Соблазн в шелках - Янг Андреа. Страница 54

– Не знаю, как ты, – сказала она, – но я, когда нервничаю, должна что-нибудь съесть, так что давай поедим.

Он как-то умудрился изобразить на лице подобие улыбки – жалкое, надо сказать, подобие.

– Боюсь, тебе придется есть одной. Я в такие моменты сожалею о том, что бросил курить, потому что сейчас выкурил бы целую пачку самых длинных сигарет.

Учитывая его состояние, она не собиралась высказывать неодобрения по этому поводу.

– Если тебе очень хочется, то мы могли бы заказать еще и пачку сигарет.

– Я могу выкурить всю пачку, и в твоей комнате нечем будет дышать.

– При сложившихся обстоятельствах я не стану возражать. – Он покачал головой.

– Нет, я слишком долго не курил, так что поздно начинать снова.

Она сидела в кресле, стараясь прогнать беспокойство, от которого щемило сердце.

– Гай, не буду повторять это дважды и не пытаюсь просто утешить тебя, но вполне возможно, что они пошли куда-нибудь с этим пареньком и что-нибудь помешало им вернуться вовремя.

Они могли пойти на какую-нибудь вечеринку, где он мог выпить лишнего и не смог вовремя доставить ее назад на машине. Можно назвать сколько угодно совершенно безобидных причин, объясняющих, почему Аннушка до сих пор не вернулась.

– Да, хождение из угла в угол едва ли принесет пользу, – пробормотал Гай, взъерошивая рукой волосы, и с тяжелым вздохом опустился в другое кресло.

У него был такой измученный вид, что Клодии стало безумно жалко его. Ей хотелось уложить Гая в постель рядом с собой, обнять и убаюкать, чтобы он заснул, но она понимала, что Гай сейчас ни за что не позволит ей это сделать.

– Расскажи мне о раннем детстве Аннушки. Какая она была?

На губах его промелькнула ностальгическая улыбка.

– Она могла быть настоящим маленьким чертенком, но умела очаровать любого. Она… – Гамильтон замолчал. – Позвоню-ка я регистратору и скажу, чтобы перевели звонок сюда.

Взяв трубку, он сказал:

– Я просил позвонить мне, как только вернется моя дочь, но не хочу, чтобы меня беспокоили. Не могли бы вы передать сообщение через коллегу из номера триста девять? Это очень важно. – Гай сделал паузу. – Нет, все в порядке, спасибо. Они, должно быть, ломают голову, не понимая, что происходит, – пробормотал он, снова усаживаясь в кресло. – Удивляются, наверное, почему я просто не подсуну ей под дверь записку.

– А мог бы.

– Она сделает вид, что не заметила ее.

– Ну, ладно. А теперь продолжай, – сказала Клодия. – Ты начал рассказывать об очаровательном маленьком чертенке. Она действительно была очень озорной?

– Временами могла кого угодно довести, до белого каления, но, наверное, все дети таковы. – Гай помедлил… – Забавно, какие мелочи сохраняются в памяти… У нее была книга детских стишков, которую мы без конца перечитывали. Некоторые стихи ее очень расстраивали, особенно, стишок о старой голодной собаке Матушки Хабборт. В конце концов мне пришлось нарисовать в книге две косточки и приписать без позволения автора другую концовку.

– Что это был за стишок?

– Я теперь не помню.

Враль.

– Постарайся вспомнить. Я напомню начало.

Она взглянула на него, ожидая продолжения. Смущенно улыбнувшись, Гай продолжил:

Клодия рассмеялась.

– Литературным шедевром это, конечно, не назовешь, но цель была достигнута: Аннушка успокоилась, – продолжал он. – Правда, после этого она усвоила, что позволительно что угодно писать и рисовать в книгах.

Важно было начать, а потом его уже не нужно было понукать. Он рассказал ей о том, как они отдыхали у моря, где он учил Аннушку плавать; о том, как он учил ее кататься на лыжах и как она его поначалу оскандалила.

Принесли шоколад и сандвичи, и Гай, хотя и утверждал, что; не хочет есть, съел гораздо больше, чем она. Однако он по-прежнему время от времени посматривал на часы.

Клодия молила Бога, чтобы Гаю удалось поспать и хотя бы на короткое время позабыть о своих страхах. Если бы он сейчас просто закрыл глаза…

В конце концов она пустилась на маленькую хитрость.

– Мне надо в туалет, – сказала она и, тихо закрыв за собой дверь, несколько минут сидела на краешке ванны. Потом спустила воду, на минуту открыла кран и очень осторожно вернулась в комнату.

Ее уловка сработала. Гай спал.

Она потихоньку, чтобы не разбудить его, прилегла на кровать. Часы доказывали 6.40.

О Боже, пусть она вернется поскорее. Пусть с ней все будет, в порядке. Пусть с ней не случится ничего хуже головной боли с похмелья.

Она не собиралась засыпать, но удерживать, открытыми отяжелевшие веки становилось все труднее. Когда наконец зазвонил телефон, Клодия сразу же проснулась.

– Да?

Гай тоже проснулся и насторожился.

– Большое спасибо, – сказала она в трубку, почувствовав безмерное облегчение. – Да, я передам ему. Аннушка поднимается на третий этаж, – сказала она, обращаясь к Гаю.

Он на секунду закрыл глаза, как будто без слов возблагодарил небо, хотя едва ли умел делать это. Потом метнулся к двери.

– Я ее убью!

– Гай!

Бесполезно. Он выскочил в коридор, оставив дверь нараспашку, а Клодия в напряженном ожидании осталась сидеть на кровати.

Не прошло и секунды, как она услышала его голос:

– Кто это такой, черт возьми? Где ты была?

Неужели? Клодия подкралась ближе к двери. Он стоял возле самой двери, откуда-то из глубины коридора послышался жалобный голосок:

– Папа, прошу тебя…

– Прошу прощения, сэр, – послышался чей-то голос с заметным американским акцентом. Тон был явно извиняющимся. – Она не предупредила меня, что ей не разрешили выходить. Мы были в яхт-клубе. Мои друзья собрались прогуляться на лодках вдоль побережья и пригласили нас. Мы должны были вернуться вчера к восьми часам вечера, но погода испортилась. Мы пытались выйти в море, но были вынуждены вернуться. Для легких катеров волна была слишком высокой. Нам всем пришлось заночевать на берегу. Я еще раз приношу свои извинения, сэр. – Последовала короткая пауза. – Я пришел сюда с ней, чтобы все объяснить. Она боялась, что вы очень сильно рассердитесь.

В этом он был прав.

Гай заговорил более спокойным тоном:

– Не смотрите на меня с таким испугом, я не собираюсь драться. Вы хорошо поступили, что пришли объясниться, а теперь вам лучше исчезнуть.

– Понял, сэр, – с явным облегчением отозвался паренек. – Увидимся, Аннушка.

– Пока, Сэмми.

Последовало короткое молчание, пока Сэмми вызывал лифт, благодаря Всевышнего, что удалось убраться подобру-поздорову от разъяренного папаши, потом Гай произнес:

– Ну?

– Ради Бога, не начинай. – Теперь, когда худшее осталось позади, жалобная интонация напрочь исчезла из тона Аннушки. – Я почти не спала всю ночь, устала, и мне нужно поскорее принять душ. Разве обязательно было разговаривать с ним подобным тоном? Его отец – большая шишка в Ливане, а он в следующем году поступает в школу бизнеса в Гарварде.

– Да пусть он будет хоть сам Ага Хан, мне безразлично, – заорал Гай. – Ты понятия не имеешь о том, как я беспокоился! Думаешь, я спал?

– Нет, потому что ты сам задаешь этот вопрос. Но могу догадаться, чем ты занимался, потому что вышел сам знаешь из чьей комнаты.

Последовала пауза, во время которой Клодия чуть не лишилась чувств.

Он заговорил, и каждое его слово падало как удар хлыста.