Палаццо Дарио - Рески Петра. Страница 17

– Но ты же их первый и рассказываешь, – сказала Ванда, – сейчас ты, по-моему, кокетничаешь.

– Венеция провинциальна, ограниченна и хороводится только вокруг себя самой и площади Св.Марка. Я не хочу лишать тебя иллюзий, пойми меня правильно, но здесь и в самом деле ничего не происходит.

– Если Венеция действительно так ужасна, почему ты здесь живешь? – спросила Ванда. – Ты мог бы переехать куда-нибудь еще, в Милан или Рим, или, в конце концов, в Германию. В Баден-Баден, допустим.

Ванда улыбнулась этой мысли: Радомир в Баден-Бадене, окруженный вдовами фабрикантов, которые болтают с ним о проблемах размещения на рынке акций курортов и санаториев.

– Взгляды всего мира устремлены на Венецию, и мне это нравится. – Радомир поднял лицо к Микелю, чтобы тот привел в порядок его подбородок. – Кроме того, ты знаешь, у меня нет водительских прав. Для моего возраста Венеция идеальна. В Германии красивых людей не встретишь, а здесь и простой люд прекрасен, один Примо чего стоит. Ты видела, как совершенно его тело? Как он гармоничен в своих движениях! Он единое целое со своей гондолой, с водой, с волнами! Само совершенство.

– Он целый день только и делает, что тренируется.

– Такой же вульгарный, как все гондольеры. – Микель воспользовался случаем вернуть разговор к началу и всадить Примо еще несколько шпилек. – Мне жаль туристов, которые попадают в руки этих проходимцев.

– Микель, нельзя так резко судить, – раздраженно сказал Радомир.

Ему не хотелось, чтобы колкости Микеля испортили ему настроение к восемнадцати часам – ко времени выхода на вечернее представление в дальневосточном стиле.

«Венеция и Восток» – была тема бала в Палаццо Пизани-Моретта. Для Ванды Радомир выбрал костюм одалиски в бутике Николао, где брали одежду напрокат. Он боялся, что она опять появится в своей маске конокрадки, в которой позорилась в кафе «Флориан». А насколько рабыня оригинальнее конокрадки, он не задумывался. Главное – соблюсти стиль.

– Бал в Палаццо Пизани-Моретта – то, что надо для твоего венецианского дебюта, – заявил Радомир. – Другие маскарады, в Палаццо Альбрицци, в Ка Ценобио, в Палаццо Лабиа, в основном посещают мюнхенские производители жалюзи и миланские автодилеры.

– Да, не слишком стильно, – сказала Ванда.

– Нет, нет, дорогая моя, не суди так строго. Содержать палаццо дорого и трудно, – говорил Радомир, в то время как Микель делал ему маникюр.

О том, к каким издержкам приводит поддержание определенного стиля жизни, он знал. Отсутствие средств на выплату налогов и оплату дополнительных служб толкало многих владельцев дворцов, устраивая балы, устанавливать плату за приглашение. Венецианские графини продавали чужакам иллюзию, что они попали на закрытый частный бал-карнавал высшего венецианского общества. Радомир свидетельствовал свое почтение на многих подобных балах.

– У меня нет возможности содержать Палаццо Дарио, – часто вздыхал он и делал это особенно страстно, поскольку обожал жаловаться на свою финансовую несостоятельность.

Было бы разумнее этим аристократам платить ему за то, что он сидел на почетном месте за столом и занимал гостей приятной беседой. «Не всегда к удовольствию гостей», – подумала Ванда.

На последнем балу в Палаццо Джустиниан Лолин он чуть было не вцепился в волосы немецкому консулу из Генуи за то, что тот неподобающе высказался о фреске Пирино дель Вага «Битва Титанов» во дворце Дориа Памфили. С директором Румынского института культуры, которого Радомир почему-то принял за мерзкого коммуниста, он счел нужным поспорить, был ли румынский король Карл I из рода Гогенцоллернов-Зигмарингенов или нет. А с менеджером представительства «Фольксвагена» в Италии он сцепился по поводу того, что немецкие магнаты имеют наглость спонсировать праздники и балы в единственном городе мира, свободном от автомобилей: «немецкий идиотизм!». Когда подали рыбное филе, он ретировался через запасный выход. На следующий день в «Gazzettino» писали о расточительных балах VIP-персон и о Радомире Радзивилле, синьоре карнавала, цитируя его слова: «Для меня Венецианский карнавал – символ праздника жизни».

– Ведущая рубрики светской жизни из «Oggi» 41 пишет, что вся Венеция горит желанием получить приглашение на предстоящий бал, – пробормотал Радомир под одноразовым платком, которым Микель промокал излишки макияжа на его лице.

– Я и не знала, что ты читаешь «Oggi», – сказала Ванда. – Мне всегда казалось, что ты не читаешь ничего, напечатанного в нашем столетии.

– Ты недооцениваешь Радзивиллов, – ответил он и продолжал цветисто объяснять ей, в чем же заключается честь подобного приглашения.

В Венеции все собрания подобного уровня проходили в Палаццо Пизани: ежегодный прием в честь открытия кинофестиваля и каждые два года бал «Сохраним Венецию».

– Пока Палаццо Дарио несет на себе проклятие – он знаменит, – сказала Ванда, пытаясь прервать рассуждения Радомира о мероприятиях VIP-категории и направить его в нужное русло.

Он сердито сдвинул насурьмленные брови «домиком». Верхние волосы торчали вверх, нижние были выщипаны, что придавало лицу Радомира выражение постоянного неудовольствия.

– Аббатство Сан-Джорджио тоже заколдовано. Там жила одна американская миллионерша, мужья которой все умирали неожиданно и при невыясненных обстоятельствах. А теперь его уже много лет не могут продать. И вовсе не из-за проклятия, а из-за цены, – скажу тебе. А Палаццо Дженовезе, это жуткое сооружение в стиле неоготики, которое загораживает вид на церковь Санта Мариа делла Салюте, – все его владельцы сошли с ума. Последний, правда, был признан недееспособным, после того как он поцеловал мэра, приняв его за Марию Каллас. Кристофоро Моро задушил свою жену Дездемону в Палаццо Моро и тем самым подарил сюжет Шекспиру. Кстати, это яркий пример того, как полезно оставаться холостяком. Но несмотря на то, что я ничего не делал со своей женой, поскольку ее у меня нет, мой дворец все равно будет привлекать и вдохновлять потомков. Цена его высока, и, надеюсь, пара-другая проклятий поднимет еще выше его стоимость.

Рассматривая брови Радомира, Ванда внезапно поняла, почему он делал вид, что не хочет знать прошлые истории Ка Дарио. Радомир мечтал, чтобы в будущем его имя было связано не со злым роком, а вот с чем: «Ах, Ка Дарио! Тот самый, в котором жил тот граф, участник войны в Испании, у которого были 69 сшитых вручную карнавальных костюмов. Тот самый мастер изящных словечек». И действительно, он быстро вернулся к теме посещения балов «Сохраним Венецию» в Палаццо Пизани-Моретта и к высокой чести быть приглашенными на них.

– Такие гости, как принц Эндрю и Элизабет Тейлор, для этого бала – самое банальное, что могут придумать устроители, – гордо произнес он. – Принцесса Маргарет приглашала сюда все общество на благотворительный бал, чтобы поддержать «Ковент Гарден», а Грегори Пек устроил бал памяти Ингрид Бергман, на который съехался весь Голливуд. А на последнем балу «Сохраним Венецию» Франческе фон Тиссен-и-Борнемица «повезло» – когда она высаживалась из лодки, ветер так задрал ее платье от Версаче, что все увидели ее голые ягодицы. И конечно же, нашелся папарацци, который запечатлел задницу княгини для потомков. Я сам видел этот снимок, – хихикнул Радомир и продолжал перечислять явления венецианского высшего света. – Гримани, владельцы Палаццо Пизани-Моретта, вновь стали задавать тон в Венеции с тех пор, как граф вернулся из Милана. Говорят, в Милан его сослала жена за то, что он спутался с горничной. Он – историк и фашист, что не помешало ему написать книгу о происхождении демократии. Его жена – неаполитанка, но из аристократов. Они, можно сказать, единственные, кто еще устраивает в Венеции настоящие праздники. Настоящие, подчеркиваю! Венецианский высший свет страшно прижимист. Никогда не откупорят вино, прежде чем придет последний приглашенный. – И тут он переключился на Фоскари. – Графиня Фоскари – элегантная дама, однако с левыми взглядами. Боюсь, она даже побывала в коммунистической партии. Супруги да Мосто тоже придут, они роскошны, правда, скучноваты. Он был журналистом на телевидении, а теперь печется о сохранности дворцов. У Лореданов есть один забавный Лоренцо, очень милый, но по сути мажордом, владелец отеля, и Леонардо, советник по налогам, он вечно пристает ко мне, как пиявка. Боже, какой же он противный! Вновь появится в костюме магараджи. Он всегда приходит на бал в виде магараджа. В отличие от твоего шефа владелец Гримани не прощает, если его не называют графом. Если ты скажешь «синьор Гримани», он больше в жизни с тобой не заговорит.