Руны судьбы - Скирюк Дмитрий Игоревич. Страница 58
Палец толстяка, весь грязный, в цыпках, с обгрызенным ногтем дёргался не в такт словам и временами будто бы грозил — то травнику, то Золтану, то им обоим, то каминному огню. Старик в углу, похожий на большую полинялую ворону, встрепенулся от этих криков, вскинулся и заморгал воспалёнными веками. Золтан и Жуга переглянулись. Золтан сделал попытку встать, но травник жестом удержал его, поднялся сам, неторопливо отодвинул стул и, стараясь не делать резких движений, шагнул к толстяку. Мягко тронул его за руку, несильно надавил, заставил опустить. Взгляд Смитте снова стал пустым. Жуга провёл ему ладонью по вискам, шепнул два слова — Золтан не сумел услышать, что это были за слова, но Смитте сразу успокоился. Бессмысленный поток его речей прервался на полуслове. Он сжал голову руками и замер, будто вслушивался сам в себя. Травник развернул его и, мягко подталкивая, отвёл обратно за стол у камина, где и усадил на лавку. Смитте отпустил виски, машинально потянул к себе полупустую кружку, сгрёб её в ладони и стал пить, проливая пиво на рубашку. Кружка вскоре опустела, а он всё как будто пил и пил, двигая небритым кадыком, и это было так нелепо и так страшно, что при взгляде на него мурашки шевелили кожу на спине. Каким-то нутром Золтан почувствовал, что это не было обычным опьянением, и в глазах его медленно проступало понимание.
Это вообще не было опьянением.
Смитте был безумен.
— Так значит, это он…
Травник вернулся к столу. Сложил руки пред собою, повернул их ладонями вверх и долго так на них смотрел. Вздохнул.
— Золтан, — сказал он, не поднимая глаз, — поверь, мне очень жаль.
— Что ты… Что с ним?
— Я не знаю. Если бы мог, я бы помог, но я правда не знаю.
Смитте опустил свою кружку со стуком, от которого вздрогнули оба, посмотрел направо, налево, свесил свою маленькую голову на грудь и снова задремал. Часы на башне пробили одиннадцать. Трактирщик выглянул на шум из кухни, вышел, подобрал пустую кружку и, с неодобрением качая головой, унёс её за стойку.
— Что он говорил? — спросил Золтан.
— Ничего.
— Но — монастырь… Какой монастырь? Какая горящая вода?
— Понятия не имею, — признался травник.
— Напоминает бредни Олле. Ты не находишь?
— Олле? — пробормотал Жуга, глядя в никуда перед собой. — Олле… — Он вздохнул и потряс головой.
— Как же давно всё это было. Нора, Тил… Рик… Странно, что ты ещё это помнишь.
— Такое забудешь, как же! — Золтан с видимым усилием взял себя в руки и вернулся к прежней теме.
— Однако ладно. Так что там с рунами? Что они тебе предсказали?
Травник поднял взгляд.
— Ученика.
От обычных вечерних размышлений брата Себастьяна отвлёк стук в дверь. Стук был тихий, вежливый и вместе с тем весьма настойчивый. Священник встал, шагнул было к двери, но уже на втором шаге вспомнил, что не задвинул засов, и остановился посредине комнаты.
— Кто там? — спросил он, и добавил: — Входите: не заперто.
Дверь скрипнула и на пороге нарисовался кабатчик — полноватый лысоватый тип лет сорока с перевязанной щекой. Глазки его беспокойно бегали.
Пламя свечи, стоявшей на столе, заколыхалось.
— А, это вы, сын мой, — кивнул монах. — Вы что-то хотели?
— Это… Покорнейше прошу меня простить, святой отец, — ответил тот и выгнулся в поклоне, — а только вы мне сами велели зайти…
— Я? — брат Себастьян приподнял бровь. — Признаться, не припомню. А в чём дело?
— Это… Там человек сидит внизу.
— Человек?
— Ага, — кабатчик закивал. — Тот, о котором вы просили сообщить, ежели он объявится. Так вот он, стало быть, объявился… Объявился, стало быть. Ага.
И он умолк.
Монах перевёл свой взгляд на дверь. Скулы его напряглись.
— Мальчишка? — спросил он, не поворачивая головы.
— Что? — вскинулся хозяин «Синей Сойки». — А, нет. Тот, другой. Который рыжий.
— Вы уверены?
— Он, точно говорю вам: он. Лис, стало быть. Кабы просто так, а то ведь вы его портрет же мне показывали. Да и я вроде как видал его раньше — где-то с год тому назад. Я же сразу же сказал вам давеча, что вроде как его припоминаю…
Брат Себастьян уже не слушал, поглощённый какими-то своими мыслями. Бросил взгляд на кровать: время было позднее, Томас уже успел заснуть, но теперь он пробудился, приподнялся на локте и вслушивался в их разговор.
Кабатчик облизал сухие губы.
— Так что прикажете делать-то, а, ваше преподобие?
Брат Себастьян помедлил.
— Ничего, — сказал он наконец. — Ничего не надо делать, любезнейший. Ступайте вниз, к себе за стойку. И не подавайте вида, будто что-то произошло. Да, и ещё… — он вынул из кошелька на поясе испанский дукат, помедлил, сунул его обратно, достал заместо этого полновесный флорин и протянул его трактирщику:
— Вот, примите это в знак благодарности, а также — как плату за жильё. Святая Церковь не забудет помощь, которую вы ей оказали.
— Э-ээ… плату за жильё? — насторожился тот. — Вы собираетесь съехать, святой отец?
— Да, — кивнул священник, — мы съезжаем. Только попрошу вас никому о том не говорить.
Глаза кабатчика блеснули. Он с коротким поклоном «принял» монету, поднёс её к глазам, но куснуть постеснялся, бросил на монаха испуганный взгляд, зажал плату в кулаке и попятился к выходу.
— Благодарим покорно… Покорно благодарим… Если потребуется… Это… Завсегда, значит…
— Ступайте, сын мой.
В голосе священника мягко спружинил металл, и дверь за корчмарём торопливо закрылась. В наступившей тишине можно было расслышать, как в коридоре клацнула на зубах несчастная монета.
— Вы думаете, это п-п… правда он? — нарушил молчание Томас.
— Всё может быть, сын мой, всё может быть, — рассеянно отозвался священник. Несмотря на явное возбуждение, он выглядел спокойным и сосредоточенным. — Всё может быть.
Томас сел и свесил ноги на пол. Наклонился и нашарил под кроватью свои башмаки.
— Что мы будем делать?
— Мы? — обернулся на вопрос священник. — Думаю, что ничего.
— Н-ничего? — опешил парнишка и замер с башмаком в руке. — Но как же так…
— Именно так. увы, сын мой, нам положительно сегодня не везёт. Теперь я вижу, что с моей стороны было несколько опрометчиво отпустить сегодня всех стражников в поход по кабакам. Но с другой стороны наш путь был долог, а грешная натура требует простых утех… Но не надо падать духом. Для начала попробуем узнать, действительно ли этот человек тот, кого мы ищем. Надевай свой башмак, и давай попробуем незаметно выбраться на лестницу. Как ты полагаешь, Томас, оттуда можно разглядеть посетителей?
Молчание длилось так долго, что огонь в камине успел прогореть. Вернувшийся трактирщик подбросил угля, поворошил в огне каминными щипцами, дождался, пока возрождённое пламя с гудением не устремилось вверх по узкой глотке дымохода, и направился к столу, за которым сидели Золтан и Жуга.
— Не желают ли почтенные господа заказать чего-нибудь? Вина? Закуски?
К щеке его полоской грязноватой тряпки была привязана половинка печёной луковицы: трактирщик самопальным методом тянул фурункул.
— Нет, спасибо, — машинально отозвался Золтан, погружённый в свои мысли.
— А я бы съел чего-нибудь, — вскользь обронил Жуга. — Веришь ли, весь день жру всухомятку — колбаса, да колбаса… Да и замёрз я что-то. Есть у тебя чего-нибудь горячее?
— Прощенья просим, но горячего не осталось. Если только подождёте…
— Подождём.
Без лишних слов трактирщик удалился.
— Плохо, — заявил вдруг Золтан. — Ученик нам сейчас совсем ни к чему.
— Нам? — переспросил Жуга. — Кому это «нам»?
— Ну, тебе, мне, ещё кому-нибудь…
— Кому, например?
Хагг поморщился.
— Жуга, перестань, — раздражённо сказал он. — Не цепляйся к словам. Ты же сам прекрасно всё понимаешь.
— Если честно, — нахмурился травник, — я ничего не понимаю. Нет, погоди, — он жестом остановил Золтана, который уже раскрыл было рот, чтоб возразить ему, придвинул табуретку и подсел поближе. — Ты обещал мне помочь разобраться. Так давай, помогай.