Все горят в аду - Ридли Джон. Страница 18

Бадди изумленно таращился.

Обшарпанный "Сони". Хреновина с дыркой для кассет. Раньше было стерео, но один динамик накрылся. Девица пошла шуровать по радиостанциям. Несколько станций трубили о смерти Яна Джермана, звонили фанатки и томными голосами сообщали, что заумная песня, написанная Яном в глухом наркотическом отрубе, глубоко тронула их, задела и всецело отобразила их девятнадцатилетние жизни. Девица пропустила все это, потом пропустила кантри и спид-металл, кучу мексиканщины, песню в стиле Иолли Максвелл и остановилась на "That's the Way of the World". "Земля, ветер и огонь".

Девица спросила:

– Подойдет?

Взгляд Бадди был испуганно-безучастным.

Она приблизилась к Бадди, взяла его за руку. Совсем недавно она свирепо цеплялась за его ногу, а теперь вот нежно-нежно поглаживает ему пальцы.

Она сказала:

– Посмотри на себя. Ты же дрожишь как цуцик. Все не так плохо.

– Ты ничего не знаешь. – Вконец ослабевший Бадди сполз по стенке.

Девица поддержала его, поставила на ноги.

– Расскажи мне. Расскажи мне все.

– Я даже не... Это Альф.

– Альф?

– Альфонсо. Он друг мне был. Он у-умер.

– О боже...

Девица обхватила Бадди руками.

Он навалился на нее, и если бы не она, так и валился бы, пока не брякнулся об пол. Она стала ему поддержкой и опорой. Он был для нее чем-то вроде куклы. Она баюкала его. Сперва как младенца, потом в такт легендарному стандарту ритм-энд-блюз семидесятых. Баюканье незаметно перешло в раскачиванье.

– Альф сказал, что знает одного парня. Ну, торчок какой-то, наркотиками торгует...

– Наркотиками, – проворковало эхо. Раскачивание плавно перешло в танец.

– И Альф сказал, что это проще простого – пойти и немного у него взять.

– Украсть наркотики.

Девица отвела руки и прильнула к Бадди.

Нижние половины их тел сомкнулись, сошлись впритык.

Нежный медленный танец теперь не был таким уж нежным. И таким уж медленным.

– Подрезали бы наркоты, – объяснял дальше Бадди, – сами продали бы. Бабки. Я только немного бабок подрубить хотел.

– Ну, мы все чего-то хотим.

– Я хотел... Я хотел в люди выбиться. – Бадди опять залился слезами и соплями, одновременно забубнив что-то насчет неудавшейся жизни: может, в этот момент еще тысяча человек в Лос-Анджелесе занимались тем же. – Господи, я только... если бы у меня были деньги, я мог бы... Я только хотел...

– Мы все чего-то хотим, – повторила девица.

– Я хотел нравиться людям, понимаешь? Я... это... Ну, вот у тебя есть деньги, и тогда... люди... это. Понимаешь?

Девица на секунду прекратила танцевать. Она охватила руками лицо Бадди. Похоже, ее вдруг одолела грусть.

– Еще как понимаю, – сказала она. – Я знаю, каково это. Ты хочешь, чтоб кому-то было до тебя дело. Ты хочешь, чтоб они знали, что ты... что ты лю... лю-лю... – У нее были проблемы с этим словом. – Но они не знают, и им нет никакого дела, и ты уходишь туда, куда уходишь. Ты уходишь тем, кем уходишь. – Девица обращалась к Бадди так, будто страшно хотела выяснить и отчаянно желала понять: «Если любовь так прекрасна, то почему же эту прекрасную любовь так трудно найти?»

Бадди слишком самозабвенно подергивался на соломинке страха, был слишком занят выживанием, чтобы понять, о чем толкует девица. Не важно. Уже ни о чем.

– Эй, – сказала она, отметая предыдущие думы, не допуская их до себя. – Если ты не можешь быть с любимым человеком... – Пританцовывая, она подвела Бадди к стене. – Наркотики?..

– Я не хотел наркотиками торговать. Я не хотел в это ввязываться. Я хотел только, чтобы мне подвезло разок. Ей-богу, я только разок хотел.

– Я понимаю. Правда понимаю. – Девица отпустила Бадди, и он рыхлой кучей плюхнулся на пол. Его колени оказались зажаты между ее ног.

– Там еще один был. Их, кажется, двое было. Это был... Они застрелили Альфа. Они у-убили Альфонса. Еще один был... – Вспышка. Выстрелы. Искры вразлет. Пулевые ранения и брызжущая кровь.

Кровь.

Бадди до сих пор был весь в крови, не важно, видна она или нет. Она впитывалась в него, проникая глубже и глубже. Может быть, ему уже не отмыться.

Самое время было заорать благим матом: "О господи! О боже! Он умер!"

Крепко сжимая Бадди ногами, оседлав его, девица отчаянно пыталась спасти Бадди от эпилептического припадка.

– Ну, ну. Не надо.

– Господи, господи, он мертв!

– Возьми себя в руки.

Ее наставления оказались напрасны. Бадди продолжал сходить с ума:

– Они найдут меня! Они найдут меня и тоже убьют! Я точно знаю!

– Тссссс. Расслабься. Возьми себя в руки. – Сладкие слова. Теплое дыхание. Они уняли сердцебиение Бадди, втерлись к нему в доверие, выманили из западни. – Вот так. Ты в норме? Отходишь?

– Я... По-моему...

– Скоро все будет хорошо. – Она тронула пальцами волосы Бадди, потеребила их. – Все будет хорошо.

Удивительно, но все, казалось, шло к тому. Казалось, в сильных и нежных руках этой девушки тяжелое помешательство, с которым он борется, в ближайшее же время сойдет на нет, рассеется и, уж по крайней мере, перестанет быть таким невыносимым. Все как-нибудь обойдется.

Бадди был спасен. Эта сногсшибательная блондинка, святая женщина, Мать Тереза, вновь рожденная в обличье секс-бомбы, сошла с жарких, жестоких лос-анджелесских тротуаров и спасла его. Он на скорую руку помолился за ее здравие и за то, чтоб в процессе искупления не утянуть ее за собой в пучину греха.

Святая Блондинка глубоко вздохнула и – надвинувшись высокой грудью на Бадди, переключив скорость – перешла к неприятной теме:

– Итак, у меня остался к тебе всего один вопрос.

Все, что тебе угодно, Святая Блондинка, подумал Бадди. Все, что тебе угодно.

– Где наркотики моего шефа?

Бабах.

– Что?..

– Наркотики Дэймонда – где они?

Даже после того, как она задала вопрос вторично, понадобилась секунда, чтобы очевидность всем своим грузом вломилась в крепкий череп Бадди. Эта девушка, в которую он случайно врезался около своего дома, оказалась не простой девушкой, и врезался он в нее совсем не случайно. Блондинка, оккупировавшая его колени, – это стремная шмара, бандитская шестерка, и двести процентов гарантии, что ее нанял тип, которого они с Альфом пытались грабануть и которому, видимо, был нужен Бадди, причем мертвый Бадди.

Бадди тут же попытался вскочить, отскочить и выскочить – куда угодно, прочь от девицы. Она крепко обосновалась на его ногах, так что ему оставалось только биться как рыба на песке.

Откуда-то из-за спины, из-под жилетки, девица выудила никелированный пистолет 38-го калибра, поставив точку в дебатах о том, кто куда идет.

– Спокойно, козел, не то я тебя, как бутылку шампанского, откупорю! – Вся сладость, весь свет, которыми обладал падший ангел, были отброшены – им на смену пришел ледяной взгляд.

Взгляд, на который Бадди ответил хныканьем.

– И кончай реветь. – Насмешливо: – Ой-ой-ой, она пристрелит меня, пристрелит меня.

Бадди хныкал по-прежнему.

Свободной рукой девица достала пачку "Кэмел", двадцать пять штук в пачке, сунула сигарету меж пухлых губ, чиркнула зажигалкой "Зиппо".

– Что, по-твоему, должно произойти, если ты воруешь у людей наркотики?

Сигарета ворочалась у девицы во рту, когда она разговаривала.

– Хочешь играть во взрослые игры? Придется играть по взрослым правилам. Так что закрой рот и смирись со своей участью. Для начала у меня есть к тебе пара вопросов.

Бадди выпалил на предельной скорости:

– У меня нет наркотиков.

Девица не колебалась. Она вынула изо рта сигарету и засадила горящим концом в щеку Бадди. В диаметре сигарета была меньше дюйма, но кончик ее причинил боль сильнее, глубже и продолжительнее, чем Бадди мог вообразить, а запах паленой плоти, сопутствовавший шипению, придал остроты его ощущениям. Бадди кричал, упирался, но девица сидела на нем верхом, так что деться ему было некуда и не было выбора – только сидеть и ощущать жжение.