Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 69

Капсула была маркирована предупреждающими инструкциями на всех общих языках — норте, русише, каназиане, яркими пиктограммами и схемами спектрально чистых цветов. Корпус украшали двухполосные и крестообразные толкающие двигатели, серые выпуклости сенсоров и коммуникационных систем, сложенные солнечные батареи и парашюты. Дверь с маленьким треугольным окошком по периметру крепилась взрывными болтами.

Внутри капсулы кто-то был. Через окошко Ремонтуа увидел тело, скрюченное и бледное — очень смутно, потому что оно лежало в янтарном геле, то ли защищающем, то ли питательном. Гель чуть заметно колыхался — непонятно почему.

— Скейд? — вырвалось у Ремонтуа. Он вспомнил, как навещал ее перед отлетом.

— Смотри, смотри, — отозвался краб. — Внимательно. Уверена, это тебя позабавит.

Ремонтуа и Фелка прижались к окошку. Туша, заточенная в капсуле, была розоватой и напоминала эмбрион. Сквозь хитросплетения проводов и катетеров можно было разглядеть движение, не более одного в минуту. Существо дышало.

Это явно была не Скейд и даже не ее останки. Это был вообще не человек.

— Что это? — почти шепотом спросила Фелка.

— Скорпио, — ответил Ремонтуа. — Гиперсвин, которого мы нашли на корабле Демархистов.

Фелка коснулась металлической стенки капсулы. Ремонтуа сделал то же самое, и оба ощутили ритмичное гудение систем жизнеобеспечения.

— И что он здесь делает? — поинтересовалась Фелка.

— Ожидает суда, — объяснила Скейд. — Когда «Ночная Тень» достигнет внутренней системы, мы вытащим капсулу и передадим ее Феррисвильскому Конвенту.

— А потом?

— Потом этот поросенок предстанет перед судом. Его признают виновным во многих преступлениях, которые он, по всей вероятности, совершил, — прокурорским тоном произнесла Скейд. — Затем, согласно существующему законодательству, его казнят. Необратимая смерть со стиранием личности.

— Звучит так, будто ты это одобряешь.

— Мы должны сотрудничать с Конвентом, — ответила Скейд. — Иначе в районе Йеллоустоуна у нас начнутся серьезные жизненные проблемы. В общем, поросенка надо вернуть, хотим мы этого или нет. Поверь, для нас предпочтительнее, чтобы он умер, пока находится под нашим попечительством. К сожалению, в этой капсуле Скорпио имеет все шансы выжить.

— О каких преступлениях идет речь? — спросила Фелка.

— О военных, — со вздохом ответила Скейд.

— Это мне ни о чем не говорит. Как он может быть военным преступником, если не принадлежит ни к одной официально существующей фракции?

— Очень просто. Согласно законодательству Конвента, любой экстралегальный акт, совершенный в зоне военных действий, априори считается военным преступлением. Так что приговор по делу Скорпио нетрудно угадать. Убийство. Терроризм. Шантаж. Грабеж. Вымогательство. Экологические диверсии. Транспортировка нелицензионной альфа-симуляции. Откровенно говоря, я не припомню ни одного преступления, совершенного в пространстве от Города Бездны до Ржавого Обода, в котором этот поросенок не был бы замешан. Даже по законам мирного времени он вполне заработал такой приговор. А во время войны, как ты понимаешь, законы ужесточаются, и кара за их нарушение — тоже. Он заслужил того, чтобы этот приговор исполнили несколько раз, даже если учитывать то, что он сделал, и не рассматривать то, как он это сделал.

Гиперсвин мерно дышал: вдох — выдох, вдох — выдох. Ремонтуа смотрел, как гель колышется в такт его дыханию, и размышлял. Снится ли что-либо Скорпио? И если да, какими могут быть его сны? Могут ли люди-свиньи видеть сны? Ремонтуа не знал. И не помнил, говорил ли что-нибудь об этом Седьмой Заход. Правда, Седьмой заход существенно отличался от других «свиней» по образу мышления. Он принадлежал к одному из самых ранних, несовершенных подвидов, и его психику Ремонтуа никак не мог назвать здоровой. Это вовсе не означало тупость или отсутствие здравого смысла. Изощренные пытки, которым пираты подвергали пленников-Конджойнеров, были свидетельством весьма развитого и оригинального мышления Седьмого. До сих пор где-то на задворках сознания Ремонтуа (бывали дни, когда он этого почти не замечал) звучал несмолкающий крик — нить запредельной боли, соединяющая его с прошлым.

— Что за преступления совершил Скорпио? — настойчиво спросила Фелка.

— Он любит убивать людей. Для него это что-то вроде искусства. Я не говорю, что он один развлекается подобными вещами — это свойство всех нынешних отбросов криминального мира, — краб прыгнул на капсулу и беззвучно прилепился к ней. — Но Скорпио уникален. Он получает от этого наслаждение.

— Мы с Клавейном его протралили, — спокойно кивнул Ремонтуа. — Поверь, даже за то, что мы выцепили, стоило бы немедленно прикончить эту тварь.

— Так почему вы этого не сделали? — спросила Фелка.

— При других обстоятельствах мы бы именно так и сделали.

— Из-за свина никаких задержек не будет, — сказала Скейд. — Ему повезло, что Клавейн сбежал — теперь нам придется лететь во внутреннюю систему. Иначе мы вернули бы Феррисвильскому Конвенту труп, упакованный в скоростную ракетную боеголовку, причем имели бы на это полное право. Такой вариант вполне серьезно обсуждался.

— Я думал, там находишься ты, — пробормотал Ремонтуа и отошел от капсулы.

— Ну и как, вздохнул с облегчением?

Ремонтуа вздрогнул: голос исходил не из краба. Он обернулся и впервые задержал взгляд на странном предмете, которому поначалу не уделил внимание. Та самая «абстрактная скульптура» на цилиндрическом серебряном пьедестале, который возвышался в центре помещения, оказался подобием человеческой головы, украшенной гребнем.

Голова слегка кивнула в знак приветствия и заговорила с ним напрямую.

(Да, это я. Рада, что вы согласились следовать за моим представителем. Сейчас мы в зоне действия прибора. Как ощущения?)

«Все нормально», — отозвался Ремонтуа. — «Только подташнивает».

Фелка подошла поближе к пьедесталу.

— Не возражаешь, если я дотронусь до тебя?

(Будь как дома.)

Ремонтуа смотрел, как она, легко касаясь пальцами лица Скейд, настороженно исследовала его очертания.

— Это ты, не так ли? спросила Фелка.

(Ты, кажется, немного удивлена. Почему? Тебе беспокоит мое состояние? Я тебя уверяю, самое неприятное уже позади. Это временно.)

Но в глубине ее сознания Ремонтуа видел зияющую бездну ужаса и отвращения — настолько сильных, что они граничили с благоговейным страхом. Интересно, Скейд специально позволяет ощутить некоторые свои эмоции — или просто перестала справляться с маскировкой?

«Зачем ты позволила Дельмару такое сотворить?

(Это не его идея. Для того чтобы мое тело полностью восстановилось, требовалось слишком много времени. У Дельмара далеко не лучшее оборудование. Поэтому я предложила ампутировать тело и оставить только голову, потому что она совершенно не пострадала.)

Скейд опустила глаза — согнуть шею она не могла.

(Система жизнеобеспечения устроена достаточно просто. Она вполне надежна и достаточно компактна… Словом, то, что надо. Правда, химический состав крови поддерживается не слишком аккуратно — эта штука забывает, что у меня нет нормального тела. Так что мой мозг периодически получает забавный коктейль из гормонов и прочей ерунды. Однако на моем состоянии это почти не отражается. Разве что случаются перепады настроения.)

— А твое тело? — спросила Фелка, отступая назад.

(К тому времени, как я вернусь в Материнское Гнездо, Дельмар вырастит клон-замену. Не думаю, что можно опасаться отторжения — образцы ткани брали под моим личным наблюдением.)

— Все прекрасно. Но пока ты здесь как в плену? Или я чего-то не поняла?

(Нет. Свободы передвижения меня никто не лишал.)

Голова повернулась вокруг своей оси на двести семьдесят градусов. То, что вышло из затененного угла, больше всего напоминало многофункционального слугу для домашней работы — такие есть у каждой уважающей себя современной хозяйки. Машина выглядела удручающе: безголовый двуногий «гермафродит» с круглым отверстием посередине плеч.