Мама - Севела Эфраим. Страница 15
Выбравшись на сушу, Янкель обнаружил, что на его ногах лишь один ботинок, вторая нога — босая. Он вернулся на мелководье и вытащил из песка свой увязший ботинок, сел на берегу и стал обуваться. Мимо него пробегают вперед «коммандос» и валятся, скошенные огнем. Один из «коммандос», с развевающимся знаменем в руках, был подстрелен, когда пробегал мимо Янкеля. Звездно-полосатое полотнище упало на Янкеля, укутав его. Янкель барахтается под знаменем.
Вдоль горизонта вытянулись боевые корабли, прикрывая своим огнем высадку десанта.
На мостике крейсера американский адмирал оторвался от бинокля и возбужденно сказал:
— Наш флаг — на занятом плацдарме. Приступить к высадке главных сил!
К полудню сопротивление противника было сломлено. Утих огонь.
Все побережье усеяно трупами. Набегающая волна колышет тех, кто упал, не дойдя до берега.
С самоходных барж по мосткам съезжают танки, «виллисы». Адмирал в сопровождении свиты тоже сходит на берег. Среди убитых один, завернутый в американский флаг. По указанию адмирала солдаты бережно разматывают флаг с тела и обнаруживают живого и невредимого Янкеля. Его поднимают и ставят на ноги. Адмиралу докладывают, что это единственный уцелевший из «коммандос». Янкель сидит в песке и зашнуровывает свой злополучный ботинок. Адмирал по-отечески улыбается и, опустившись на колено, помогает герою справиться со шнуровкой.
Площадь городка в Сицилии.
Перед строем американских солдат генерал объявляет о награждении рядового Джека Лапидуса американским орденом Пурпурное сердце, а также, по поручению прльского командования, польским орденом Виртути Милитари. Два новых ордена увенчивают грудь Янкеля.
Союзные войска вступили в столицу Италии Рим. Население восторженно встречает освободителей. Девушки зацеловывают чумазых солдат, разъезжающих в «виллисах» по улицам древнего города.
Янкель сидит в кафе. Официантки щебечущей стайкой окружили его столик, трогают пальцами ордена и медали, спрашивают их названия. Янкель, смущаясь, поясняет:
— Это — крест Виктории. Британский орден. А это — польский, Виртути Милитари. Это — американский. Пурпурное сердце. А это…
— Ой, какой же вы храбрец! — восторгается официантка. — Представляю, сколько немцев вы уложили!
— Ни одного, — устремил он на нее свои печальные глаза.
— Шутите! — рассмеялась официантка. — А за что вам столько орденов повесили?
Янкель пожал плечами:
— Вы думаете, я знаю?
— Скромность украшает героя, — отзывается из-за стойки старая буфетчица. — Помню, в первую мировую войну был у меня кавалер, вся грудь в крестах, а спросишь, за что, говорит: сам не знаю.
— Но я действительно никого не убил, — пытается убедить их Янкель, — я плохо стреляю!
От этих слов официантки приходят в восторг:
— Какая скромность! Какое чувство юмора! Вот это настоящий герой!
К столику подходит нищий музыкант с аккордеоном и с печальными, как у Янкеля, глазами.
— Сыграй нашему герою! — попросила его буфетчица. — По его желанию!
Музыкант оглядел Янкеля и сказал:
— Я знаю, что ему сыграть.
Он растянул меха аккордеона и, горестно прикрыв веками глаза, завел еврейскую песню «Ди идише маме». И все в кафе умолкли, увидев, как у солдата наполнились слезами глаза. Вот-вот зарыдает. Музыкант оборвал мелодию.
— Откуда вы знаете эту песню? — спросил растроганный Янкель.
— Откуда? — невесело усмехнулся музыкант. — А какой еврей не знает этой песни о маме? Скажи мне лучше, откуда ты родом? Я, например, из Вильно.
— Из Вильно? — вскочил Янкель. — И я из Вильно! Господи, встретить в Риме живого еврея, да еще из Вильно! Садитесь к столу, поставьте аккордеон на пол. Я вас угощаю!
Музыкант сел к столу. Официантки по кивку буфетчицы быстро уставили стол бутылками и закусками.
— Дорогой мой, где вы жили в Вильно? — не сводит с него глаз Янкель.
— На Антолке.
— На Антолке? — вскричал Янкель. — Знаю! Собор Петра и Павла. А я — на Погулянке.
— На Погулянке? — вскричал музыкант. — Как же! Знаю!
— Знаете? — хлопнул его по плечу Янкель. — А, может быть, помните магазин «Горячие бублики. Мадам Лапидус и сын»?
— Наивный вопрос, — покачал головой музыкант. — Какой же виленчанин не знал этот магазин?
— Так это я! — заорал Янкель. — Мадам Лапидус — моя мама, а сын — это я.
— Подумать только! Я ведь у вас покупал бублики! Янкель совсем раскис от избытка чувств:
— Дайте я вас обниму. Вы для меня как родственник. А скажите, как вы в Риме очутились? Из Вильно.
— А как вы? — совсем как в Вильно, вопросом на вопрос ответил музыкант.
— Ну, я — совсем другое дело. Я искал маму. Да, да. Как вышел в сентябре тридцать девятого года из горящей Варшавы, чтоб увидеть маму, так и иду по сей день. По-моему, уже полпланеты обошел…
Два пьяных, в обнимку, шатаясь, движутся по узкой римской улочке. Один — в военной форме, другой — в штатском рванье и играет на аккордеоне. Оба навзрыд тянут песню «Ди идише маме».
Американский военный патруль — два рослых негра в белых касках, хотели было призвать их к порядку, но, увидев набор орденов на груди Янкеля, вытянулись по стойке «смирно» и отдали честь.
Летом 1944 года войска союзников высадились на Европейском континенте с Севера. В Нормандии началась крупнейшая битва второй мировой войны. В проливах Ла-Манш и Па-де-Кале, отделяющих британские острова от Франции, был сконцентрирован огромный флот, на аэродромах — тысячи транспортных самолетов для переброски воздушных десантов.
И вот наступил день «Д». Флот подверг французское побережье сокрушительному артиллерийскому удару, и стаи десантных судов устремились через проливы под огнем немецкого «Атлантического вала». В воздухе столкнулась авиация обеих сторон, отплевывая пылающие самолеты в воды Ла-Манша. Под покровом ночи на глубинных аэродромах шла посадка парашютистов в закамуфлированные «Дугласы».
Затылок в затылок движутся парашютисты к люку «Дугласа» и один за другим исчезают в его чреве. На головах — стальные каски. На груди и на спине — парашютные мешки. Одеты в комбинезоны. На ногах — высокие армейские ботинки. Цепочка грузящихся в самолет парашютистов размыкается. Один присел на корточки и поспешно зашнуровывает ботинок. Задние, недовольно качая касками, обходят его. Присел Янкель, Джек Лапидус.