Последняя тайна храма - Сассман Пол. Страница 40

Бен-Рой долго лежал на диване, закрыв глаза: голова шла кругом, как во время качки, тошнота стягивала глотку. Он приоткрыл глаза и попытался остановить взгляд на каком-нибудь предмете, да только неудачно: перед ним, словно на карусели, пролетали не задерживаясь разрозненные образы – плейер на коленях, трещина в потолке, детектив Бати Гур [47]. Наконец взгляд его наткнулся на ряд фотографий в рамке, заполнявших полку у противоположной стены. Череда фотографических образов заставила Арие напрячься: вот они с сестрой свисают с абрикосового дерева; вот его прапрадедушка Иезекииль – непреклонный бородатый старец, еще в 1882 году в числе первых переехавший с семьей из России в Палестину, в то время находившуюся под властью Османской империи; вот Арие в день окончания полицейского училища; а вот он с Аль Пачино, который своей ролью в фильме «Серпико» подтолкнул его к решению стать полицейским. И конечно, последняя, самая большая фотография в ряду: он с Галей в Гиносаре, на фоне Галилейского моря, оба радостные, смеющиеся в камеру. Это было на его тридцатилетие, когда Галя подарила ему серебряную фляжку и кулон с миниатюрной менорой, который он с тех пор носил на шее.

Он не мог оторваться от фотографии, машинально теребя пальцами кулон, затем с усилием приподнялся на ноги и протопал в спальню. Там на стене была приклеена фотокопия газетной статьи, увеличенная в три раза, с подчеркнутыми толстыми линиями красных чернил словами, врезавшимися в его сознание: «Иерихон и долина Мертвого моря»; «Манио»; «высокий стройный мужчина»; «невиданный в истории палестинского экстремизма уровень секретности»; «внешний фактор». Бен-Рой уперся обеими руками в стену и принялся вчитываться в крупные буквы статьи, как он делал тысячу раз за этот год. В конце концов ноги его подкосились от усталости и он рухнул на кровать, уставившись на флакон одеколона на шкафу.

– Чертов нытик, – пробормотал Арие, еле шевеля языком. – Ты меня бесишь.

И в ту же секунду он погрузился в сон, храпя и сжимая пальцы в кулак, словно хватаясь за вытяжной трос парашюта.

Иерусалим

Один и тот же кошмар преследовал ее каждую ночь без исключения. Она сидит в тесном подвале, в кромешной темноте. Пол вымазан чем-то склизким, а бетонные стены источают мучительный жар. Кроме нее, в подвале находится какая-то тварь – крыса или большой скорпион, точно не сказать. Совершенно нагая, она забивается в угол, подальше от страшного существа. Но тут извне раздается скрип шарниров и стены начинают медленно сходиться, подталкивая ее к животному. Она кричит, зовет на помощь папу, настаивает, что она не предательница, что она всегда была верна Палестине… Стены сдвинулись уже совсем близко, так что нельзя вытянуться, и вот она чувствует, как к ее коже прикасается ужасное существо. Она пытается не шевелиться и сдерживает дыхание, но существо, медленно перебирая липкими конечностями, крадется вверх по ее ноге, пока не заползает в промежность. Не в силах сдерживаться, она начинает дергаться и бьется о стены, однако боль внутри жжет только острее…

– Нет! – закричала Лайла на всю квартиру, вскакивая с кровати в холодном поту. – О Боже, пожалуйста, не надо!

Несколько секунд она тряслась и задыхалась, все еще не отойдя от кошмара, в ушах беспрерывно стоял звон. Наконец дыхание успокоилось, тело перестало дергаться и потеть, но звон не прекратился. Прошло еще несколько мгновений, прежде чем Лайла сообразила, что это телефон. Взглянув на светящиеся цифры будильника – 1.30, – она свесила ноги с кровати и, протерев глаза, прошла в рабочий кабинет.

– Лайла, это ты?

Звонил Том Робертс.

– Сейчас полвторого ночи, – раздраженно, заплетающимся языком ответила она.

– О Боже, прости меня, Лайла! Честное слово, я не знал, что так поздно. Я просто… Ну ладно, я могу перезвонить завтра.

Он говорил возбужденно, вероятно, заработавшись.

– Что ты хотел сказать?

– Так, ничего особенного. Я перезвоню.

– Я уже не сплю. Том.

Она еще не окончательно отошла от кошмара и потому говорила резко, подозрительно. У нее было нехорошее подозрение, что Робертс начнет сбивчивым голосом рассказывать, как он влюблен и не может без нее жить.

– Знаешь, я долго думал после нашей сегодняшней встречи…

«О Господи, только не сейчас!» – пронеслось в голове у Лайлы.

– …и мне кажется, я угадал, кто такой Г.Р.

Прошла секунда, пока она осознала, о чем говорит Робертс. В тот же момент Лайла пробудилась окончательно, словно пронзенная электрическим током, и, включив настольную лампу, стала искать ручку и бумагу.

– И кто же?

– Не пойму, почему я сразу не вспомнил… Так или иначе, упоминание Иерусалима и загадочных раскопок достаточно прозрачно указывают на то, что под инициалами Г.Р. мог скрываться некто Вильгельм де Релинкур.

Она нахмурилась, не касаясь ручкой бумаги.

– Но ведь инициалы-то Г.Р., а не В.Р.

– Правильно. Только в средневековой латыни имя «Вильгельм» транскрибировалось как «Гийом», через «Г». Из-за этого, наверное, мне сразу и не пришло в голову, кто он такой.

Она записала имя и провела под ним жирную черту.

– Так кто он был такой?

– Вот это самое интересное, – сказал Робертс. – Насколько я помню – правда, я не очень силен в этом периоде, я тебе уже говорил… В общем, этот человек построил, вернее, перестроил храм Гроба Господня. Первоначальная постройка была византийская. Или римская?.. Ладно, не важно. Главное, что, по слухам, когда Вильгельм де Релинкур раскапывал фундамент, он наткнулся на какое-то невероятное сокровище.

Лайла почувствовала, как мурашки побежали по коже.

– Что за сокровище?

– Я не знаю. Думаю, вообще никто не знает. Об этом рассказывается в одной хронике Крестовых походов – Вильгельма Тирского, если не ошибаюсь. Необыкновенное совпадение – одни и те же инициалы, приблизительно одно и то же время, Иерусалим, загадочное сокровище… Необыкновенно, не правда ли?

Лайла набросала пару заметок на бумаге, затем взяла перевод письма, который они сделали вечером, и перечитала его.

– Ты слушаешь, Лайла?

– Да, перечитываю послание.

Дочитав, она отложила письмо в сторону и провела рукой по коротко постриженным волосам.

– В средневековой истории я полный ноль, Том. Я могу в считанные часы получить любую информацию о каком-нибудь политике или комитете, но вот Средние века для меня настоящая терра инкогнита.

Наступила короткая пауза.

– Если ты не против, мы могли бы…

– Нет, Том, я буду искать все сама. – Она знала, куда он клонит. – Ты уж извини, я так всегда делаю. Ничего личного, просто я привыкла работать в одиночку.

Голос у нее жесткий, колючий. В иной раз Лайла извинилась бы – что бы она вообще делала, если бы не он! – однако сейчас она была не в духе.

– Конечно, конечно, – промямлил Робертс, сбитый с толку ее категоричностью. – Понимаю. Я и сам так привык.

– Мне нужно проконсультироваться. Том. Поговорить с кем-то, кто сечет во всем этом. Можешь посоветовать кого-нибудь?

Она слышала его дыхание на другом конце провода.

– Пожалуйста, Том!

Снова молчание.

– Есть один человек в храме Гроба Господня, – сказал он наконец; в голосе слегка чувствовалась обида. – Православный священник, грек. Отец Сергий – так его зовут. Толстый такой. Знает все по церковной истории. Несколько книг написал.

Лайла записала имя.

– Спасибо огромное, Том. Я тебе очень признательна.

Она чувствовала, что этих слов недостаточно. Он ждал чего-то более значительного, более теплого. Но она была не в духе. Теперь ее волновал только Вильгельм де Релинкур.

– Спасибо, – повторила Лайла. – Я позвоню тебе.

Она повесила трубку, включила ноутбук, подсоединила кабель и, запустив браузер, набрала в поисковой строке «Гугля» три слова: «Вильгельм де Релинкур».