Мама - Севела Эфраим. Страница 14
Полковник пытается спасти положение:
— Господа, прошу внимания. Если кто-то понимает по-польски, не обращайте внимания на его слова… Человек контужен. А кроме того, скромность мужественного воина, совершившего подвиг не ради славы, а во имя освобождения своего любимого отечества.
Янкель сорвал одеяло и снова сел в кровати.
— Если вы журналисты, то у меня к вам просьба. Переводите.
Женщина-офицер понурившись стала переводить журналистам.
— Напишите в газетах… — попросил Янкель, — Янкель Лапидус ищет свою маму, оставшуюся в Вильно. Каждый, кто знает хоть что-нибудь о ее судьбе, пусть напишет мне… все время вижу ее во сне и слышу, как она поет… колыбельную песенку.
И Янкель запел колыбельную про белую-белую козочку, которая отправится на ярмарку и привезет мальчику гостинцы — миндаль и изюм…
Совершенно-сбитый с толку, полковник стал оттеснять напирающих журналистов:
— Господа, как вы понимаете, он контужен и у него не в порядке с головой… Пресс-конференция закончена. Герою нужен абсолютный покой.
В палату вбегают встревоженные медсестры и укладывают поющего Янкеля, капают в стакан успокоительные капли.
В полутемном ресторане Тобрука, полном военных, заунывно звучит восточная музыка.
Унтер-офицер Заремба залпом опрокинул в рот стакан виски и стукнул кулаком по уставленному закусками и пустыми бутылками столу. С ним пьют еще несколько польских военных. За другими столами — английские солдаты. Арабы-официанты в белых одеяниях бесшумно движутся между столами, жонглируя подносами на высоко поднятых руках.
— Пся крэв! Холера ясна! — рычит Заремба. — Я тоже оглох. А крест дали еврею! Всегда они нашего брата обставят! У, хитрая нация!
Он наотмашь влепил в живот проходившему официанту, и тот со звоном рассыпал посуду на пол. Собутыльник Зарембы укоризненно заметил:
— Чего ты его ударил? Он не еврей!
— Все равно! — бушует Заремба. — Не люблю… брюнетов.
В польском штабе идет совещание. Низкорослый полковник, весь в аксельбантах, докладывает офицерам:
— Господа, приближаются важные события. После успешного завершения кампании в Африке, союзные войска нацелились на Европу. Для высадки на континент подготавливаются отборные части из самых лучших и храбрых солдат. Этим подразделениям предстоит первыми ступить на многострадальную землю оккупированной Европы. Они примут на себя первый удар и, конечно, понесут наибольшие потери, но зато откроют путь всей нашей армии. Отряды храбрецов называются «коммандос». Нам оказана великая честь послать в отряды «коммандос» своих польских орлов, лучших из лучших, храбрейших из храбрых. Какие будут предложения?
Офицеры зашептались между собой, и, наконец, один попросил слова, выражая мнение всех собравшихся:
— Рядовой Ян Лапидус, покрывший наши знамена неувядаемой славой» — лучшая кандидатура в отряды «коммандос». Кавалеру креста Виктории самим Богом указано место в гуще боев.
— Прекрасно! — вскричал полковник. — Не возражаю. Пусть от нас в «коммандос» идет Лапидус. А еще кто? Помнится мне, взводом героя командовал бравый унтер-офицер… если память мне не изменяет… Заремба. Человек, воспитавший героя, сам становится героем. Не будем разлучать товарищей по оружию. Возражений нет?
— Разрешите справку? — со стула поднялся штабной офицер. — Унтер-офицер Заремба, несомненно, достойный кандидат в эти самые… «коммандос», но он, к сожалению, не транспортабелен. Находится в госпитале на излечении. Получил ножевое ранение в столкновении с местными жителями.
Морская волна лениво плещет о берег. Восходящее солнце серебрит воду. На берегу офицеры в пятнистом маскировочном обмундировании, в беретах набекрень, обходят строй «коммандос» — рослых, здоровенных как на подбор солдат в таком же обмундировании и в таких же беретах. Крутые подбородки, крепкие бычьи шеи. Берет за беретом. Как по струнке. Лишь в одном месте линия беретов нарушена. Провал. Один «коммандос» присел на корточки и торопливо зашнуровывает ботинок. Янкель, а это он, поднял виноватые глаза на поравнявшегося офицера. Офицер хотел было рассердиться, но, увидев болтающийся на груди солдата крест Виктории, смягчился.
— Обладатель такой высокой награды должен по крайней мере владеть нехитрым искусством шнуровки ботинок, — съязвил англичанин.
Янкель поднялся с корточек, вытянул руки по швам и простодушно улыбнулся офицеру.
— Имя? — совсем не строго спросил английский офицер.
— Ян Лапидус! — выпятил грудь Янкель. Английский офицер окинул его оценивающим взглядом:
— Кавалеру креста Виктории больше к лицу настоящее английское имя — Джек. Отныне ты больше не Ян Лапидус, а Джек Лапидус. И в извещении о твоей героической гибели будет стоять это имя… к немалому удивлению твоих родителей… Прошу прощения. Это английский юмор.
— У меня тоже есть чувство юмора, — не обиделся Янкель, — а из родителей — лишь одна мать. В Вильно.
Английский офицер поднял бровь:
— Где это… Вильно?
— В Польше, — пояснил Янкель. — Вернее, был в Польше. Потом был занят Советским Союзом. А теперь оккупирован Германией.
Английский офицер сокрушенно вздохнул:
— Далеко тебя занесло… от твоей мамы. Придется добираться к ней через весь континент. С юга на север. Наша первая цель — остров Сицилия.
Высадка войск союзников в Сицилии. Армады самолетов в небе. Гигантские корабли обстреливают укрепления противника. Ощетинился огнем из бетонных амбразур каменистый берег. Надувные лодки с «коммандос» устремляются навстречу гибельному огню.
На «коммандос» глубокие американские каски. В руках — автоматы и ножи. Янкель вместе с другими прыгает из надувной лодки и по грудь в воде пробирается к берегу. Снаряды ложатся рядом, поднимая фонтаны воды к небу. Неумолимо грохочут пулеметы, и один за другим, слева и справа от Янкеля, уходят в воду и больше не появляются храбрые «коммандос». На сушу их выбралось живыми не больше половины состава, и здесь их стали косить пулеметным огнем. Падают убитые. Корчатся на земле раненые. А с моря движется, по шею в воде, новая цепь «коммандос».