Драконовы сны - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 19
Никто, кроме Марты.
Травник впервые воочию увидел эту женщину, ту самую Марту, что вечно была на кухне и так смешно боялась мышей, коренастую, широкобедрую, с морщинистыми сильными руками, изъеденными бесконечной стиркой и мытьем посуды, руками, которые сейчас поддерживали голову Томаса. Она была единственной, кто не ушел, не оставил его в беде.
Жуга шагнул вперед. Марта подняла голову. В глазах ее отразился ужас.
— Не подходи! — взвизгнула она и снова разразилась рыданиями. — Не тронь, не смей!
Травник опустился на колени, протянул руку.
— Я хочу помочь, — тихо сказал он.
— Уходи!
Не слушая ее, Жуга стянул свой ремень и принялся накладывать жгут.
Глаза кабатчика открылись, нашарили травника.
— А, Лис… — прохрипел он. Содрогнулся в судорожном кашле. В горле его забулькало, струйка крови стекла изо рта на рубаху. — Доигрался… Пришел… посмотреть?
— Это не я, Томас, — сказал Жуга. Голос его был на удивление тверд и спокоен. — Кто-то другой натравливает собак.
— Какая… разница… теперь… — слова текли мучительно и медленно, как воск с растаявшей свечи. Марта плакала, теперь уже беззвучно.
— Молчи, побереги лучше силы.
— Силы?.. Толку… умираю…
Кто-то сдавленно икнул и рванулся к двери, не выдержав такого зрелища. Ему уступили дорогу, да еще и дали пинка напоследок, чтоб не лез вперед, коль брюхом слаб. Народ в корчме молчал, лишь изредка проносился по рядам людей глухой тревожный шепоток.
Жуга перетянул кабатчику жгутом руку выше локтя, взялся за вторую. Осторожно тронул растерзанную шею и замер в нерешительности. Так же осторожно оттянул края раны, вгляделся в кровавое месиво. Взгляд его помрачнел.
Надежды не было никакой.
Если бы по какой-то нелепой случайности сонная артерия осталась незадетой, если бы кто-то чуть раньше додумался перетянуть ему вены, если бы Жуга бежал чуть быстрее, если бы, если бы, если бы… Всех пальцев на руках не хватит сосчитать все «если». Смерть приближалась к Томасу быстро и неотвратимо, семимильными шагами, и ей не было совершенно никакого дела до всех людей, что встанут на ее пути. Ничто человеческое не могло ему помочь.
Ничто.
Человеческое.
Жуга помедлил, собираясь с мыслями.
Он мог помочь кабатчику. Мог, но для этого пришлось бы вновь вернуть все то, от чего он, казалось, навсегда избавился, вернуть свой дар, свое проклятие, все, что вело его, тащило за уши по злым дорогам спятившей судьбы всего лишь год тому назад, и шрамы на теле, в душе и в сердце его еще не успели зажить. Чем все это могло обернуться теперь, травник мог лишь гадать, а выбор — его выбор лежал сейчас на полу, хрипел разодранным горлом, отсчитывая каплями кровавой клепсидры последние минуты бытия.
Травник закусил губу. «А так хотелось хоть немного пожить спокойно…»
Он уже знал, какое примет решение. В любом случае медлить было нельзя — гораздо проще исцелить еще живого, чем оживлять потом умершего.
Жуга встал и быстрым взглядом окинул толпу.
— Ты, ты и ты, — окровавленным пальцем указал он на троих, стоявших впереди, — бегите на кухню. Несите воду, всю, которую найдете. Быстро! — рявкнул он, заметив, что они не спешат подчиняться. Толпа встревоженно загудела, когда травник снова обернулся к ней. — Остальные — все вон!
Он помедлил и на краткий миг закрыл глаза, ощущая в пальцах колючий холодок серой магической мощи.
Смерть пришла и встала на пороге.
— Вон!!! — заорал он.
Толпа шарахнулась к выходу.
В просторный зал корчмы под «Красным петухом» Жуга ворвался как ядро из катапульты. Взъерошенный, в разодранной рубахе, выпачканной кровью, он хлопнул дверью так, что с потолочных балок посыпалась сажа, и сразу же, без всяких слов направился к занавеске, за которой обычно сиживал хозяин. Один из вышибал метнулся, чтоб его остановить, ухватил за плечо. Затрещала рубаха. Жуга, не замедляя шага, потянул его руку на себя, слегка присел, толкнул ладонью в грудь, и вышибала с грохотом и треском растянулся на полу, сметая лавки и столы. Выражение его лица было самое, что ни на есть растерянное. Посетители заоборачивались, кто-то выругался.
Жуга прошел через весь зал и остановился у стойки.
— Что за шум? — Вальтер возник на пороге, огляделся и только теперь заметил травника. — А, это ты… Что на этот раз?
— Все то же, — травник навалился на стойку. — Поговорим, Вальтер?
Поверженный вышибала наконец-то выбрался из груды обломков и снова подскочил к Жуге. Занес руку для удара.
— Фриц! — коротко и хлестко бросил Вальтер. Громила вопрошающе глянул на хозяина. — Ты мне больше не нужен. Я тебя увольняю.
— Но…
— Расчет получишь завтра. — Он повернулся к травнику, который за время всей этой сцены даже не дрогнул, и молча оглядел его с ног до головы. — А ты, я гляжу, не угомонился. Чего надо?
— Все, что ты знаешь о собаках. Не притворяйся, будто ты здесь не при чем.
— А мне и не надо притворяться, — хмыкнул тот, — я ничего о них не знаю.
— Вальтер, не дури. Сегодня вечером задрали Томаса из «Двух башмаков». — Было видно, как Вальтер побледнел, несмотря на всю свою выдержку. Жуга подался вперед, к кабатчику. — Он что-то знал. И ты знаешь, но молчишь.
— Я ничего не знаю.
— Врешь!
— Убери руки!
Кабатчик ничего не успел предпринять. Стоявший у стойки худой парнишка в короткой синей куртке вдруг резко развернулся, в воздухе мелькнуло лезвие меча и вонзилось в стойку, туда, где лишь мгновение назад лежали руки травника. Жуга проворно отскочил, увернулся. Меч свистнул раз, другой, и противники замерли друг напротив друга.
— Еще раз дернешься, гаденыш, и я тебя прибью. Ты понял?!
Травник поднял взгляд.
Перед ним была женщина. Рыжеволосая, поджарая, в мужской одежде, похожая на дикую растрепанную кошку. Меч в ее руках слегка подрагивал.
— Что там, Беата? — окликнул их кто-то из компании, сидевшей за крайним столом, у камина. Высокий мужчина поднялся и направился к ним. — Вот те раз! — он выпучил глаза, — да это же Лис!
— Знаешь его? — Беата бросила короткий взгляд на подошедшего, но меч не убрала.
— Чертова задница, знаю ли я?! — возмутился тот. — Я ж те толкую — этот паря мне огниво продал! Ага. Да опусти железку, слышь-ка! Давай, Лис, подсаживайся к нам, не обидим.
Травник молча смотрел на Эриха, наряженного в новенький, расшитый серебром по красному полукафтан. У пояса, набитого в три ряда большими медными бляшками, висели сабля и туго набитый кошель. Дружки солдата — трое у камина, забеспокоились, один из них встал и двинулся к стойке. Этот был длинноволос, ростом чуть пониже Эриха и одет во все серое. Его узкое, породистое лицо немного портили на удивление густые брови. У пояса его был меч, голенище высокого сапога для верховой езды оттопыривала рукоять кинжала. Левый глаз его едва заметно дергался.
— Что за фрукт? — он кивнул на Жугу. Голос его травнику не понравился.
— А? — Эрих завертел головой. — Да помощник Рудольфов. Помнишь, я те говорил? — он снова повернулся к травнику. — Так ты идешь, нет?
Жуга молчал. Ему было, над чем подумать.
От одежды всех троих еле ощутимо тянуло острым характерным запахом, которого травник не чуял уже много месяцев, но узнал мгновенно — запахом жженой конопли.
За столом у камина курили гашиш.
— Нет, — сказал он наконец. — Недосуг мне сегодня. В другой раз.
Беата, помедлив, убрала меч в ножны. Фыркнула и отвернулась.
— Ну, как знаешь, — Эрих порылся в кошельке, ухватил травника за руку и шлепнул ему в ладонь монету. — Держи, приятель. Выпьешь как-нибудь за наше здоровье. Ну, бывай!
Все трое направились к столу, посчитав инцидент исчерпанным. Травник молча посмотрел им вслед, затем опустил взгляд.
На ладони его лежала монета. Толстая, чуть потемневшего литого серебра.
На семь углов.
Бликса уже почти заснул, когда внизу гулко стукнула дверь. Старая лестница заскрипела.