Лебединая дорога - Семенова Мария Васильевна. Страница 35
Она шла к нему по длинному дому — высокая, почти как Видга, одетая по-мужски. Сидевшие в доме посматривали на нее и весело шутили, но она не глядела ни вправо, ни влево. Подошла к лежавшему Халльгриму и остановилась, и пламя очага отразилось в карих глазах.
И Халльгрим подумал про себя, как скверно, когда не заживают раны и эта красавица должна видеть перед собой не вождя, а беспомощную развалину под одеялом…
— Мои люди называют меня старшим сыном Виглафа, — сказал он ей хмуро. — А это Хельги, мой брат. Что он еще собирался ей сказать, этого он никогда впоследствии припомнить не мог. Потому что как раз тогда-то они и услышали ее голос. Голос девчонки, не умевшей говорить!
— Так значит, вот ты каков, Халльгрим Виглафссон, — сказала она негромко. — А мое имя Вигдис. И Рунольва Скальда называли моим отцом!
Халльгрим почему-то не удивился ни ее голосу, ни этим словам. А может, и хотел удивиться, но не успел. Рыжая Вигдис прыгнула к нему, как кошка на мышь.
И тяжелый нож взвился у нее в руке!
Но как ни проворна была дочь Рунольва Скальда, Хельги Виглафссон оказался проворней. Железная рука сына Ворона встретила ее посередине прыжка…
И отшвырнула, оглушенную, на десять шагов, едва не опрокинув прямо в очаг.
Вскочить ей не дали. Видга подоспел едва ли не прежде, чем она растянулась на полу. Пригвоздил острым коленом, завернул за спину руки. Вигдис сражалась молча и яростно, извивалась, пыталась укусить… Кто-то протянул Видге веревку. Видга затянул узел и одним жестоким рывком поставил девушку на ноги — снова лицом к отцу.
— Стало быть, вот в кого ты такая рыжая, — сказал ей Хельги. — А кормили тебя, верно, мясом волка, ворона и ядовитой змеи, чтобы стала свирепой. Вот только зря ты думала, что лучшего из нас так просто убить. Думай теперь о том, что будет с тобой!
— А ничего не будет, — сказал Халльгрим угрюмо. — Женщинам не мстят. И она делала то, что должна была сделать.
Вигдис стояла молча и глядела куда-то сквозь стену, поверх его головы…
Теперь в ее лице не было ни кровинки. Наверное, она заранее готовила себя к расправе, что последует за свершившейся местью… Но чтобы кончилось так!
А Халльгриму она казалась еще краше прежнего, другое дело, что он не собирался говорить об этом вслух. И теперь он знал, для чего родился на свет.
Для того, чтобы когда-нибудь покрыть эти волосы свадебным платком. И дождаться от нее сына. Такого же рыжего, как она сама. Как Рунольв…
А за плечом Вигдис стоял Видга. И держал в руке отнятый у нее нож. И никто не придумал бы для нее казни достойнее, чем он… Но Халльгрим едва его замечал.
— Вот только придется все-таки тебя запереть, — сказал он пленнице. — А то еще перережешь нас всех.
И воины засмеялись, хотя многим сразу стало казаться, что этакое благородство не должно было довести до добра.
Ближе к празднику Йоль, после которого день принимается расти, Халльгрим начал садиться, а потом и вставать. И вот наконец Видга впервые вывел его во двор, разрешил постоять немного на вольном воздухе, в бледных солнечных лучах, светивших все-таки ярче очага.
Видга показал ему крепкую бревенчатую клеть, стоявшую отдельно:
— Вон там Вигдис сидит…
— А не холодно ей? — спросил Халльгрим. И, наверное, как-то странно спросил, потому что сын посмотрел на него с удивлением.
И ответил:
— Как раз! Ас-стейнн-ки таскает ей еду, и они разговаривают. Вигдис ей все рассказывает, какой великий хевдинг был Рунольв, и Ас-стейнн-ки ее слушает.
А я сторожу, чтобы эта Рунольвдоттир не выскочила и не убежала!
Халльгрим подумал о том, что не окажется первым, кто женится на дочери врага… И дал Видге увести себя в дом.
Женщины поставили пиво для праздника Йоль. Согласно обычаю — на сто сорок горшков! По тому, хорошее ли получится пиво, станут судить о благосклонности богов. А потом запьют им священное мясо коня, которое всегда готовят для жертвенных пиров…
Вот в такое время, в сырую метельную ночь, и пропала рыжая Вигдис.
Звениславка и Видга обнаружили это прежде всех других. Тяжелый засов, запиравший клеть снаружи, был поднят; уж как она ухитрилась с ним справиться, можно было узнать только у нее одной. И вместе с Вигдис пропал серый конь, наследство Рунольва. Следы копыт вели на лед застывшей бухты и дальше за сваи — могучий конь перескочил через них без большого труда. Когда это увидели, многие припомнили конский топот, и впрямь будто бы послышавшийся в ночи. Хельги, запоздало схватившись, пошел проверить, на месте ли копье Гадюка и меч Разлучник, которые он повесил над своей постелью. Он не удивился бы, если бы исчезли и они. Но меч и копье оказались нетронуты.
— Рыжая ведьма! — сказал Хельги. — Если бы она сюда забралась, уж точно прирезала бы и Халльгрима, и меня. Умереть спящим!
Не нашли только нож, который она принесла с собой в Морской Дом. Этот нож Видга воткнул в стену конюшни, возле стойла серого жеребца. Там, должно быть, Вигдис его и взяла…
Люди шумели, обсуждая случившееся. Халльгрим хевдинг молча взял лыжи и отправился на лед — посмотреть, в какую сторону уходили следы. Видга хотел было его остановить, но Халльгрим ему даже не ответил. Метель, притихшая было, поднималась снова, и мокрый снег валил плотной стеной, залепляя глаза. Во главе десятка людей Халльгрим выбрался из бухты и пошел по следам.
И довольно скоро следы привели их к большой полынье, из которой валил пар, и ветер нес его прочь. Снежные хлопья падали в полынью и, набухая, плавали в черной воде.
Полынью обошли, но на другой стороне следов видно не было. Могло быть и так, что их просто замело. Но могло быть и иначе. Халльгрим остановился у кромки льда и велел спустить в полынью якорь на длинной веревке. Это было сделано, но так и не удалось зацепить ни Вигдис, ни коня. Тогда Халлыриму показалось, что по дну шарили не очень старательно, и он взялся за дело сам.
— Раны откроются, — сказал ему Видга. Халльгрим промолчал и на этот раз.
Никогда он не был особенно разговорчив.
А потом наступил самый короткий день в году, и было съедено мясо коня и выпито пиво. Люди разложили на дворе костры, плясали и веселились, кто как умел. Один Халльгрим просидел сиднем все три дня, вертя в руках полупустой рог.