнему сидела, зарывшись лицом в подушку и прижав правую руку к щеке старухи.

Священник благословил умиравшую по-латыни: «In Nomine Patris, et filie, et spiritu sanctum, Amen»*.

Мне казалось, что из приличия нам следует уйти. Какое право мы имели оставаться? Но Эрон не подавал сигнала. Я вновь взглянул на жуткий алтарь и большую статуэтку святого Петра с ключами от рая, очень похожую на ту, что много лет спустя – не далее как вчера ночью – предстала предо мной в гостиничном номере Меррик.

Я вышел в вестибюль и, сам не знаю почему, выглянул в открытую заднюю дверь – наверное, захотелось полюбоваться на потемневшую под дождем листву. Сердце бешено колотилось. В открытые двери парадного и черного ходов шумно влетали большие капли, оставляя пятна на замызганном деревянном полу.

До меня донеслись громкие судорожные всхлипы Меррик. Время остановилось – такое ощущение часто возникает теплыми вечерами в Новом Орлеане. Меррик зарыдала еще отчаяннее, и Эрон обнял ее.

Я понял, что старая женщина умерла, и осознание горя словно послужило толчком к пробуждению.

Впервые увидев Большую Нанэнн меньше часа тому назад, выслушав ее откровения, я был ошеломлен и не мог должным образом оценить ее колдовской дар. Весь мой опыт, приобретенный в Таламаске, носил скорее теоретический характер, так что, столкнувшись лицом к лицу с истинным колдовством, я был потрясен не меньше любого другого человека.

Мы простояли у дверей в спальню еще три четверти часа. Кто-то сказал, что соседи хотят зайти, чтобы попрощаться.