Моя королева - Рединг Жаклин. Страница 37

– Здрасьте, – сказала женщина с улыбкой, легко ступая по кочковатому выгону. – Я Эйтни Маккиннон.

Голос у нее звучал мягко и ласково, таким голосом хорошо поддержать в горе плачущего ребенка. Элизабет он, конечно же, тоже утешил.

– Вы, наверное, мать Родерика? – Элизабет поймала себя на том, что эта маленькая женщина с добрым лицом очень похожа на того молодого человека, которого они встретили в трактире.

– Она самая. И приемная мать Дугласа.

– Я Элизабет, жена Дугласа.

– Неужто? – Теперь женщина смотрела на нее с любопытством. – А я вот пришла поглядеть, как вы тут устроились. Принесла кое-что, может, понадобится. – Она посмотрела на дом. – А Дугласа нет?

– Он сказал, что ему нужно съездить на другой конец острова. Он не обещал вернуться сегодня.

Эйтни покачала головой и тихонько прищелкнула языком.

– Мякина у него в голове, вот что. Оставить вас одну! И поговорить-то не с кем, разве что с коровой.

Коза, жующая конец веревки, подняла голову и протестующе заблеяла.

– Truis! – крикнула Эйтни.

Это было то же самое слово, с которым уже обращался к козе Дуглас. Коза заблеяла еще громче, а потом потрусила к коровнику, помахивая коротким хвостиком.

Эйтни подошла к Элизабет, все еще сидевшей рядом с коровой.

– Прежде чем вам удастся подоить эту славную леди, мисс, нужно получше с ней познакомиться. – Эйтни помогла Элизабет встать и потянула ее руку к лохматой коровьей голове: – Зовут ее Жимолость. – Эйтни положила раскрытую ладонь Элизабет на лоб коровы, а потом почесала скотину за ушами, приговаривая: – Tairis, милочка Жимми. Это хорошая девушка.

Корова подняла морду и фыркнула. Не обнаружив ничего съедобного, она снова опустила голову к траве.

– Чтобы подоить ее, лучше сесть с левого бока, вот так. – Эйтни скрестила ноги и без всяких усилий уселась на скамью, а потом прижалась лицом к коровьему боку и сунула руки ей под брюхо. Она ухватила сосок обеими, руками и закрыла глаза, прижимаясь к теплому телу животного. Женщина тихонько напевала что-то о тучных зеленых лугах, где пасутся стада коров; о хрустально-чистых ручьях, из которых они пьют воду; о девушке, которая ждет свою любимицу у калитки.

Элизабет удивленно наблюдала, как молоко свободно струится по пальцам Эйтни, быстро падая на дно ведерка. Кончив петь, Эйтни повернулась к Элизабет:

– Теперь ваш черед попробовать.

Элизабет быстро отступила на шаг:

– О нет, я не знаю эту песню.

Эйтни засмеялась:

– Да ведь любая песенка подойдет, мисс. Просто звук вашего голоса убедит ее подоиться. Какую-нибудь песенку вы знаете? Ну, давайте, попытайтесь.

Элизабет нерешительно подошла к скамейке, но ей с ее юбками понадобилось гораздо больше времени усесться, чем Эйтни. Эйтни же с любопытством посмотрела на кринолин Элизабет, но промолчала. Она только уговорила ее прислониться щекой к коровьему боку и протянуть руки к ее вымени. Шкура коровы оказалась мягкой, а не жесткой, как казалась с виду. От животного приятно пахло травой и вереском, и бок, к которому прислонилась щека Элизабет, был теплый.

Заняв удобное положение, Элизабет закрыла глаза, глубоко вздохнула и запела старинную песенку, которую выучила еще в детстве…

Рыцарь чужеземный из земли полночной

к нам приехал, чтобы в жены взять меня,

и к себе, сказал он, в край чужой, полночный,

как жену он хочет увезти меня…

Когда Элизабет открыла глаза, она просто не поверила тому, что увидела.

– Она доится! Она дает молоко! Эйтни усмехнулась:

– Нет, девушка, это вы ее доите. И у вас очень хорошо выходит! Когда ведерко будет полное, у нас будет не завтрак, а просто пир.

Вскоре Элизабет и Эйтни вместе шли через пастбище. В корзине лежали яйца от несушки, а в ведерке плескалось молоко. Они дружески беседовали, подходя к дому, а коза трусила рядом. Солнце уже стояло высоко в небе, омывая долину мягким светом. Щебетали птицы. Цвел вереск. В Хайленд пришло лето.

– Обычно в это время года мы, женщины, перегоняли овец на летние горные пастбища среди холмов. Пока нас здесь нет, на полях растет хлеб. Но в горах теперь рыщут королевские солдаты – ищут славного принца, так что мы держимся ближе к дому, так безопасней. Держим скотину здесь, внизу, и беспременно зима будет худая.

– А как вы думаете, принца поймают? – спросила Элизабет.

Эйтни мягко улыбнулась:

– Нет, ни в коем разе!

– По дороге сюда мы слышали, что тот, кто его выдаст, получит в награду тридцать тысяч фунтов. Тридцать тысяч – это очень много. С такими деньгами человеку не придется страдать от плохого урожая или холодной зимы.

– Но честь настоящего горца не покупается и не продается, мисс. Ни за какие деньги.

То же самое говорил ей Дуглас.

– Я бы пригласила вас выпить чаю, – сказала Элизабет, когда они вошли в низенькую дверь дома, – но думаю, что вода давно остыла.

Она жестом указала на стол, где с раннего утра стоял нетронутый чайник.

– Но ведь это очень просто поправить, мисс.

Элизабет смотрела, как Эйтни подошла к очагу и щипцами вытащила из огня маленький плоский камень. Она открыла крышку чайника и бросила в него камень, который тихо булькнул, опускаясь на дно.

– Вот вода быстренько и согреется. А теперь попробуем сварить кашу.

Элизабет взглянула на нее.

– Я не очень-то сведуща в стряпне. И не умею варить кашу.

– И этот парень оставил вас на весь день голодной? – Эйтни покачала головой. – Идем, барышня, я научу вас варить кашу так, как учила меня матушка. Это просто, нужен только навык.

Спустя полчаса в котелке над огнем пузырилась вкусная каша, а на решетке испеклись круглые мягкие лепешки. Эйтни показала Элизабет, как снимать верхушки с молока при помощи раковины, в которой были проделаны дырочки, как насыпать муку горкой, налить в середку молока, замесить тесто и испечь лепешки.

Эйтни принесла в корзинке крыжовенное варенье и свежее масло, и они вместе выпили целый чайник чаю. Женщина показала Элизабет, как едят кашу настоящие скотты.

– Берете полную ложку горячей каши и окунаете в миску с молоком, а потом кладете в рот. Тогда она бывает самая вкусная.

Элизабет проглотила ложку каши и закрыла глаза, потому что теплая овсянка усладила ее голодный желудок. Это было восхитительно. То немногое, что оставалось, она отдала козе, блеющей у дверей.

Большую часть дня женщины занимались обычными делами по хозяйству. Эйтни объясняла, Элизабет во все вникала. Они сходили к ручью, который бежал позади фермы у подножия холма, и Эйтни показала девушке, как отмыть тарелки с помощью песка и веток. Пока кухонная утварь сохла на солнце, женщины набрали камыша для плетения корзин и других вещей, а также полевых цветов и трав, чтобы поставить в доме. Из картошки, морковки, капусты и сушеной пикши, которые Эйтни принесла с собой, они поставили вариться густой суп, медленно кипевший на огне до ужина. И все время Эйтни без умолку рассказывала о Дьюнакене и о детстве Дугласа.

– Ох, и упрямый же это был парнишка, – говорила Эйтни, разбирая чернильные орешки, которые они набрали, чтобы сварить из них чернила. Эйтни обещала показать Элизабет, как чинить гусиные перья для письма. – Тяжело ему было, уж это верно, потерять мать и отца совсем мальчонкой.

Поскольку Эйтни явно хотелось поговорить, Элизабет воспользовалась возможностью узнать побольше о шотландце.

– Значит, Дуглас не был якобитом в отличие от его брата Йена?

– Так уж было во время этого восстания, мисс: брат вставал на брата, клан шел на клан. Это больше всего тревожило Дугласа, потому что Маккинноны были верны шотландским королям сыздавна.

– Почему же Дуглас не выступил на стороне молодого претендента?

Хотела Эйтни защитить Дугласа или она просто не знала ответа, но она только улыбнулась и сказала:

– Об этом, мисс, лучше спросить самого Дугласа. Солнце клонилось к закату, когда Эйтни взяла наконец свою корзинку, явно собираясь домой.