Прокаженный - Разумовский Феликс. Страница 7

Тем временем появился Евгений Паников — в роскошной шелковой каратеге с множеством эмблем, перепоясанный толстым, черным, как сажа, мастерским поясом. На его фоне второй гость, в выцветших боксерских трусах и футболке с надписью «Миру мир» на груди, смотрелся просто по-сиротски. Отойдя в дальний угол зала, он начал разминаться, а Титов, сразу же отметив, что растяжка и координация у него выше всяких похвал, принялся выполнять формальные упражнения — ката. Со стороны это, должно быть, выглядело впечатляюще — резкие, концентрированные удары, громкие, полные энергии, боевые крики. Однако гость в трусах, не обращая ни на кого внимания, стал исполнять нечто похожее на бой с тенью, только движения его рук и ног были расслабленно-плавные, и весь он был какой-то расхлябанный, ломающийся, как будто состоял сплошь из шарниров. Но во всем, что он делал, чувствовалась целесообразность и гармония. Внезапно на пару секунд он врубил полную скорость и с быстротою молнии нанес с десяток ударов, притоптывая и подшагивая в такт, — со стороны казалось, что он танцует на скользкой ледяной поверхности. В этот момент сенсей Алексеев, складно вешавший на уши своим ученикам что-то про концентрацию и скорость, позвал:

— Юрий Федорович, вы не покажете нам тамеси-вари?

При этом он подмигнул, кивнув на аккуратно напиленные дюймовые доски, — мол, давай, Юрка, даром, что ли, тебя здесь держат.

Собственно, Титов был не против. Проломив рукой две деревяшки, сложенные вместе, он попросил поставить сразу пять и мощным йоко-гири note 19 разбил и их. Зрелище впечатляло, глаза учеников восторженно округлились, а сенсей Алексеев, мысленно прикинув, что плату за обучение можно будет скоро и повысить, изрек:

— Вот к чему ведут длительные, а главное, регулярные занятия! Постоянство — залог успеха.

Чувствуя, что еще немного, и он въедет хозяину зала по верхнему уровню, Титов отошел в сторону, выбрал ученичка пошустрее и принялся отрабатывать на нем жесткие блоки, пока тот не взвыл и руки у него не посинели. Ничего, ничего, его самого учили так же. Потом он взял двух семпаев note 20 и минут пять работал с ними в среднем контакте, пока те не загнулись, и наконец встал в свободный спарринг с самим носителем мастерского кушака Евгением Паниковым.

Видимо, тяжелый черный пояс был весьма обременителен, его владелец явно уступал своему сопернику и в скорости, и в силе удара, а когда Титов провел свою «коронку» — два прямых рукой по верхнему уровню и проникающий ногой в солнечное, обладателя шелкового кимоно скрючило. Только минут через пять он перевел дух и якобы в шутку сказал:

— Ну ты и падла, Юрий Федорович.

Титов пожал плечами — входит, кто хочет, выходит, кто может. Потом доброжелательно оскалился и посмотрел на гостя в трусах:

— Не хотите поработать?

Тот улыбнулся вежливо и сделал элегантный полупоклон:

— С вами не могу, вы такой быстрый и жесткий, что-нибудь случится обязательно.

Титову это не понравилось.

— Если что-нибудь случится, то только с вами. Давайте работайте, раз уж пришли, я сильно бить не буду — Не замечая, как усмехнулся Евгений Пани-ков, знавший, видимо, обладателя трусов достаточно хорошо, он придвинулся ближе: — Ну?

Зря он так настаивал на спарринге, совершенно зря. Оказалось, что беспорточный гость двигается быстро и мягко, подобно голодному тигру, и все Юрины удары увязают в его защите, как камни в зыбучих песках. А секунд через тридцать случилось и предсказанное «что-нибудь»: сильным ударом по печени Титова лишили дыхания, а затем, жалея, точно дозированным «маваси» note 21 двинули по голове. Вынесли напрочь. Слава богу, челюсть не раздробили. Словом, как и обещали…

— Здравствуйте, дети мои. — Сарычев разделся и по очереди погладил хищников, прибежавших на звук открываемой двери. В отличие от зверей, супруга его давно уже не встречала, так что, умывшись, Александр Степанович отправился на кухню кормиться самостоятельно .

Жену Сарычава звали Ольгой Петровной. Она была натуральной блондинкой с красивыми ногами и томно-волнительным взглядом серых глаз. Служила она по медицинской части и раньше, в отдаленно-благополучный период своего замужества, кончая, благодарно прижималась к широкой, тогда еще лейтенантской, груди: «Сашенька, родной…» Теперь же все стало по-другому: забьется молча в истоме и, простонав что-то нечленораздельное, сразу повернется к майору хорошенькой попкой. Да, жизнь семейная явно дала трещину. Впрочем, Александр Степанович причину знал прекрасно и даже как-то предложил супруге: «Ну давай приемного заведем, вон сколько сирот развелось при перестройке-то!» Только Ольга отказалась: «Мне мой собственный ребенок нужен». А затем пустила обильную слезу и зачем-то, ни к селу ни к городу, помянула сарычевского геройского родителя. Недобрым словом… И совершенно напрасно.

Отца своего майор не помнил. По рассказам матери, тот умер в страшных муках вскоре после его рождения, а отчего, неизвестно. И лишь когда отечество решило сыграть партейку в гласность, Сарычеву стало ясно, что на родителе его родная советская власть проверила, как будут загибаться от радиации поганые империалисты, взяв, правда, сначала подписку о неразглашении под страхом смерти. Тема эта была болезненна, как гнилой зуб, и лучше бы Ольга ее не касалась. Разговоры были пустые, а душа наполнялась горечью и обидой. И за отца, и за державу…

Вода закипела. Шваркнув пакетом об пол, чтоб разбить слипшиеся пельмени, майор высыпал их в кастрюлю, куда уже успел положить соль и лавровый лист, с чувством помешал, глянул на часы и принялся ждать конечного, вожделенного результата… Наконец пельмени всплыли, разбухли, сделались желтовато-скользкими. Исходя слюной, Сарычев переместил их в тарелку, кинул сверху масла, сметану, зелень, нарезанный маленькими кубиками сыр и впервые за день поел по-человечески. Хищники, натрескавшиеся буржуазного «Вискаса», крутились рядом, из чувства солидарности слизывая ряженку из коллективного блюдечка с каемочкой.

Скоро тарелка опустела, и повеселевший Александр Степанович налил себе чайку. Только не было у него в душе полной гармонии, на сытый-то желудок еще сильнее стали донимать его мысли всякие разные, большей частью безрадостные…

Прошло чуть больше недели, как капитан Самойлов повязал чалого note 22, толкавшего ампулы с «белым китайцем», а весь рынок оказался буквально завален этой отравой, метко прозванной «крокодилом». Цена на него установилась смешная, создавалось такое впечатление, что производителей интересует не материальная, а социальная сторона происходящего. Нате жрите, дурейте, превращайтесь потихоньку в скотов…

Для истории-то не секрет, что человечество познакомилось с наркотическим дурманом очень давно. Еще пять тысяч лет назад древние шумеры прекрасно знали свойство опиума, называя его «гиль», то есть «радость», а в индийском эпосе «Ригведа» гашиш воспевается как «небесный проводник». Однако всегда это был удел избранных, и употребление «дара богов» простыми смертными каралось чрезвычайно жестоко. Нынче же кто-то предлагает «крокодила» всем желающим по бросовой цене, мол, давайте, граждане, не стесняйтесь, берите, сколько душе угодно. Пока она у вас еще есть… Но не одно это казалось Сарычеву странным.

Взять хотя бы месторасположение предполагаемой «фабрики»… Не хрен собачий — объект Министерства обороны с мудреным названием «Рекреационный центр для высшего командного состава». Санаторий для полководцев. А что, отличное местечко — тишина, спокойствие, чистый воздух, до города опять-таки рукой подать. И главное — вывеска… Нос кто ни попадя совать не будет. И все это за смешную, чисто символическую плату. Официальную, естественно… Да, чудеса! Неподвижному же посту наблюдения открылись вещи вообще удивительные — не далее как сегодня вечером к коттеджу подкатил военный УАЗ с залепленными снегом номерами, из которого выгрузили нечто в большом продолговатом ящике. Бомбу? Контейнер с газом? Черта в ступе? Сарычеву все это очень не нравилось…