Тринадцатая сказка - Сеттерфилд Диана. Страница 34

– Я совсем не хотел… Я только подумал… Ведь ты вроде бы… Но теперь это уже не суть важно… Ты не ушиблась, моя милая?

Я ощущала себя съежившейся до размеров ребенка. Впрочем, и в этом человеке при его чудовищных габаритах было нечто детское. Его пухлая круглощекая физиономия не допускала наличия морщин, а плешь на макушке была обрамлена венцом серебристо-белых кудрей. Глаза его были почти так же круглы, как оправа его очков. И эти прозрачно-голубые глаза лучились добротой и участием.

Я, должно быть, выглядела сильно потрясенной. И наверняка была очень бледна. Он опустился на колени рядом со мной и взял меня за руку.

– Ну и ну, шмякнулась ты будь здоров… Если бы только я… но я никогда… Пульс явно частит. Да уж…

У меня болела голень. Я нащупала свободной рукой прореху на колене брюк и, поднеся пальцы к глазам, увидела кровь.

– Ох ты, милая моя… Что-то с ногой? Не иначе как сломана. Ты можешь ею пошевелить?

Я успешно пошевелила ногой, и на лице человека изобразилось огромное облегчение.

– Слава тебе, господи! Я бы себе никогда не простил. Подожди немного, и я… я сейчас вернусь… одна минута…

И он поспешно удалился. Его ноги безупречно протанцевали между многочисленными препятствиями и поскакали вверх по лестнице, тогда как его торс спокойно плыл над ними, словно не имея никакого отношения к череде стремительных движений, совершаемых нижней частью тела.

Я сделала глубокий вздох и стала ждать.

– Чайник скоро закипит, – объявил он, вернувшись.

В его руке я увидела стандартный пакет первой помощи, белый с красным крестом, из которого он извлек пузырек йода и марлевый тампон.

– Я всегда говорил: «Кто-то когда-нибудь здесь точно покалечится» – и на такой случай много лет держал эту аптечку.

Лучше перестраховаться, верно? Ох ты, бедняжка… – Он страдальчески поморщился, прижигая мое пораненное колено йодом. – Потерпи чуть-чуть, моя милая.

– У вас здесь есть электричество? – спросила я. От всего происходящего у меня шла кругом голова.

– Электричество? В этих-то руинах? – Мой вопрос его поразил и, вероятно, навел на мысль о сотрясении мозга, сказавшемся на моей способности рассуждать здраво.

– Мне показалось, вы что-то говорили о закипающем чайнике.

– А, понимаю! У меня есть походная плитка. Раньше я пользовался термосом, но… – Он тряхнул головой. – Чай из термоса не так вкусен, ты согласна? Сильно болит?

– Уже лучше.

– Молодец. А шмякнулась ты здорово!.. Но вернемся к чаю: с лимоном и сахаром тебя устроит? Молока, увы, нет. Как и холодильника.

– С лимоном будет в самый раз.

– Отлично. Погода нынче ясная, так что будем пить чай на свежем воздухе.

Он направился к парадной двери и отодвинул засов. Со скрипом – хотя и не таким сильным, как можно было ожидать, –створки разошлись в стороны. Я начала подниматься с пола.

– Не шевелись!

Великан протанцевал обратно и склонился надо мной, после чего я взлетела в воздух и была плавно вынесена наружу. Он усадил меня бочком на спину одной из каменных кошек, которыми я восхищалась часом ранее.

– Подожди здесь, я скоро вернусь и угощу тебя превосходным чаем! – сказал он, удаляясь обратно в дом.

Я видела, как его широкая спина всплыла по лестнице и исчезла в коридоре второго этажа.

– Тебе удобно?

Я кивнула.

– Чудесно! – Он улыбался так, словно это и впрямь было чудом. – Думаю, нам пора познакомиться. Меня зовут Лав. Аврелиус Альфонс Лав. Или просто Аврелиус.

Он смотрел на меня выжидающе.

– Маргарет Ли.

– Маргарет. – Он расплылся в улыбке. – Великолепно. Просто великолепно. Угощайся.

Он поместил какой-то сверток между ушей черной кошки и медленно, уголок за уголком, его развернул. На салфетке лежали два больших куска темного кекса. Я взяла свою долю и впилась в нее зубами. Кекс оказался идеальным угощением для такого холодного дня: щедро приправленный имбирем, сладкий и пряный одновременно. Великан налил чай в изящные фарфоровые чашки, поднес мне сахарницу, а затем извлек из нагрудного кармана синий бархатный футляр и открыл его. Внутри на подкладке лежала серебряная чайная ложка, ручку которой украшала вытянутая буква «А» в виде стилизованного ангела. Я взяла ложечку, помешала свой чай и вернула ему.

Я отдала должное еде и питью, а радушный хозяин меж тем устроился на спине второй кошки – или, скорее, котенка, каковым тотчас обернулся в сравнении с ним сей монументальный зверь. Он ел молча, аккуратно и сосредоточенно. При этом он поглядывал на меня, стараясь определить, нравится ли мне угощенье.

– Очень вкусно, – сказала я. – Полагаю, это домашняя выпечка?

Расстояние между двумя кошками достигало десятка футов, и, обращаясь друг к другу, мы были вынуждены слегка повышать голос, что придавало беседе налет театральности, словно мы работали на публику. И у нас действительно была публика. На опушке парка в лучах солнца стоял олень, с любопытством нас разглядывая. Спокойный и настороженный одновременно, он был абсолютно неподвижен, только ноздри трепетали при дыхании. Обнаружив, что я его заметила, он не попытался бежать – вероятно, решил, что меня можно не опасаться.

Мой сотрапезник вытер пальцы салфеткой, встряхнул ее, очищая от крошек, и сложил вчетверо.

– Понравилось? Этот рецепт мне дала миссис Лав. Я научился печь этот кекс, когда был еще ребенком. Миссис Лав великолепно готовила. И вообще чудесная была женщина. Увы, сейчас ее с нами нет. Конечно, она прожила долгую жизнь, но хотелось надеяться… Стало быть, не суждено.

– Понимаю, – сказала я, хотя на самом деле поняла далеко не все.

Кто была миссис Лав – его жена? Однако он сказал, что пек ее кексы еще в детстве. Если же это была его мать, почему он назвал ее «миссис Лав»? Две вещи, впрочем, были очевидны: то, что он ее любил, и то, что она умерла.

– Мне очень жаль, – сказала я.

Он принял мои соболезнования с печальным выражением лица, но уже через секунду оно прояснилось.

– Думаю, это можно считать достойным памятником в ее честь, как по-твоему? Я говорю про кекс.

– Безусловно. А как давно вы ее потеряли? Он задумался, вспоминая.

– Примерно лет двадцать тому. Хотя мне кажется, что прошло много больше. Или меньше. Это ведь как посмотреть.

Я кивнула. Наши взгляды на время во многом совпадали.

Несколько секунд прошли в молчании. Взглянув в сторону парка, я увидела новых оленей, которые выходили из-за деревьев на залитую солнцем опушку. Боль в ноге стихала. Я чувствовала себя гораздо лучше.

– Скажи мне… – начал великан и запнулся. Чувствовалось, что он собирается с духом, прежде чем задать вопрос. – У тебя есть мама?

Я вздрогнула от неожиданности. Посторонние люди в общении со мной, как правило, не доходят до стадии личных вопросов.

– Мне не стоило об этом спрашивать? Прости меня, но… Как бы это сказать? Семейная тема, она ведь… Конечно, если ты против таких разговоров… Извини.

– Ничего, я не против, – сказала я.

И я действительно была не против. Возможно, сказалась серия полученных мною потрясений или же странная обстановка, в которой я находилась, но я чувствовала, что могу свободно говорить о своих личных делах с этим человеком и что все мною сказанное не выйдет за пределы этого места и не начнет свободно гулять по свету. Поэтому я ответила на его вопрос.

– Да, у меня есть мама.

– Мама! О, это так… это так… – Тоска и жажда были в его глазах. – Иметь маму – что может быть прекраснее! – наконец воскликнул он.

Это прозвучало как приглашение к дальнейшим откровенностям.

– У вас, я так понимаю, нет мамы? – спросила я.

Лицо его исказилось, как от боли.

– К сожалению… Я всегда мечтал иметь… Как и отца… Ни братьев, ни сестер. Никакой родни вообще. В детстве я часто воображал, что у меня большая семья. Я придумал себе семью: много-много поколений. Смешно, правда? – При этом ничто в выражении его лица не располагало к смеху. – Что до настоящей мамы… То есть которую бы я знал… Понятно, что матери есть у всех. Другое дело: не все знают свою мать. И я всегда надеялся, что однажды… Такое ведь может случится, почему бы нет? Я до сих пор надеюсь.