Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 90

— Быстрее, — бросил Ксавьер, пристально наблюдая за руками Антуанетты.

— Антуанетта, — Клавейн говорил со всем спокойствием, на какое был способен. — Разреши мне. Пожалуйста.

— Чего ради, черт подери…

— Просто передай мне управление.

Пять или шесть секунд девушка тяжело дышала, глядя на него в упор, затем отстегнула ремни и гибко выскользнула из кресла. Клавейн кивнул и занял место за контрольной панелью.

Он уже успел ознакомиться с этим устройством. Но едва руки коснулись кнопок, имплантанты начали увеличивать субъективную скорость восприятия. Окружающий мир начал двигаться в темпе ледника. Медленно менялось выражение на лицах хозяев корабля, багровые индикаторы панели медленно наливались светом и также медленно гасли. Даже его собственные руки двигались как сквозь патоку — интервал между выходом нервного сигнала и ответными действиями тела стала вполне заметна. Однако Клавейну такое было не в новость. Он уже переживал такое слишком много раз и спокойно делал поправку на вялую реакцию своего тела.

Скорость осознания увеличилась в пятнадцать раз — теперь в каждую реальную секунду укладывалось пятнадцать секунд субъективного времени. Клавейн позволил себе немного расслабиться. На войне секунда — это очень и очень много. Пятнадцать — тем более. За четверть минуты можно многое сделать и обдумать.

Итак… Для начала — установить оптимальные пути управления оставшимися орудиями. Паутина зашевелилась, меняя структуру. Клавейн исследовал несколько подходящих решений, с ходу отметая неудачные. Поиск идеального способа организации потоков данных занимал от силы пару секунд реального времени, но это время было потрачено недаром. Клавейн бросил взгляд на сферический экран радара ближнего радиуса действия и удовлетворенно отметил, что обновление данных выглядит как медленное биение гигантского сердца.

Отлично. Он снова обрел контроль над эксимерами. Все, что теперь требовалось — пересмотреть стратегию в соответствии с изменившейся ситуацией. Это займет несколько секунд — реальных секунд — за которые его сознание переработает данные.

Слишком мало.

Но он, наверно, справится.

В результате усилий Клавейна один корабль был разнесен вдребезги, другой серьезно покалечен и уплывал назад в темноту. Неоновые картинки мерцали, словно обшивка звездолета искрила. Прошло секунд пятьдесят, прежде чем из сопел двигателей вырвалось пламя, и корабль направился в сторону Ржавого Обода.

— «Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей», — проговорила Антуанетта, глядя на обломки пиратского корабля, которые, кувыркаясь, таяли среди звезд. Он лишился примерно половины корпуса и демонстрировал перекрученные скелетные конструкции, извергающие серые спирали пара. — Отличная работа, Клавейн.

— Спасибо, — ответил Мясник Тарсиса. — Вот вам и вторая причина мне доверять. А теперь, если вы не против, я ненадолго упаду в обморок.

И он упал в обморок.

Остаток полета прошел без происшествий. После сражения с баньши Клавейн восемь или девять часов находился в бессознательном состоянии, восстанавливая мозговые структуры после жестокой перегрузки. Он слишком долго пробыл в состоянии ускоренного сознания. В отличие от имплантантов Скейд, его собственные были рассчитаны максимум на одну-две реальных секунды работы в таком режиме и перегрелись, со всеми вытекающими последствиями.

Однако никаких стойких или необратимых нарушений это не вызвало. Зато Клавейн заслужил доверие своих спасителей — награда, на которую он почти не рассчитывал. До конца полета ему разрешили разгуливать по кораблю в свое удовольствие. Ксавьер и Антуанетта сняли скафандры, причем с явным облегчением. Баньши больше не появлялись, а зон военных действий «Штормовая Птица» избегала. Однако Клавейн чувствовал необходимость быть чем-нибудь полезным. Поэтому, с согласия Антуанетты, он начал понемногу помогать Ксавьеру по ремонту и усовершенствованию корабельных систем. Мужчины часами пропадали в тесных лазах, забитых кабелями, или копались в допотопных многоэтажных программах-исходниках.

— Честно говоря, я не могу винить за то, что ты мне сначала не поверил, — как-то сказал Клавейн, оставшись с Ксавьером наедине.

— Я беспокоюсь за нее.

— Это естественно. И она чертовски рисковала — еще бы, отправиться в зону боевых действий, чтобы меня вытащить. На твоем месте я бы тоже стал ее отговаривать.

— Не бери в голову.

Клавейн провел стилусом по сенсорному экрану блокнота, который лежал на его коленях. Между контрольной сетью и дорсальной [39] коммуникативной группой возникло несколько логических магистралей.

— Ладно, не буду.

— А ты, Клавейн? Что ты собираешься делать, когда мы доберемся до Ржавого Обода?

Он пожал плечами.

— Зависит от вас. Можете высадить меня, где вам удобно. Карусель Нью-Копенгагена — не самый худший вариант.

— А дальше что?

— Сдамся властям.

— Демархистам?!

Клавейн кивнул.

— По правде, свалиться им на голову прямо так, из открытого космоса… для меня это небезопасно. Лучше было бы действовать через кого-нибудь из нейтралов. Например, через Конвент.

Ксавьер ответил ему кивком.

— Надеюсь, что у тебя все получится. Ты рискуешь.

— Можешь поверить, не в первый раз.

Клавейн сделал паузу и заговорил тише. В этом не было необходимости — Антуанетта находилась в нескольких десятках метров, но он чувствовал, что действует правильно.

— Послушай… пока мы одни… мне надо тебя кое о чем спросить.

Лю покосился на него сквозь поцарапанные серые очки для визуализиации.

— Слушаю.

— Как я понимаю, ты был в хороших отношениях с отцом Антуанетты и ремонтировал эту посудину еще при его жизни.

— Ну, примерно так.

— Следовательно, ты должен хорошо знать этот корабль. Возможно, лучше, чем Антуанетта?

— Мать твою, она пилот, каких поискать!

Клавейн улыбнулся.

— В переводе это означает, что технические подробности ее не слишком интересуют.

— Как и ее отца… — Ксавьер принял оборонительную позицию: — Знаешь, все эти торговые операции — сами по себе большой геморрой, чтобы еще заботиться о подпрограммах.

— Понимаю. Я ведь тоже не эксперт. Что не помешало заметить, когда субличность вмешалась… — он подвесил фразу.

— Меня это тоже удивило.

— Он нас чуть не погубил, — произнес Клавейн. — Я четко отдал приказ, а он выстрелил слишком рано.

— Это были не приказы, а рекомендации.

— Извини, ошибся. Но все дело в том, что такого не должно было произойти. Даже если у субличности есть определенный доступ к орудиям… хотя, строго говоря, на гражданских звездолетах такое не принято. По большому счету, он вообще не мог действовать без прямых команд. И не мог запаниковать.

Ксавьер издал нервный смешок.

— Запаниковал?

— Мне так показалось, — Клавейн пожалел, что не видит глаз собеседника, спрятанных за очками.

— Машины не паникуют.

— Я знаю. И субличности гамма-уровня — тем паче. Как я понимаю, ваш Тварь из таких?

Ксавьер кивнул.

— Значит, он не мог запаниковать, верно?

— Получается, что нет.

Клавейн нахмурился, вернулся к своему блокноту и снова начал водить стилусом по ярким нервным узлам логических магистралей, словно перемешивая разноцветные спагетти.

«Штормовая Птица» причалила к Карусели Нью-Копенгагена. Клавейн собирался сразу же отправиться восвояси, но Антуанетта и Ксавьер были категорически против. Он должен был непременно отобедать с ними в каком-нибудь заведении на Карусели. Немного подумав, Клавейн согласился. Прогулка не обещала затянуться больше, чем на пару часов. В свою очередь, Клавейн получал возможность акклиматизироваться перед дальнейшим путешествием, которое он предполагал продолжать в одиночества. Наконец, он просто был им благодарен — особенно Ксавьеру, который предоставил ему кое-что из своего гардероба.