Любитель сладких девочек - Романова Галина Владимировна. Страница 57

Нет, он все-таки мерзавец! И такой хитрый, гад! Такой хитрый, что, невзирая на благодарность за собственное спасение, хочется надавать ему по башке…

– Не бойся, Маша… – Панкратов произнес эту сакраментальную фразу таким покровительственным тоном, что она не удержалась и, несмотря на нервозную слабость во всем теле, язвительно закончила:

– Ты Дубровский?!

– Коли острит, значит, все в порядке, – сказал кому-то за ее спиной Володя, сгреб Машу в охапку и тут же принялся обдавать ее ухо горячим дыханием, без устали нашептывая «любимая», «родная», «дорогая» и что-то еще в том же духе.

Но его жаркий шепот уже не спас ситуации, Маша все-таки хлопнулась в обморок, а потом еще долго приходила в себя. Нет, не после обморока, а после всего, что на нее нахлынуло после него.

* * *

Панкратов требовал венчания и ничего не хотел слышать. То есть не хотел слышать никаких возражений на сей счет.

Милиция потребовала от нее обязательных объяснений. И Маше пришлось путано, но недолго с ними объясняться. Хорошим подспорьем в этом оказалась видеокассета с исповедью папочки, которую Панкратов очень удачно смонтировал, прежде чем предъявить властям в качестве улики.

Затем понадобилось ее экстренное присутствие в родном городе, чтобы утрясти-таки все формальности со злополучным наследством. Оно, кстати, оказалось как раз таким, как ей и предсказывал отец – непостижимо огромным. И пока она улаживала там все дела – продавала недвижимость и рассовывала свои средства по столичным банкам – как-то так незаметно прошло почти полгода. А они с Панкратовым, как ни странно, все еще были вместе, и что уж совсем казалось необъяснимым, находили в этом удовольствие.

Маша все ждала и ждала: ну вот, вот еще немного – и начнется. Вот им осталось совсем чуть-чуть, и давний кошмар – вечный спутник ее жизни – начнет запросто вторгаться в ее жизнь. Но ведь нет же! Все по-прежнему шло хорошо. Правда, однажды…

– Что это у тебя? – Панкратов, быстро отреагировав, вывернул ее руку из-за спины и выхватил узкую пластиковую полосочку. – Что это такое, Машка? Быстро говори!

Она начала было мямлить что-то, пытаясь его обмануть и хоть как-то продлить его неведение. Но он был не дурак, ее Панкратов, он быстро все разгадал.

– Машка, ты попалась?! Машка, ты попалась! Обалдеть можно! Это правда? Можешь не трясти головой, я и так вижу – тест положительный. И чего молчала?

Она хотела было начать что-то врать про сюрприз и так далее, потом не выдержала и, всхлипнув, призналась:

– Я боюсь!

– Рожать боишься? Вот дуреха! Вместе пойдем. Я помогу! – Панкратов сиял, просто как самовар начищенный, даже его руки стали какими-то другими и касались ее теперь с непонятной осторожностью. – Классно, Машка! Это же классно – ребенок! Наш с тобой ребенок!

– Вот именно! Наш с тобой! – воскликнула Маша, больно ударяя его по рукам, норовившим влезть ей под пижаму и погладить абсолютно плоский живот.

– И что тебя смущает?

Какая удивительная метаморфоза произошла с человеком. Разве раньше он пропустил бы подобную вольность с ее стороны? Нет, ни за что! Обязательно шлепнул бы по попке, приговаривая что-нибудь типа: «Остынь, женщина». А тут с совершеннейше счастливым… нет, скорее глупым видом поймал ее руки и начал обцеловывать каждый пальчик, приговаривая:

– Почему это нам с тобой нельзя заводить детей, малышка моя? Что тебя смущает?

Она все же сказала это. Столько времени носила в душе этот камень, и тут…

– Ты убийца своей жены, Володя! Нет, не делай таких глаз, пожалуйста, – взмолилась Маша. – Не прямой. Косвенный!

– Та-а-ак, граждане! И что тут у нас происходит? Откуда ты взяла такую ересь? – Ей все-таки удалось его разозлить. Володя моментально набычился и отошел от нее на полметра.

– Мой отец… Он за всеми следил и по крупицам собирал сведения… И он…

– И что он? – ловко передразнил ее Володя.

– Он сказал, что при твоей хитрости и предусмотрительности ты не мог не знать о готовящемся убийстве, – выпалила Маша и мгновенно почувствовала неимоверное облегчение.

Что-то теперь он скажет? Начнет отрицать? Конечно же, отрицать, а как же иначе? Но Панкратов снова ее удивил, невесело рассмеявшись.

– Твой отец… Вот мерзавец проницательный…

– Ты знал?! – похолодела Маша.

– Ну скажем, не то чтобы точно, но догадывался, что затевается что-то недоброе. У меня не было времени понять, что к чему и почему. Но когда она погибла, я удивился мало. Просто ошибочно полагал тогда, что Гарик убирает ее из-за того, что она делает меня несчастным. Только и всего…

– И ты от меня это скрывал?! Ты венчался со мной, мерзавец, прожил полгода и все это время скрывал от меня?.. – Она почти задыхалась, отказываясь оправдывать то спокойствие, которым дышало лицо мужа; кстати, лицо снова стало приближаться к ней. – Отойди от меня!

– Ладно тебе, Машка, кипятиться. – Он обнял ее, брыкающуюся, и с силой прижал к себе. – Вот так-то лучше… А что касается откровения… Так ведь и ты была не совсем правдива со мной, дорогая.

– Что ты имеешь в виду? – От того, как он это сказал, Маша мгновенно помертвела.

– Имел ведь я счастье общаться с твоим папочкой. Он ведь оглушил меня тогда, связал и швырнул под яблоней, не дав слова молвить. Не знал, дурачина старый, что за моим домом велся круглосуточный надзор, вот и облажался так безграмотно. Оглушить-то себя я ему позволил, чтобы дать возможность увидеться с тобой и как следует выговориться. Но потом я ему обо всем рассказал, пока ментов с медиками дожидался. Все, без утайки рассказал. Даже про то, как люблю тебя и как собираюсь сделать тебя счастливой.

– А что он? – Под ложечкой заныло долго и протяжно, высеивая пот между лопатками.

– А что он? – Панкратов нарочно медлил, она это знала доподлинно. – А он ничего. Так, кое-что поведал мне. Предостерег, так сказать…

– На предмет чего? – Маша широко и протяжно зевнула, ощущая свою голову на плахе.

– Это ведь его приметы сообщила глазастая соседка в день убийства твоего супруга, – начал вкрадчивым голосом Володя, все теснее прижимая ее к себе. – И это именно он побывал в тот день в вашей квартире. И он, а не кто-нибудь, вызвал тебя звонком на улицу.

– Ну… Все, наверное, так и было… – промямлила Маша.

– Так-то оно так… Но опоздал он, Машка, – шепнул ей на ухо Володя, целуя затем в мочку. – Он хотел убить этого мерзкого малого, но не успел. Когда он зашел, твой супруг как раз испускал последний вздох, дорогая…

– Отпусти! – твердым голосом потребовала она и, когда он беспрекословно ей повиновался, спросила: – И что теперь?

– А ничего. А что, собственно, случилось? – Он и в самом деле выглядел непонимающим.

– Теперь ты знаешь, и что дальше? Что ты теперь намерен делать?

– Ничего! А что должен?.. – Он обескураженно повертел головой.

– Теперь ты понимаешь, почему я не хочу иметь ребенка, и… И наши с тобой отношения, они… они построены на наших с тобой секретах… как думаешь, куда это нас с тобой может завести?

Панкратов расхохотался. Ну не придурок ли? Расхохотался почти весело, почти счастливо и абсолютно беззаботно. Потом хитро подмигнул ей и не менее хитро произнес:

– Думаю, что никуда, кроме роддома, наши с тобой отношения завести нас с тобой не смогут. И чем чаще мы с тобой будем заглядывать туда, тем лучше. А вообще-то, я собираюсь жить с тобой долго и счастливо и умереть желаю, Машка, только в один день. Запомни это…