Похищение века - Серова Марина Сергеевна. Страница 16

— Ну, Мигель! Миша…

От избытка благодарности я уже опять примеривалась к его щеке, но… Он твердо взял мою голову в свои ладони:

— Ну уж нет, не выйдет! Теперь моя очередь.

По-родственному… Я заслужил, правда?

Записка Хосе полетела на пол…

Ну, если это называется «по-родственному», то… Стало быть, мой клиент имел в виду более близкое родство, чем то, в котором мы с ним числимся. В этот поцелуй он вложил весь свой испанский темперамент, помноженный на русскую широту и непосредственность. Свидетельствую: это он тоже делает неплохо — в полном соответствии со своим кредо артиста. Ну очень неплохо!

— Мне пора… — прошептал герой-любовник, из последних сил отстраняясь от меня.

— Мне тоже."

— Вы куда сейчас, Таня?

— На улицу Рахова, 133.

— А что там — вы знаете?

— Понятия не имею. Но узнаю.

— Но это может быть опасно!

— Выходить на сцену тоже опасно: юпитер может на голову упасть. Или помост — обвалиться… А опаснее всего — для моего расследования! — нам с вами сейчас оставаться наедине.

Он страстно сверкнул глазами и увлек меня к выходу:

— Идемте, «моя Кармен»!

— Кармен? А я думала, что я Аида, вы же Радамес.

— Нет, вы Кармен, Танечка! Роковая женщина… А Хозе я тоже люблю. Собственно, у этих двух бедняг — Хозе и Радамеса — похожие судьбы: оба предают свой долг ради любви и погибают… Вот и я из-за вас, Таня, на репетицию опоздал! И, кажется, тоже уже погиб… — Мигель рассмеялся своим бархатным смехом. — Слышите, телефон разрывается? Не буду брать… Кстати, звонил наш милейший директор, Федор Ильич. Интересовался, есть ли прогресс в нашем деле. Что мне ему сказать? Ведь он тоже ваш клиент.

— Скажите ему, что все тип-топ.

— «Тип»… что? Я не знаю этого выражения.

— Ну, не все же вам знать!

Даже будучи увлечена своим «увлечением», я не забыла, пользуясь безлюдьем в гостиничном коридоре, тщательно осмотреть замки номеров 23 и 24. Как я и думала, было не похоже, чтобы в них копались отмычкой.

На шумный, забитый народом проспект Кирова мы вышли вместе. Портье сделал вид, что ему это совершенно безразлично.

Разношерстной публике «тарасовского Арбата» было, как ни прискорбно, начхать на великого кантанте Мигеля Мартинеса. «Арбат» жил своей жизнью, далекой от «великих, непреходящих ценностей человечества». Здесь Мигель был только одним из толпы. Лишь несколько ближайших женских голов повернулись в его сторону. Но только потому, что дон Марти действительно был заметным мужчиной. Даже в такой толпе!

Погода решила сегодня побаловать тарасовцев и гостей города: ветерок был потеплее, солнце — поласковей вчерашнего. Но, увы, пройтись под руку нам было недосуг: Мигель поворачивал налево, а я — направо. Навстречу неизвестности.

— Пожалуйста, будьте осторожны, Таня! Если бы я знал, что буду так волноваться за вас, то имел бы дело только с мужчиной-детективом!

Мой клиент заставил себя погасить свое волнение приятной улыбкой и, конечно, на прощание приложился к моей ручке.

Мои губы невольно ей позавидовали…

«Он оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли он…» Мы оглянулись оба, и «русский испанец» махнул мне рукой.

Нечасто, Танечка, вам так везет с клиентом.

Тьфу ты, под его влиянием сама себя уже на «вы» называю! Я-то надеялась, что он хотя бы после своего «родственного излияния» исправится, перестанет «выкать»… Но не тут-то было! Кабальеро, одним словом.

Итак, Рахова, 133. Центр, пешего ходу от «Астории» — пятнадцать минут. Я знаю этот район, даже представила себе квартал. Одни девятиэтажные громады… Как я буду там искать какого-то неведомого Марио?

Итальяшка, что ли? Откуда он на улице Рахова? Уж не сицилийская ли мафия открыла свое представительство в Тарасове?..

Нет, а все-таки Мигель молодец. Ловко он разобрался с этой писулькой! Конечно, я и без его подсказки догадалась бы через секунду-другую, просто он был в своей стихии, да и Хосе лучше знает. Но все равно — голова! И вообще…

Ладно, Бог не выдаст — Марио не съест! На местности сориентируюсь. Может, стрелка поможет? «Ориентировка» Эстебана лежала у меня в сумочке, но доставать ее не было необходимости: в памяти у меня она засела крепко, как фотокадр.

Друг ты мой… единственный… Который «старый и верный»! Не пора ли мне вспомнить, наконец, что ты есть? И — кто ты есть. И где ты есть…

И не пора ли тебе поддержать меня и даже преподнести мне сюрприз?