Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна. Страница 56

– Потому и убил ее? – прорыдала Маша. – Потому пришел убить и меня? От большой любви, так я понимаю?! Не из-за чего-нибудь, а из-за любви? Бред! Здесь даже ревностью не пахнет. Один сплошной расчет и ничего более.

– У меня расчет? – снова, взвизгнув на страшно высокой ноте, заорал папаша. – Не было его у меня! Не было! Я просто оберегал тебя! Сначала от этого Федьки… Как он посмел трогать тебя – мою славную, чистую девочку – своими грязными погаными руками? Да, я убил его! Убил зверски, как он того заслуживал! Но тебя я успел предупредить, повесив картину в магазине. Жаль, что ты этого не поняла. Я же тебе давал понять, что теперь ты не одна, что у тебя теперь есть защита! Зачем?.. Зачем тебе понадобилось искать помощи у этих мерзавцев? Опять замуж захотелось? Только я хотел выйти из тени и начать оберегать тебя уже легально, как ты выскочила за этого бизнесмена! И все снова полетело вверх тормашками! Мне пришлось тащиться за вами сюда, предпринимать множество всяких уловок, чтобы ты снова осталась одна. Но ты…

– Но я что? – Маша вытерла лицо, с нетерпением бросив взгляд за окно.

То ли ей показалось, то ли действительно мелькнул какой-то свет. Может быть, это свет фар? Может, Панкратов все-таки жив и отъехал, как сказал, устранить следы ее присутствия в квартире Гарика? Господи, сделай так! Сделай так, чтобы он был жив и сейчас вошел в кухню, швырнул этого обезумевшего старика об пол и заставил замолчать его, чтобы он не терзал ее своими откровениями…

– Ты оказалась такой же шлюхой, как и твоя мать! Ты не вняла доводам рассудка, когда нашла в квартире своего нынешнего кучу грязных кассет. И не подумала уехать домой. Ты начала рыскать по Москве в поисках алиби для этого подонка! Казалось, куда бы проще – взревновать, увидев бесчинство, и уехать. Так нет…

– Так это тоже ты? – Неуместное теплое чувство к Панкратову шевельнулось где-то в груди, сладко заныло, да так и осталось там.

– Да, я. Он оказался не таким испорченным, как хотелось бы. Даже более того, прогнал эту женщину, хотя его покойный дружок сильно уповал на ее чары. А ты-то хоть догадалась, что должна была приобрести себе очередного мужа? Нет? Глупая курица… Глупая и распутная! Позволила ему хватать себя! Он же почти раздел тебя, не войди твой муженек, так и отдалась бы ему прямо на кухонном столе. Шлюха! Я поздно догадался, что ты шлюха! Хотел обрести семью на старости лет, думал, что вместе с тобой мы проживем долго, счастливо и…

– Обеспеченно, – закончила за него Маша. – И тебе тоже не давало покоя мое наследство. Как же вы мне все… Разве стоят поганые деньги человеческих жизней?

– Стоят, дорогая! Такие деньги стоят! – Папаша отодвинул от себя пустую чашку. – Кофе ты готовишь дерьмовый, Машка! И вообще ты глупая курица! Кстати, я уже говорил об этом.

Он вдруг надолго замолчал и исподлобья наблюдал за тем, как она пытается справиться с очередным приступом рыданий, трет себе виски, обхватывает за плечи руками и изо всех сил кусает губы, боясь снова закричать в голос.

– Гм-м, не могу поверить. Ты что, и вправду не знала, какие деньги унаследовала? – Папаша даже привстал с места, попутно зацепившись вытершимся от времени ремнем за край стола.

– Мне плевать! – устало обронила Маша, вспомнив о побеге и делая еще пару мелких шажков в сторону двери.

– Дура! Трижды! Четырежды дура! Думаешь, что унаследовала пару магазинов, три торговых палатки и пару смехотворных счетов со смехотворными суммами? – Папаша недоверчиво качнул головой. – Вот Гарик… Тот был не промах! Жаль, что пришлось его убить. Неплохой бы получился зять, но… Вот он молодец, одно слово – профессионал! Тот мгновенно раскусил и муженька твоего покойного, и то, откуда на его валютных счетах и в банковских ячейках столько средств.

– Он не мог этого знать наверняка, – против воли вырвалось у Маши возражение. – Это секретная информация. А доступа к ячейкам у него не было и быть не могло.

– Ага, зато он знал наверняка, что твой покойничек торговал наркотой. И делал это долго и не безуспешно. А его торговые точки явились к тому же совсем неплохим прикрытием для его подпольного бизнеса. Э-эх, Машка, ты просто представить себе не можешь, какие деньги унаследовала сначала ты, а потом унаследую я… – Он встал из-за стола и предупреждающе поднял руку с ножом. – Еще один шаг к двери, сучка, и я пошлю его тебе прямо в грудь. Я в этом деле поднатарел, будь уверена.

– А Нинку?.. Нинку тоже ты убил? – будто вспомнив что-то, нахмурила она лоб.

– Нет. Нинку Гарик порешил. Слишком уж она на него сильно давить стала. Хотя ее тоже можно понять: время идет, а он и не думает платить. А потом и вовсе учудила: мужику твоему взяла и все рассказала. Все, что узнать успела. И снова начала на Гарика давить. Она не оставила ему выбора. А ты, небось, на Вовку своего подумала. Нет, это не он… Только вот что я тебе скажу, голуба, перед тем как к мамке твоей отправлю… Хоть твой Вовка бабу свою и не убивал, а сделал это за него дружок его смышленый, не знать всего, что происходит у него под носом, он не мог. Хитрый он, Машка, и опасный. И не дело ему с тобой жить. Куда как проще отсидеть остаток жизни в тюрьме за убийство своей очередной жены-наследницы.

– Где он?! – прошептала Маша побелевшими губами, с ужасом наблюдая за тем, как сокращается расстояние между нею и отцом. – Ты… Ты ведь не убил его? Тебе не выгодно его убивать. Кто-то же должен ответить за мое убийство, чтобы ты безнаказанно попользовался моими деньгами…

– Ответит. Будь уверена – ответит. Причем с отягчающими вину обстоятельствами. Ему все вспомнят: и покойницу, и дачного маньяка на него потом спишут, если захотят. Вспомнят также и то, что тебя он там держал очень продолжительное время. Кстати, все убийства должны будут на него списать, а не на тебя. Гарика, например… Соседей напугал я, а видели-то Вову…

Он вдруг затих. Остановился и поудобнее перехватил нож в руке. Взгляд его пробегал по ее телу с головы до ног и обратно. Он явно трусил и тянул время. Оно было и понятно. Одно дело лишать жизни чужих людей или жену-изменницу, и совсем другое дело – родное дитя. И как ни велика была жажда денег, клятвопреступление оказалось ему не по зубам… Машин отец вдруг с непонятно откуда взявшейся брезгливостью отшвырнул от себя нож, обхватил голову руками и, раскачиваясь из стороны в сторону, дико завыл:

– Не могу! Не могу! Помогите мне! Взываю к тебе, помоги! Я не могу!

Зрелище было не для слабонервных. Обезумевший от крови и алчности явно больной старик пугал Машу даже больше, чем тот, что осознанно шел на нее минуту назад с ножом. Она хотела было бежать, уже почти достигнув дверного проема, но силы, как нарочно, оставили ее, ноги сделались ватными и будто приросли к полу. По спине ручьями стекал холодный пот, и больше всего ей сейчас хотелось бы хлопнуться в обморок. Но сознание, как нарочно, работало на «ура», отмечая тот факт, что нож отлетел далеко и до него папаше не дотянуться. А что, если он вдруг вздумает броситься на нее безоружным? В крайнем случае она может огреть его половником, который едва не свалила плечом, продвигаясь к выходу. А еще лучше чугунной сковородкой, висевшей чуть левее.

«Так бывает… – снова вспомнились ей заунывные беседы с врачом. – Но обычно такая четкая работа сознания предшествует обмороку, так как истощение нервной системы…»

Скорее бы уж. Пусть лучше обморок, чем такое… А папашка разошелся не на шутку, принявшись рвать на голове остатки волос и посыпая седыми клочьями все вокруг.

– Проиграл! Я проиграл! Все вы проиграли вместе со мной!

«Все, хватит! Если я сейчас не убегу, то его безумие запросто передастся и мне. Бежать!»

Убежать она не успела. Над самым ухом раздался вдруг оглушительный щелчок, и насмешливый, но все же с какими-то болезненными интонациями голос произнес:

– Все! Стоп, камера! Снято!

Панкратов! Слава богу! Ее залихорадило. Он жив и здоров! И все время находился рядом. Так мало того, ухитрился все действо снять на видеокамеру – теперь объектив ее пытался выхватить позеленевшее лицо Маши. Улики… Ну конечно же, куда как проще объясняться с милицией, имея на руках видеоматериал с признанием преступника. Что слова? Наговорить можно что угодно. Но кто поверит, если папашку теперь наверняка ждет больничная палата с мягкими стенками. А тут все от первого до последнего слова… Это был не свет фар, который ей пригрезился. Скорее это был отсвет от объектива.