О героях и могилах - Сабато Эрнесто. Страница 60

XI

Думаю, только неприязнью Нормы ко мне можно объяснить, что в один из тех дней она появилась с неким существом среднего рода по имени Инес Гонсалес Итуррат. Огромного роста, дебелая, с весьма заметными усами и седоватыми волосами, эта дама была одета в английский костюм, и на ногах у нее красовались мужские туфли. Если бы не весьма пышный бюст, то с первого взгляда легко было ошибиться и обратиться к ней «сеньор». Энергичная, деловитая, она совершенно подчинила себе Норму.

– Я вас знаю, – сказал я.

– Вы – меня? – вопросила она с досадливым удивлением, будто в такой возможности было нечто оскорбительное; Норма, понятное дело, немало наговорила ей обо мне.

По правде, мне действительно почудилось, что я где-то ее видел, но разгадку этой маленькой загадки (а я еще должен был наблюдать за домом № 57, заслоненным громадой ее тела) я приберегу к концу описания малоприятной этой встречи.

Норма явно нервничала – ей хотелось, чтобы между нами завязалась полемика: терпя в спорах со мною постоянные поражения, она с мстительной радостью ожидала, что я буду наголову разбит сверхученой дамой. Однако у меня мысли были заняты совсем другим – я не мог и не должен был отвлекаться от наблюдения за домом № 57 и не проявил ни малейшего интереса к беседе с этим чучелом. И к сожалению, я в тот момент не мог подняться для приветствия, как поступил бы в любом другом случае.

Грудь Нормы ходила ходуном, напоминая кузнечные мехи.

– Инес преподавала у нас историю, я же тебе говорила.

– Да, говорила, – вежливо ответил я.

– У нас образовалась очень дружная компания девушек, и Инес нами руководит.

– Великолепно, – сказал я тем же вежливым тоном.

– Мы обсуждаем книги, ходим на выставки и на доклады.

– Превосходно.

– Совершаем экскурсии с познавательной целью.

– Замечательно.

Ее раздражение усиливалось. Уже с оттенком возмущения в голосе она продолжала:

– Теперь мы посещаем галереи и слушаем пояснения Инес и профессора Ромеро Бреста.

Ожидая моего ответа, она взглянула на меня испепеляющим взором.

– Чудесная идея, – сказал я очень учтиво.

Она же, чуть не крича, выпалила:

– Ты считаешь, что женщины должны заниматься только уборкой, мытьем посуды и другими домашними делами!

У двери дома № 57 появился какой-то тип с лестницей, но, проверив по записке номер, проследовал к соседней двери. Я успокоился и попросил Норму повторить ее последнюю фразу – я, мол, плохо ее расслышал. Тут она еще сильней разъярилась.

– Ну конечно! – воскликнула она. – Ты даже не слушаешь. Вот как тебя интересует мое мнение.

– Оно меня очень интересует.

– Шут! Ты мне тысячу раз говорил, что женщины отличаются от мужчин.

– Тем более меня должно интересовать их мнение. Всегда ведь интересно то, что отличается от тебя или тебе неизвестно.

– Ах, так! Ты, значит, полагаешь, что женщина есть нечто совершенно отличное от мужчины!

– Не стоит так горячиться, Норма, из-за столь очевидного факта.

Тут вмешалась преподавательница истории, следившая за нашей перепалкой с презрительно-иронической миной, так как наверняка была предупреждена о том, что я заядлый обскурант.

– Вы так полагаете?

– Что полагаю? – простодушно переспросил я.

– А то, что так уж очевидно, – она язвительно подчеркнула это слово, – различие между мужчиной и женщиной.

– По-моему, весь мир считает, что между мужчиной и женщиной есть некоторые существенные различия, – спокойно объяснил я.

– Мы не это имеем в виду, – с ледяной яростью возразила педагогиня. – И вы это прекрасно знаете.

– Не это? Что означает «не это»?

– Не секс, и вам это отлично известно, – отрезала она.

Она казалась мне остро отточенным и продезинфицированным скальпелем.

– По-вашему, этого мало? – спросил я.

Я начинал потихоньку веселиться, к тому же они скрашивали мне ожидание. Вот только смущало ощущение, что я где-то уже видел эту преподавательницу и не могу вспомнить – где.

– Это не самое главное! Мы имеем в виду другое – духовные качества. А то различие, которое вы, господа, усматриваете в деятельности мужчины и женщины, типично для отсталого общества.

– Ах, теперь я понял, – вполне спокойно возразил я. – Для вас различие между маткой и фаллосом – это пережиток Темных Времен. Оно исчезнет вместе с газовыми фонарями и неграмотностью.

Педагогиня побагровела: слова мои вызвали в ней не только возмущение, но и стыд – однако не из-за того, что я произнес «матка» и «фаллос»; будучи научными терминами, они шокировали ее не больше, чем «нейтрино» или «цепная реакция». Ей стало стыдно в том же смысле, как стало бы неловко профессору Эйнштейну, если бы у него спросили, справно ли работает его кишечник.

– Это просто фраза, – припечатала она. – А суть такова – ныне женщина соперничает с мужчиной в любом виде деятельности. Вот что выводит вас из себя. Поглядите на делегацию женщин, недавно прибывшую из Северной Америки: там три директора предприятий тяжелой индустрии.

Моя Норма, такая женственная, глянула на меня победоносно – вот до чего доводит неприязнь. Те директора-монстры в какой-то мере мстили за ее рабство в постели. Успехи металлургической промышленности Соединенных Штатов каким-то образом приглушали ее стоны в кульминационный момент, ее неистовую безусловную покорность. Унижение в сексуальном акте уравновешивалось успехами неорганической химии у янки.

И верно, теперь, когда я вынужден был просматривать газеты, я действительно видел там заметку о прибытии этой troupe [110].

– Есть также женщины, занимающиеся боксом, – заметил я. – И конечно, если такое уродство вас восхищает…

– Вы называете уродством тот факт, что женщина стала членом администрации в тяжелой промышленности?

Мне снова пришлось поверх атлетических плеч сеньориты Гонсалес Итуррат внимательно проследить за подозрительным прохожим. Такое мое поведение, впрочем вполне объяснимое, усилило ярость грозной фурии.

– И вам также кажется уродством, – прибавила она, ехидно прищурив глазки, – когда в науке появляется гений вроде мадам Кюри?

Ну, это было неизбежно.

– Гений, – пояснил я спокойно и назидательно, – это человек, обнаруживающий тождество противоречивых явлений. Связи между отдаленными с виду фактами. Человек, открывающий тождество за разнообразием, реальность за видимостью. Человек, который открывает, что падающий камень и непадающая луна – это один и тот же феномен.

Педагогиня слушала мое рассуждение, саркастически поблескивая глазками – как слушает учительница лживого мальчишку.

– Разве открытие мадам Кюри – это пустяк?

– Мадам Кюри, уважаемая сеньорита, не открыла закон эволюции видов. Она вышла с ружьем охотиться на тигров и наткнулась на динозавра. Если подходить с вашим критерием, надо назвать гением первого мореплавателя, который увидел мыс Горн.

– Можете говорить что угодно, но открытие мадам Кюри произвело революцию в науке.

– Если вы пойдете на охоту за тиграми и встретите кентавра, это тоже произведет революцию в зоологии. Но это не та революция, которую совершает гений.

– Так, по-вашему, женщине вообще заказан доступ к науке?

– Да нет же! Разве я говорил такое? К тому же химия сродни кухне.

– А философия? Вы наверняка запретили бы девушкам поступать на факультет философии и литературы.

– Нет. Почему же? Они там никому не мешают. Кроме того, они там находят женихов и выходят замуж.

– А философию им изучать можно?

– Пусть изучают, если хотят. Это им не повредит. Но и пользы не принесет, это уж точно. Ничего им не даст. И кстати, нет никакой опасности, что они превратятся в философов.

Тут сеньорита Гонсалес Итуррат вскричала:

– Так ведь в нашем абсурдном обществе женщинам не предоставляют равных возможностей с мужчинами!

– В самом деле? Но мы же говорили, что никто не мешает им поступать на философский факультет. Больше того, я слышал, что в этом заведении полным-полно женщин. Никто им не запрещает заниматься философией. Думать им никогда не мешали – ни дома, ни вне дома. Как можно кому-то запретить думать? А чтоб заниматься философией, надо только иметь голову на плечах и желание думать. Ныне, во времена древних греков и в ХХХ веке. Я допускаю, что общество может помешать женщине опубликовать труд по философии, может подвергнуть осмеянию, бойкоту и тому подобное. Но запретить мыслить? Так же как ни одно общество не может воспрепятствовать тому, чтобы идея Платоновой вселенной была усвоена головой женщины.