Воскресший для мщения - Рокотов Сергей. Страница 44

— Я здорова, совершенно здорова, — с каким-то вызовом глядя ему в глаза, произнесла она. — Настолько здорова, что жду ребенка. Ребенка от него. Твое счастье, что после… того… я могу иметь детей. Поэтому и разговариваю с тобой, Михаил Гаврилович… Пока!

Она легко выскочила из машины и вошла в дверь женской консультации.

Михаил долго не трогал машину с места, стоял у обочины и, не отрываясь, глядел на дверь консультации. И блудливая улыбка слегка повела в сторону его тонкие губы…

… — Вам кого? — с удивлением глядя на оборванную старушонку, спросила Вика Щербак, стоя в дверях квартиры.

— Тебя, родимая, тебя, моя хорошая, — приговаривала мерзейшая старушонка, одетая в такую шубейку, каких в Москве не носили даже самые бедные старухи лет эдак с пятьдесят, с послевоенных времен. Это был какой-то черный, до пят зипун с вылезающими наружи клочками грязной ваты.

— А кто вы такая?

— Нищенка, бедная жалкая нищенка, — зарыдала старуха. — Несчастная мать, потерявшая кормильца…

— Так я дам вам денег, — предложила Вика.

— Денег? Что ты мне можешь дать? У меня недавно сыночка убили, Сашеньку… Здесь около вашего дома убили… Он, горемычный, из тюрьмы вышел, где сидел по злому навету, полтора месяца погулял и… — Старуха горько рыдала и рвала на своей голове реденькие седые волосенки.

— Так что же вы от меня хотите? — насторожилась Вика.

— В дом-то пусти… Не украду, не бойся, была бы воровка, так бы не жила, по вокзалам не мыкалась бы… Я ведь из Иванова приехала, на вокзале Ярославском живу… Сыночка встретить приехала, а теперь узнала, что он… — Снова заголосила старуха. Вика впустила её в квартиру.

— Так что же вам надо?

— Ты у следователя была, у Бурлака? — вдруг твердым голосом произнесла старуха.

— Да, он вызывал меня, но я ничего конкретного не могла ему ответить. Я видела машину, зеленую «Ниву», отъезжавшую от нашего дома. А на земле валялся человек.

— И номер машины ты тоже запомнила?

— Да. Двадцать три — пятьдесят восемь ММ. Я математик, у меня хорошая память. А что вам от меня надо? — вдруг нехорошая мысль пришла ей в голову. — Вы лучше идите отсюда?

— Злая, злая ты тетка, поганая, жалости в тебе нет к бедной старушке. Мой Сашенька вышел из тюрьмы, собирался ехать ко мне в Иваново, там у нас, хоть и маленький, но свой домишка-одноходка… А его тут лихой человек… порешил, задушил, волчара позорная… А некоторые, аблакат вот дотошный, следак пустоголовый, пытаются убивца от дела отмазать. Машина эта, о которой ты баешь, случайная, а отъезжал лиходей на другой машине, на «шестерке», а номер её семнадцать — сорок МН, — вдруг совершенно грамотным голосом заговорила старуха и угрожающе поглядела Вике в глаза. — Не уберегла я своего сыночка, — снова стала она косить под убогую. — Убереги хоть ты своего, родимая. Где он у тебя?

— В школе, — похолодела Вика.

— Вот видишь, в школе, он махонький еще, ему только девять. А ходит из школы один, благо рядом. Он ведь в тридцать восьмой учится, да? — она заглянула Вике в глаза. — Муж-то на работе целый день, в техникуме преподает черчение… А ты тоже работаешь, в издательстве научном… Знаем, знаем… А Ромка один из школы бегает… И мой Сашенька тоже бегал, бегал, вот и добегался. Глянь в окно, шалопутная, какие лихие люди там прогуливаются. Аж страшно… Меня-то не тронут, кому я нужна, шарахаются все, лишь бы рубль не дать на хлебушко насущный. А вот пацана могут ни за что ни про что…

Вика, сама не своя от охватившего её ужаса бросилась к окну. Через минут двадцать здесь должен был идти Ромка. Там, около двух черных иномарок без номеров прогуливались пятеро парней крупного сложения и весьма уголовного вида.

— А? Видала? Во какие лихие люди стали появляться. Таким ничего не стоит ребеночка в машину запихнуть, увезти незнамо куда и надругаться над невинным созданием… И у нас в Иваново таких пруд пруди, а уж у вас, в Москве… Ходить страшно…

— Что вы от меня хотите? — спросила бледная как полотно Вика, прекрасно понимая, что попала в скверную историю.

— Не тащи убивца на волюшку, одно прошу, родненькая моя… И не тяни одеяло на какую-то там «Ниву» с номером двадцать три — пятьдесят восемь ММ. Никакого номера ты не помнишь, ну, затмение нашло, и все тут… А помнишь номер бежевой «шестерки». И от Сашеньки моего, невинно убиенного, отходил не кто-нибудь, а сосед ваш, убивец, сел в свою машину и ту-ту… Ты со своего первого этажа все хорошо видела. Женщина ты молодая, ученая, и все хорошо видела… , — зловеще поглядела ей в глаза старуха. — Вот и все… Все твои, так сказать, задачи, болезная моя…

— Хорошо, я скажу так, — тихо произнесла Вика.

— И умница, умница, ученая ты женщина, не то, что я, неграмотная дура… Читать не умела до тридцати лет, представляешь? Во дела-то какие, зубов не чистила, яблок сожрешь и все… Темные мы, неграмотные, из-за своей темноты и страдаем. Ладно, пошла я, родненькая. Только ты уж не обмани нас, не надо… Скоро лето, каникулы, отдыхать к морю поедете втроем, красивые вы все, не то, что я, старая уродина, сыночка убили, поеду к себе в Иваново, куплю белую головку и помяну своего горемыку. Гляди, не подведи. К следаку сама попросись, откажись от своих прежних неправильных слов. И на суде скажи, как надо… И будешь здорова и счастлива…

… За мерзавкой закрылась дверь, а Вика стояла, как вкопанная, не в состоянии от страха даже пошевелиться. Потом как ужаленная бросилась одеваться, чтобы бежать встречать Ромку. Но тут раздался звонок, и он сам появился на пороге, румяный, веселый.

— Ромочка, Ромочка, сыночек, — лепетала Вика, даже не вытирая текущих по бледным щекам слез.

— Ты что, мама? Что с тобой? А смотри, что мне дяди на улице дали, — похвастался он и показал матери большой пакет, в котором лежали всякие вкусности — «Сникерсы», «Марсы», мандарины, яблоки, импортное печенье…

Вика стояла и молчала, опустив руки. А на следующий день она позвонила Бурлаку и попросила его принять её. Явившись на следующий день в прокуратуру, сказала Бурлаку то, о чем просила мерзкая старуха.

— Что это вы, Виктория Осиповна? То одно говорите, то другое. Помните об ответственности за ложные показания.