Похищение века - Серова Марина Сергеевна. Страница 15

И что-то в нем неприятное, крысиное…

Я внимательно осмотрела пустой кейс, в котором обычно путешествует по миру плащ Радамеса. Тоже ничего подозрительного. В два огромных, еще не «растаможенных» кофра со сценической амуницией фамозо кантанте я едва заглянула.

Что толку? На изучение всего этого великолепия, с помощью которого дон Марти обращается в египетского «героя-любовника» Радамеса, надо было бы по-хорошему потратить целый день. Да и маловероятно, чтобы Хосе припрятал среди хозяйских париков и панталон наркотики, контрабандные бриллианты или долларовую «неучтенку» и спокойно покинул все это на произвол судьбы в своем номере.

Словом, к исходу получаса настроение у меня было совсем упадническое. Добавьте к этому, что я поминутно дергалась из-за телефонных звонков, раздававшихся в номере Мартинеса. Да уж, «дорогой гость Тарасова» был нарасхват! — Но мне-то всякий раз думалось, что это — сигнал о приближении блудного Хосе! Хотя предчувствие недвусмысленно говорило мне, что он, по выражению его патрона, влип в какую-то скверную историю.

В последней надежде я подошла к окну — тому самому, через которое удрали сначала вороватый «дам», а чуть позже — «проспавший» плащ костюмер. Открыла обе рамы и выглянула наружу. Одному Богу (но уж никак не мне!) было ведомо, что я рассчитывала там увидеть — не распростертое же тело Хосе!

Увы, сумки с плащом Радамеса под окном тоже не оказалось. Я мельком взглянула на пожарную лестницу. Взобравшись на широкий мраморный подоконник, до нее легко можно было дотянуться рукой. Правда, обрывается метрах в двух от земли, но это же ерунда…

Я закрыла наружную раму, рассеянно думая о преимуществах старинных зданий: вот могут же люди позволять себе не заклеивать окна на зиму — и ничего, в номерах тепло… Оставалось только нести моему звездному клиенту свою повинную детективную голову. Стоп, а это что такое?..

В щель междурамного пространства завалился маленький клочок плотной глянцевой бумаги — так глубоко, что я не сразу его заметила.

Боясь верить в удачу, я осторожно извлекла его, как если бы он мог рассыпаться.

Это был свернутый вдвое листочек из карманного блокнота. Запись, сделанная на нем — черной шариковой ручкой, мелким размашистым почерком, — в первые секунды показалась мне полнейшей абракадаброй. Возможно, потому, что не только почерк был неразборчивый, но и язык — иностранный.

Приглядевшись, я поняла, что считать эту надпись «иностранной», пожалуй, слишком: это были шесть имен, мужских и женских, записанные в одну строчку латинскими буквами. Быть может, я ломала бы голову гораздо дольше, если бы первыми в этом списке не стояли слишком хорошо знакомые мне «Radames» и «Aida». В середке я узнала еще одно имя — «Otello» (не знать, кто такой Отелло, было бы непростительно даже для меня. Как же, как же! Помните, из школьных сочинений:

«Отелло рассвирепело и убило Дездемону…»).

Дездемоны, правда, тут не было, зато была какая-то «Violetta» — хотя и не знакомая мне, но, по крайней мере, понятная.

А вот с одним именем у меня вообще вышла напряженка. Я не только не имела понятия, о ком речь, но даже не смогла его прочитать.

Все было отчеркнуто жирной чертой. Ниже стояла цифра «133», обведенная кружком, а рядом — еще одно имя: «Mario». Замыкала страничку какая-то примитивная схема из двух пересекающихся линий и фигурной загибистой стрелки.

Вот так криптограмма!

Ладно, начнем сначала: оно-то, пожалуй, и есть ключ ко всему остальному. Тем более что по части оперных героев у меня есть высококвалифицированный консультант.

— Дон Мигель! Михаил Викторович! — Я бросилась в мартинесовские покои.

— Боже мой, как официально! — Он почти столкнулся со мной в проходе между номерами. — Какое заявление вы хотите сделать, Танечка? Нашли контрабанду?

Но, увидев на моем лице печать детективного вдохновения, а в руке — неведомую бумажку, «русский испанец» сразу заразился моим волнением:

— Что это у вас?!

— Посмотрите, это почерк Хосе? Эти имена — персонажи опер? Вы понимаете, что все это значит? — Я вывалила на него сразу целую кучу вопросов.

— Спокойно, разберемся… — Клиент взял у меня бумажку. — Да, это рука Хосе! Что за чертовщина… Где вы это нашли, Таня?

— Между рамами окна. Думаю, она выпала у него из кармана, когда он вылезал на пожарную лестницу. Так вы не знаете, что это может означать?

— Понятия не имею! Определенно могу сказать только, что это действительно оперные персонажи. Кстати, все — мужские, я имею в виду — теноровые партии, из моего репертуара. Аида и Виолетта — героини, мои партнерши. Но вот Марио… Марио… Марио… Нет, такого я не помню. Пожалуй, Таня, это уже из другой оперы! — Мигель засмеялся удачному каламбуру.

Я подошла к нему вплотную и тоже заглянула в записку, которую он держал в руке.

— Но кто это здесь третий по счету? — робко спросила я. — Я думала, что это Хосе зачем-то написал свое имя…

— Танечка! — только хорошее воспитание не позволило ему сказать: «Эх ты, темнота!» — Это же Хозе! Великая «Кармен»! Помните?..

Он прочистил горло, отступил на два шага, с мольбой протянул ко мне руку и пропел:

— «Навек я твой, моя Кармен! Моя Кармен… навек… я твой!»

Никогда бы не поверила, если бы мне сказали, что коротенькая музыкальная фраза произведет на меня такое впечатление. Я услышала в ней не только мощь, от которой тоненько зазвенели подвески хрустальной люстры, но и душу, любящую и страдающую… Черт возьми, не зря они с ним так носятся, эти оперные фанаты!

Фамозо кантанте отвесил мне шутливый поклон, с достоинством выпрямился:

— Ну как, «моя Кармен»?

— Здорово! — восхитилась я. — Но что все-таки означает эта оперная «цепочка»?

— Постойте-ка… — Мигель опять посмотрел на каракули своего костюмера. — А что, если это примитивный шифр, а? Если, скажем, Хосе хотел по буквам записать какое-нибудь незнакомое слово, название? Ведь он театральный человек, и первые имена, которые придут ему в голову, — это имена оперных персонажей, причем наиболее близких ему. Давайте посмотрим…

Но я уже не слушала его, я уже смотрела. Ну конечно… Конечно! Радамес — "Р", Аида — "А", Хозе — "X", Отелло — "О", Виолетта — "В", Альфред — "А"… РАХОВА! Улица Рахова; 133! Ну, «дядюшка»!..