Лето Святого Мартина - Sabatini Rafael. Страница 17

— Эй, месье, — позвал его Гарнаш, — что вам угодно в моем экипаже?

Незнакомец повернулся и удостоил Гарнаша взглядом, в котором успела отразиться большая гамма чувств: от удивления до полного пренебрежения.

— А? — невинно бросил он, и его брови как бы удивленно поползли вверх. — Извиняющийся господин? Что вы сказали?

Гарнаш приблизился к нему, за ним по пятам следовал не только Рабек, но и Гобер, появившийся здесь секундой раньше. Позади них на крыльцо лениво вывалился приятель иностранца, а в полумраке дверей можно было различить круглое лицо и любопытные, немного испуганные глаза хозяина.

— Я спросил вас, месье, — сказал Гарнаш, сдерживаясь из последних сил, — что вы потеряли в моем экипаже?

— В вашем экипаже? — откликнулся незнакомец с надменностью, становящейся все более и более вызывающей. — Полно, мой извиняющийся друг, разве все в Гренобле принадлежит вам?

Он обернулся к флегматичному форейтору.

— Вы из гостиницы «Франция», не так ли? — спросил он.

— Да, месье, — ответил форейтор, — этот экипаж был заказан прошлой ночью господином, остановившимся в «Сосущем Теленке».

— Именно так, — произнес незнакомец. Он готов был отвернуться, когда Гарнаш приблизился к нему еще на шаг.

— Я попрошу вас заметить, месье, — начал он, и хотя его тон и слова были вежливы, по дрожанию голоса было очевидно, каких усилий это ему стоило. — Я попрошу вас обратить внимание, что экипаж был доставлен сюда моим слугой, который в нем и приехал.

Кривя губы, незнакомец оглядел его с головы до пят.

— Похоже, месье, — широко усмехаясь, сказал он, — вы один из тех нахалов, которые втираются в общество джентльменов, охотясь за выгодой, которую могут из этого извлечь.

Он достал кошелек и открыл его.

— Прошлой ночью вы узурпировали мой ужин. Я стерпел это. Теперь вы собираетесь сделать то же самое с моим экипажем, а этого я уже не потерплю. Ну вот вам за ваши труды и за то, чтобы избавиться от вас, — и он швырнул парижанину серебряную монету.

Сзади кто-то вскрикнул от ужаса, Гобер рванулся вперед.

— Месье, месье, — воскликнул он. — Вы не знаете, к кому обращаетесь. Это месье Мартин Мария Ригобер де Гарнаш, военачальник армии короля.

— Я должен заметить, что из всех перечисленных имен лишь одно подходит ему, несмотря на всю его уродливость, а именно: Мария, — ухмыльнувшись, ответил иностранец и, презрительно пожав плечами, опять собрался залезть в экипаж.

И тут самообладание покинуло Гарнаша. В приступе слепой ярости, не обращая внимания на предостерегающие жесть: его верного и бдительного Рабека, он шагнул вперед и тяжело опустил руку на плечо нахала. Он схватил его в тот самый момент, когда, поставив одну ногу на подножку экипажа, а другой оставаясь еще на земле, иностранец мог быть легко выведен из равновесия; Гарнаш резко повернул его кругом и швырнул в грязь водосточной канавы.

После этого наступила зловещая пауза. Небольшая толпа собравшихся зевак быстро увеличивалась, и кто-то крикнул: «Позор! »

Этот крик только усилил гнев, охвативший парижанина. Миссия в Гренобле была забыта, мадемуазель наверху и необходимость соблюдать осторожность тоже все, кроме происходящего сейчас, сию минуту.

Незнакомец не спеша поднялся и попытался вытереть грязь со своего лица и одежды. Его слуга и приятель бросились ему помогать, но он отмахнулся от них и с горящими глазами подскочил к Гарнашу.

— Может быть, — кривя губы в язвительной усмешке, сказал он с притворной вежливостью, — может быть, месье намерен опять извиниться?

— Месье, вы сумасшедший, — прервал его Гобер. — Вы, я полагаю, иностранец, иначе бы…

Но Гарнаш оттолкнул его легонько в сторону.

— Вы очень любезны, месье Гобер, — произнес он ледяным тоном. — Я думаю, месье, в этом мире будет намного спокойнее, если вы из него исчезнете. Именно эта догадка и препятствует моим извинениям. И все же месье выразит сожаление, что он пытался присвоить себе чужой экипаж, да еще при полном отсутствии хороших манер…

— Довольно! — перебил тот. — Мы попусту тратим время, а у меня впереди долгий путь.

— Куртон, — обратился он к своему компаньону, — не сообщите ли вы мне длину шпаги этого джентльмена? Мое имя, месье, — добавил он, обращаясь к Гарнашу, — Сангвинетти note 16.

— Клянусь, — воскликнул Гарнаш, — оно соответствует вашему склочному характеру.

— И без сомнения, хорошо, — злорадно добавил Гобер. — Месье де Гарнаш, если у вас нет друзей, то я счел бы за честь быть вашим секундантом.

И он поклонился.

— О, благодарю вас, месье. Мы с вами встретились очень вовремя. Если вы завсегдатай Бургундского отеля, то, стало быть, человек благородный.

Гобер и Гарнаш отошли в сторону, совещаясь на ходу. Сангвинетти стоял в стороне с надменным и устрашающим видом, а взгляд его презрительно блуждал по лицам собравшейся толпы. Окна домов распахнулись, в них появились головы зевак, в одном из окон напротив Гарнаш увидел обрюзгшее лицо сенешала.

Рабек подошел к своему господину.

— Осторожнее, месье, — умоляющим тоном произнес он, — что, если это ловушка?

Гарнаш вздрогнул. Замечание отрезвило его и напомнило о сомнениях, которые возникли у него вчера вечером, а сейчас уступили место гневу. Однако он понимал, что зашел слишком далеко, чтобы одним махом выпутаться из этой истории. Но, по крайней мере, он мог постараться не покидать гостиницу, где находилась мадемуазель. Вот почему он подошел к Куртону и Гоберу и стал настаивать, чтобы схватка происходила в гостинице: либо в общей комнате, либо во дворе. Но хозяин, услышав их, громко запротестовал, говоря, что не может этого допустить. Ему надо заботиться о своем престиже. Он заявил, что они не должны драться в его помещениях, и одновременно умолял их даже не пытаться этого делать.

Тогда Гарнаш, будучи теперь начеку, сделал попытку уклониться от предстоящей схватки.

— Месье Куртон, — сказал он и, чувствуя, как краска стыда заливает его лицо, понял, что, возможно, куда больше мужества требуется, чтобы избежать схватки, нежели участвовать в ней. — Я забыл кое-что в пылу гнева: в настоящий момент мне будет затруднительно встретиться с вашим другом.

Куртон посмотрел на него так, будто перед ним стоял дерзкий слуга.

— И что же это за причина? — издевательски поинтересовался он.

Из окружавшей их толпы послышался смешок, и даже Гобер посмотрел на него с неодобрением.

— В самом деле, месье, — начал он, — если бы я не знал, что вы — месье де Гарнаш…

Но Гарнаш не дал ему закончить.

— А ну, разойдитесь! — закричал он и замахал кулаками направо и налево, ухмыляющиеся зеваки испуганно отпрянули назад. — Причина, месье де Куртон, — сказал он, — в том, что я не принадлежу себе. Я нахожусь в Гренобле как посланник королевы-регентши с поручением и не могу позволить вовлечь себя в ссору.

Куртон поднял брови.

— Вам следовало бы подумать об этом прежде, чем вывалять месье Сангвинетти в грязи.

— За это я принесу ему свои извинения, — нервно сглотнув, пообещал Гарнаш, — а если он все же будет настаивать на поединке, тогда поединок состоится, скажем, через месяц.

— Я не могу с этим согласиться, потому что… — возразил Куртон.

— Будьте любезны сообщить вашему другу о моем предложении, — настаивал Гарнаш, прервав его.

Куртон пожал плечами, соглашаясь, и отправился совещаться со своим товарищем.

— А-а! — раздался приглушенный, но достаточно громкий, чтобы быть услышанным всеми, голос Сангвинетти. — В таком случае он получит оплеуху за свою наглость.

И он громко приказал форейтору принести хлыст. Мозг Гарнаша, казалось, воспламенился, и эта вспышка обратила в пепел всю его осторожность.

Он шагнул вперед и заявил, что, если господин Сангвинетти разговаривает с ним в таком тоне, он готов перерезать ему глотку немедленно и в том месте, которое он сам выберет.

В конце концов, было решено не мешкая отправиться на поля Капуцинов note 17, что находятся в полумиле за францисканским монастырем note 18. Они следовали туда в таком порядке: Сангвинетти и Куртон шли впереди, за ними — Гарнаш и Гобер, а замыкала шествие толпа не только всякого сброда и бездельников, но и добропорядочных горожан. Присутствие публики подбодрило Гарнаша, к которому вернулась до некоторой степени способность размышлять. При таком количестве зрителей было немыслимо, чтобы эти люди — при условии, что они действовали по указке маркизы — осмелились предпринять какие-либо действия против правил дуэли по отношению к нему. Гарнаш оставил в гостинице Рабека и строго приказал сержанту, чтобы никто из его людей не покидал своего поста, и солдаты беспрекословно подчинялись распоряжениям его слуги. И потому Гарнаш шагал бодро, с легким сердцем.