Воскресший для мщения - Рокотов Сергей. Страница 45

— Я больше ничего не могу добавить к тому, что сказала сейчас, — холодно произнесла Вика. — Какую-то «Ниву» я видела, но не помню ни номера, ни цвета. А вот бежевую «шестерку» видела хорошо. И номер помню — семнадцать — сорок МН.

— Да, вы живете на первом этаже, могли все хорошо увидеть…, — усмехнулся Бурлак, все прекрасно понявший. — Но… ладно, пусть все это будет на вашей совести, Виктория Осиповна.

— Она спокойна! — с каким-то вызовом произнесла Вика. Ей вдруг вспомнилось спокойное лицо квартиранта из тридцать первой квартиры, вспомнилось, как поразили её совершенно седые волосы при относительно молодом лице. Он снимал квартиру у её знакомой Наташи, которая переехала жить к матери, был приветлив и вежлив, всегда здоровался, находил теплое слово для девятилетнего Ромки. Теперь этот человек обвинялся в убийстве. А она была уверена, что не мог он никого убить. — Да, совершенно спокойна! — словно споря с самом собой, повторила она.

А вскоре после этого она вытащила из почтового ящика письмо, адресованное ей. Открыла его дома и обнаружила там пять стодолларовых бумажек. Она закусила губу и еле удержалась от сдавившего её рыдания.

… — Умница, Сова! — хохотал Гнедой. — Вот есть такие дела, которые, кроме неё никто выполнить не может. Ведь, представляешь, Мишель, она когда-то училась в Щепкинском театральном училище на актерском факультете. Да… вот какие таланты пропадают… Пропадают ли? — спросил он сам себя. И тут же ответил: — Нет, не пропадают! А используются во благо общего дела! Давай, по маленькой, за успех именно этого самого дела. И езжай, ты человек молодой, а ко мне скоро старые друзья наведаются, день рождения у меня, а какой по счету, не скажу… Я по гороскопу Овен, только это могу тебе сообщить. Немолод я, Мишель, немолод, это у тебя все впереди, извини, что не приглашаю тебя на наше скромное застолье. Ты ещё не дорос до столь своеобразной компании, тебе будет с нами неуютно. Пойду, погляжу, как там наши гуси-индейки-поросята в духовочках себя чувствуют, как им там, не слишком ли жарко? А человечка из прокуратуры я все-таки обработал, — потер холеные руки Гнедой. — И мы теперь будем в курсе следственного дела товарища Кондратьева не только посредством драгоценнейшего Петра Петровича…

… — Неутешительные у меня для вас новости, Алексей Николаевич, — сказал Кондратьеву на последнем свидании Сидельников. — Эта Щербак отказалась от своих показаний. Видно, кто-то припугнул её. Вообще, у меня такое ощущение, что вы сами чего-то не договариваете. А между нами должна быть полная откровенность… Ведь если вы знали раньше этого мерзавца Дырявина, вы обязательно должны мне это сообщить. Вообще все, как на духу, даже если это никак не свидетельствует в вашу пользу…

— Да не знал я раньше этого Дырявина, — усталым голосом произнес Алексей. — И ничего я не утаиваю от вас, Петр Петрович. Все рассказал, и о Дмитриеве, и о Тюменском тресте, и об этом покушении…

— Ладно, ладно, я вам верю, иначе нельзя. Так вот, я вам говорил и повторю ещё раз — машину эту, зеленую «Ниву», угнанную перед этим инцидентом, видели двое — Щербак и один ханыга Сытин, околачивавшийся тогда около винного магазина. Сытин тоже запомнил номер машины, я вам говорил. В показаниях этих людей ваше спасение. Но Сытин, сам явившийся в прокуратуру, исчез неизвестно куда, а Щербак отказалась от показаний. Номера были фальшивые, разумеется. Но и вы, и Сытин, и Щербак назвали одни и те же номера. Только вы вспомнили их с таким трудом, а они выпалили как на уроке, память хорошая, видно… А теперь остались только ваши показания, а это… сами понимаете… На пистолете только ваши отпечатки пальцев, видно, Дырявин работал в перчатках… Это был профессионал, хитрый профессионал… Понимаете, никто никакого нападения на вас не видел, видели только, как вы склонились над Дырявиным, и Жилкина, и Соломатин, и теперь вот Щербак… Но вы не отчаивайтесь, мы что-нибудь придумаем, ещё не вечер, Алексей Николаевич. А теперь я вынужден откланяться, у меня больна жена, поеду за лекарствами… Ладно, — вздохнул он. — Будем бороться за вас. Крупно вас подставили, крупно, какое тяжелое время для начинающих неопытных бизнесменов… Этот пропавший Дмитриев, ограбленный склад, теперь вот это… Ладно… Будем работать…

…Кондратьев выслушал все это совершенно спокойно. Ему было все равно. Он чувствовал некую внутреннюю обреченность, понимая, что против него непонятно за что словно ополчились все силы зла — и земные, и небесные… «Будь, что будет», — думал он с горечью.

Сидельников передал Алексею письмо от Сергея, написанное ещё неделю назад.

«Здорово, Леха! Как ты там? Держись, не вешай нос! Прорвемся!

Я тут провел свое следствие, наведывался к соседям и нашел двух очень важных свидетелей в твою пользу. Во-первых, некую Вику Щербак. Она кое-что видела, и я об этом уже рассказал Сидельникову. Вика ходила к Бурлаку и дала показания. Ты представляешь, она прекрасно запомнила номер «Нивы», отъезжавшей с места преступления.

А ещё я нашел некого Сытина, он сам пошел в прокуратуру и рассказал, что видел. Я говорил с ним, он порядочный человек, хоть и алкаш. Стоит на своем, и точка. Ничего и никого, говорит, не боюсь, семьи нет, детей нет. Он видел, как от лежащего на земле человека отошел мужчина в куртке, сел в зеленую «Ниву» с номером 23-58 ММ и все тут. И происходило все это ровно в пять часов тридцать минут. Память, он говорит, у него феноменальная. Чудной человек, но очень честный. Очень нам нужны его показания…

Так что не так уж плохи наши дела, дружище, мы ещё дадим им бой!

Надеюсь, что ты получил мою передачу в целости и сохранности, тут ребята столько собрали, на всю камеру, конечно, не хватит, но ближайших соседей по нарам угостить сможешь на славу… Держись, Леха! Не вешай нос, капитан! Твой друг Сергей.»

«Интересные дела», — подумал, закусив губу Алексей. — Щербак отказалась от показаний, Сытин куда-то исчез… Наверное, его уже… того… Кто же это работает против меня? Кому я так сильно перешел дорогу?

… Следующее же посещение Сидельникова принесло Алексею самое горькое страдание.