Ковчег Спасения - Рейнольдс Аластер. Страница 91

Клавейн был выше и стройнее Лю. Пришлось проявить некоторую изобретательность, чтобы не чувствовать себя вором или тайным агентом, который намерен вынести под одеждой какую-нибудь ценность. Клавейн оставил свой плотно облегающий термокомбинезон, а сверху накинув дутую цветастую куртку, наподобие тех, в которые облачаются пилоты перед вынужденным приводнением. Брюки Ксавьера висели на нем мешком и не закрывали лодыжек. Выбрав самые узкие, Клавейн отыскал пару грубых черных сапог, которые доходили ему почти до колен, и посмотрел в зеркало. Зрелище можно было назвать скорее странным, чем эксцентричным — следовательно, он действовал в верном направлении. В заключение Клавейн подстриг бороду и усы и привел в порядок волосы, зачесав их назад, так что они легли белыми волнами.

Антуанетта и Ксавьер уже ждали его — они тоже успели переодеться и освежиться. Вскоре вся компания уже ехала в поезде на другую сторону Карусели. Антуанетта сообщила, что линию провели после того, как спицы колеса были разрушены — до этого через «втулку» ходил экспресс. Теперь прямой путь стал невозможен. Но это было еще полбеды. Маршрут проходил не по дуге, а по сложной зигзагообразной траектории, змеясь и петляя вдоль «обода», а порой даже выходил на поверхность, чтобы обогнуть какой-нибудь частный сектор. Понятно, что направление движения относительно вектора вращения то и дело менялось, вызывая у Клавейна холод в животе и короткие приступы головокружения. Больше всего это напоминало вход в атмосферу Марса по «метеоритной» траектории.

Когда поезд прибыл на внутренний вокзал, Клавейн вздохнул с облегчением. Зал представлял собой огромную крытую плазу со стеклянным полом и стенами высотой в десятки метров — потрясающее зрелище.

Прямо под ногами темнела передняя часть огромного космического корабля, пробившая внутреннюю стенку обода Карусели. Тупоносый обтекаемый нос покрывали царапины, выбоины и пятна ожогов. Все, что обычно выступает из корпуса или крепится к обшивке, было безжалостно сорвано и искорежено. Иллюминаторы пилотской кабины, образующие полусферу на носу корабля, превратились в черные отверстия, похожие на пустые глазницы. Там, где звездолет встретился с поверхностью Карусели, вздувалась затвердевшая пористая пена пепельного цвета, напоминающая пемзу.

— Кто это сотворил? — спросил Клавейн.

— Один долбанный идиот по имени Лайл Меррик, — отозвалась Антуанетта.

Ксавьер перехватил инициативу.

— То, что ты видишь — судно этого Меррика, вернее, то, что от него осталось. Старое корыто на химических реактивных двигателях, едва ли не самое примитивное из всего, что когда-либо летало в системе. Лайл оставался при делах, потому что умел уломать клиентов. Те, у кого была возможность, битой канистры бы этому болвану не доверили. Но в один прекрасный день Меррик вляпался.

— Это случилось лет шестнадцать-семнадцать назад, — сказала Антуанетта. — Таможенники хотели провести у него на борту досмотр, а Лайл дал деру. Он вполне мог спрятаться — был один ремонтный док в отдаленном секторе Карусели, куда его посудина вполне бы поместилась. Но Лайл все делал через задницу. То ли он ошибся в расчетах, то ли не справился с управлением… а может быть, просто был пьян. В общем, этот придурок вписался прямо в обод карусели.

— Ты видишь только очень маленькую часть его корабля, — подхватил Ксавьер. — Все остальное — то, что находилось сзади — по большому счету, было просто баком для горючего. Химический реактивный движок — вообще чертовски прожорливая штука, даже с пено-фазным катализатором. Когда судно врезалось в карусель, нос пробил обшивку, но не столько смял ее, сколько покорежил. В общем, цистерна сдетонировала и взорвалась. Снаружи остался здоровенный кратер.

— Погибшие? — спросил Клавейн.

— Несколько человек, — ответил Лю.

— Я бы так не сказала, — поправила девушка. — Несколько сотен.

Они рассказали, как гиперприматы в скафандрах герметизировали поверхность карусели, причем несколько обезьян из команды спасателей погибло. Животные настолько блестяще выполнили работу, замазав каждую щель между корпусом судна и стенкой обода, что стало ясно: безопаснее всего будет ничего не переделывать. После этого дизайнеры создали эту очаровательную плазу — разумеется, за соответствующую сумму.

— Теперь это называется «отзвуки жестокого столкновения с кораблем», — сказала Антуанетта.

— Ага, — подтвердил Ксавьер. — Или еще: «Комментарий несчастного случая остроумным архитектурным жестом, в меру необходимости сохранившим и взявшим за основу трансформацию пространства в результате самого происшествия».

— Я бы сказала проще: «Памятник идиотам, которые сорят деньгами», — прокомментировала девушка.

— Это была твоя идея — притащиться сюда, — сказал Лю. — Всецело твоя.

В коническом носу корабля разместился бар. Перед входом Клавейн тактично намекнул своим спутникам, что им пора немного угомониться. Рядом со столиком в дальнем углу, который они выбрали, красовалась цистерна с бурлящей водой, задекорированная под пещеру. Внутри плавали моллюски, на конических телах вспыхивали неоном рекламные слоганы.

Гиббон-официант принес им пиво, и все трое принялись за кружки — даже Клавейн, который был равнодушен к алкоголю. Но напиток оказался просто восхитительным — прохладным и освежающим. К тому же спасение стоило отметить. Клавейн надеялся, что его спутники не узнают, насколько ему неуютно — это могло испортить приятное времяпрепровождение.

— Итак, Клавейн, — сказала Антуанетта. — Объяснишь, что все это значит, или хочешь оставить нас ломать голову?

— Вы знаете, кто я такой?

— Да, — она покосилась на Ксавьера. — Ну… мы так думаем. Ты раньше этого не отрицал.

— В таком случае, вы знаете, что мне уже доводилось стать перебежчиком.

— Давным-давно, — задумчиво сказала девушка.

Клавейн заметил, что она аккуратно сдирает этикетку с бутылки.

— Иногда мне кажется, что это было вчера. Но с тех пор прошло четыреста лет. Плюс-минус десяток-другой. Почти все эти годы я служил своей фракции верой и правдой. Поверьте, мне было нелегко снова стать отступником.

— Так почему ты все-таки решился? — спросила она.

— Потому что скоро произойдет кое-что очень скверное. Что именно — не могу точно сказать, я не знаю всех подробностей. Но того, что мне известно, достаточно, чтобы сказать: это угроза… угроза извне, угроза для всех нас. Не только для Объединившихся, но и для Демархистов. Ультра. Скайджеков. Вас двоих.

Ксавьер окинул взглядом свою кружку.

— И на этой оптимистичной ноте…

— Я не хотел портить нам праздник. Просто все именно так. Есть нечто такое, что угрожает всем. Я бы очень хотел, чтобы это оказалось не так.

— И что нам угрожает? — осведомилась Антуанетта.

— Если то, что я узнал, верно, то… нечто чуждое. Некоторое время назад мы… я имею в виду Объединившихся… мы знаем, что в космосе обитают враждебные существа. Я имею в виду активную враждебность. Они не из тех, кто представляет опасность при определенных обстоятельствах или в силу непредсказуемости, как Трюкачи или Странники. Мы столкнулись с этими существами во время космической экспедиции. Они атаковали нас, и тогда стало ясно, что это машины. Мы назвали их Волками. Только недавно мы нашли способ получать от них ответы.

Клавейн выдержал паузу. Похоже, ему удалось зацепить слушателей. Он не собирался посвящать их в технические секреты Конджойнеров. Это был краткий вариант того, что он сообщит Демархистским властям. Но чем быстрее распространятся новости, тем лучше.

— И эти машины… — неуверенно начала Антуанетта. — Как давно вы знаете о Волках?

— Достаточно давно. Несколько десятков лет. Сначала нам казалось, что они так и останутся отдаленной угрозой — при условии, что мы будем соблюдать определенные предосторожности. Поэтому мы прекратили выпуск своих двигателей — они привлекают Волков, как маяки. Только сейчас мы придумали, как сделать корабли незаметными. Одна фракция в Материнском Гнезде, под руководством — вернее, под влиянием Скейд…