ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША - Sabatini Rafael. Страница 73

Возможно, Ланжеак следовал данным инструкциям, а может быть, в нём заговорило подобострастие придворного подхалима, но он поспешил вывести принца из заблуждения, указав на второстепенность роли барона.

— Это скорее работа Моро, нежели господина де Баца, монсеньор.

— Моро? — Выпученные глаза его высочества округлились в недоумении. Потом из глубин его памяти всплыло неприятное воспоминание. Принц нахмурился. — А, Моро! Стало быть, он всё ещё жив? — Выражение его лица не оставляло сомнений, что известие это ему крайне неприятно. «Тяжёлый человек», — подумал Ланжеак.

— Да, он поразительно живуч, монсеньор.

Его высочество, казалось, утратил интерес к разговору. Он кратко поблагодарил господина де Ланжеака и отпустил его.

Господин д'Антраг пошёл проводить посыльного в приготовленные для него комнаты. Нужно ли говорить, что любезность д'Антрага была вызвана не только вежливостью по отношению к гостю?

— Кстати, о Моро, — сказал он, когда вывел курьера из комнаты регента, — Лучше вам никому не упоминать о том, что он жив. Этого требуют государственные интересы. Вы меня понимаете?

— Никому? — переспросил Ланжеак. Его глуповатое лицо приняло бессмысленное выражение.

— Именно так, сударь. Никому.

— Но это невозможно. Я привёз мадемуазель де Керкадью письмо от него. Если она всё ещё в Гамме…

— Письмо ничего не меняет, — перебил д'Антраг. Вы отдадите его мне. Я прошу вас об этом от имени его высочества. И забудьте, что привезли письмо. — Устремив многозначительный взгляд на озадаченного Ланжеака, он повторил: — В государственных интересах, которые я не вправе вам объяснить.

Возникла пауза. Потом Ланжеак пожал плечами, вручил д'Антрагу письмо и дал требуемое обещание. Возможно, недружелюбное отношение к Андре-Луи помогло ему сохранить безразличие.

Граф д'Антраг вернулся к принцу.

— Этот Моро снова прислал письмо, — сухо объявил он.

— Письмо? — Регент поднял глаза. Его взгляд не выражал никаких чувств.

— Мадемуазель де Керкадью. Я принёс его сюда. Едва ли мы можем допустить, чтобы его вручили адресату. Тогда стало бы известно и о других письмах.

Его высочество быстро сообразил, что подразумевает д'Антраг.

— Чёрт бы побрал вас с вашими советами! Что из всего этого выйдет? Если этот субъект в конце концов останется в живых, ваши махинации с письмами откроются. Как в таком случае мы будем выглядеть?

— Мои плечи выдержат этот груз, монсеньор. Вашему высочеству совершенно ни к чему раскрывать своё участие в маленьком обмане, продиктованном исключительно милосердием. В конце концов, крайне маловероятно, что Моро уцелеет. Рано или поздно удача ему изменит.

— Ха! А если нет?

Смуглое худое лицо графа, изборождённое, несмотря на относительно небольшой возраст, глубокими морщинами, осталось непроницаемым. Тёмные глаза смотрели твёрдо.

— Ваше высочество желает выслушать моё мнение?

— Вы же меня слышали.

— На вашем месте, монсеньор, — отчеканил д'Антраг веско, — я бы устроил так, чтобы новость о спасении Моро, даже если она и достигнет когда-нибудь ушей мадемуазель де Керкадью, пришла слишком поздно, чтобы иметь какое-либо значение.

— Бог мой! Что вы имеете в виду?

— Только то, ваше высочество, что на мой взгляд вы были чересчур терпеливы.

Казалось, регент был шокирован.

— Терпение в таких вопросах не всегда означает галантность, — осторожно заметил д'Антраг. Оно не льстит женщинам, которые, скорее простят излишнюю пылкость. Благоразумие поклонника подразумевает, что предмету поклонения недостаёт очарования.

— Чёрт побери, д'Антраг! Какой вы, оказывается, низкий человек.

— Ради вашего высочества я готов стать кем угодно, лишь бы это служило вашим интересам. Но где же здесь низость? Насколько я помню, прежде вы не колеблясь прибегали к решительным действиям, и, как должен показывать вашему высочеству прошлый опыт, ни одна женщина не может перед вами устоять. Почему же вы колеблетесь теперь? Тулон ждёт вас с нетерпением, а вы никак не можете решиться и уехать. Я прекрасно понимаю причину вашего нежелания покинуть эти места. Чего я не могу понять, так это зачем вы рискуете всем ради этой — ваше высочество простит мне такую вольность — этой безрассудной страсти.

— Тысяча чертей, д'Антраг! — Взорвался его высочество. — Теперь и вы заговорили как д'Аварэ, который только что битый час читал мне проповедь о моём долге.

— Вы ошибаетесь, сравнивая меня с д'Аварэ, монсеньор. Д'Аварэ не понимает ваших трудностей. Он предлагает вам выбирать из двух зол. Либо вы изменяете своему долгу, либо своим чувствам. Я указываю вам выход. Отправляйтесь в Тулон, но возьмите мадемуазель де Керкадью с собой.

— Ах, легко вам давать советы! Но поедет ли она?

Д'Антраг продолжал гипнотизировать взглядом своего господина. На тонких губах графа появилась тончайшая улыбка, которая странным образом подчеркнула жёсткое выражение его лица.

— При определённых обстоятельствах, безусловно, поедет, — со значением сказал он после долгой паузы.

Принц отвёл глаза. Он не мог больше выносить взгляда своего министра.

— А Керкадью? — спросил он. — Как быть с ним? Что, если он… — Его высочество не мог подобрать слов, чтобы закончить предложение.

Д'Антраг пожал плечами.

— Господин де Керкадью ставит долг по отношению к особам королевской крови превыше всего. Меня бы удивило, если он не привил то же чувство долга своей воспитаннице. Но, если у вас есть какие-то сомнения, монсеньор, если присутствие господина де Керкадью вас стесняет…

— Ещё как! Чертовски стесняет. Что ещё, по вашему, до сих пор удерживало меня? В чём ещё кроется причина моего долготерпения, которое вы считаете достойным сожаления?

— В таком случае всё легко уладить, — спокойно сказал д'Антраг и объяснил, каким образом. Пусть регент объявит о своём отъезде в Тулон. В конце концов, его нельзя больше откладывать. Принц поедет через Турин и Легорн. Ему нужно будет отправить срочное донесение принцу де Конде в Бельгию, а тем временем господин де Ланжеак, постоянный курьер его высочества, уедет с поручением куда-нибудь ещё. Единственный человек из окружения регента, которого его высочество может освободить от поездки в Тулон — господин де Керкадью. Он и повезёт письма Конде. Племянница едва ли сможет сопровождать дядю. Присутствие кузины Керкадью, госпожи де Плугастель, устраняет всякие трудности в этом отношении.

Регент погрузился в задумчивость. Он сидел, опустив голову и упираясь подбородком в грудь. Багровое лицо отчасти утратило румянец. Соблазн, предлагаемый дьявольским искусителем, был настолько велик, что у принца перехватило дыхание.

— А потом? — спросил он.

Граф д'Антраг позволил себе цинический смешок.

— Я ещё допускаю, что предварительные меры могут вызывать трудности у вашего высочества. Но чтобы монсеньор испытывал затруднения впоследствии?

Вот так и вышло, что Ланжеак, едва ли успевший отдохнуть после путешествия, в тот же день снова сел на лошадь и уехал из Гамма. На этот раз ему поручили договориться о смене лошадей на протяжении всего пути до Тулона, куда его высочеству предстояло отправиться на следующий день. Едва лишь курьер отбыл, как граф де Прованс обнаружил, что ему срочно необходим ещё один посыльный. За неимением других кандидатур пригласили господина де Керкадью и возложили эту миссию на него. Не в правилах сеньора де Гаврийяка было уклоняться от исполнения долга — в чём бы он ни заключался — перед своим принцем. Ему наказали вручить несколько писем де Конде, а по исполнении поручения вернуться в Гамм и ждать дальнейших распоряжений регента.

Если Алина и тревожилась за дядю, она ничем не выдала своего беспокойства. А в отношении себя девушка не испытывала тревоги вовсе. Она подождёт возвращения дяди в Гамме. Всё её внимание было сосредоточено только на том, чтобы должным образом экипировать господина де Керкадью для поездки.

И маленький двор его высочества, и немногие эмигранты, обосновавшиеся в деревне, испытали огромное облегчение. Наконец-то Мосье принял правильное решение и спешит в Тулон.